– Только никого ни о чем не спрашивайте, – остерегает он меня и хмуро, невесело фыркает. – А то они еще ухватятся за эту мысль.

Мы смеемся.

Мы оба еще посмеиваемся, когда Кейгл распахивает дверь кабинета и мы видим, что с его секретаршей разговаривает моя секретарша.

– Ой, мистер Слокум, – радостно щебечет она в своей обычной манере, и я жалею, что не уволил ее. – Мистер Бэрон просил вас сразу же к нему зайти.

Кейгл оттаскивает меня в сторону.

– Зачем вы ему понадобились? – В голосе его испуг.

– Почем я знаю?

– Пойдите узнайте.

– А вы думали, я не пойду?

– И если он обмолвится, что меня хотят гнать, сразу же приходите и скажите мне.

– Ну ясно.

– Придете, да?

– Конечно, приду. Черт возьми, Энди, вы что – не доверяете мне?

– Вы куда? – спрашивает меня Грин, когда я встречаюсь с ним в коридоре по пути в кабинет Артура Бэрона.

– Меня вызывает Артур Бэрон.

Грин замирает на месте, в глазах у него ужас; я с трудом удерживаюсь, чтобы не рассмеяться ему в лицо.

– Вы-то ему на что? – спрашивает он.

– Понятия не имею.

– Пожалуй, пойдите узнайте.

– А вы думали, я не пойду?

– Бросьте вы свой ехидный тон, – рявкает Грин, и, сконфуженный и усмиренный этой гневной вспышкой, я опускаю глаза. – Еще вопрос, могу ли я вам доверять.

– Извините, Джек, – бормочу я. – Я совсем не хотел язвить.

– Как только он вас отпустит, сразу ко мне, – приказывает Грин. – Я хочу знать, что он скажет. Хочу знать, увольняют меня или нет.

Потом я наталкиваюсь на Брауна.

– О чем с вами говорил Кейгл? – спрашивает он.

– Хотел знать, что вы тут замышляли, пока он был в Денвере.

– Исправлял его ошибки и охранял его проклятое место, вот чем был занят этот злоумышленник, – огрызается Браун.

– Это самое я ему и говорил.

– Врете, – весело говорит Браун.

– За это мне и платят, Джонни.

– Но все это знают…

– Ну и что?

– …и это, по-моему, никого не волнует.

– Я не вру, Джонни! Я – дипломат.

– Во-во, дипломат, – соглашается Браун и грубовато, дружелюбно смеется, – ну, мастак, ну, сукин сын.

– А я как раз к вам, – говорит Джейн. – Хочу показать вам вот этот комплект.

Я бесстыдно пожираю глазами ее грудки.

– Ваша комплекция мне видна. – Она хихикает и очаровательно краснеет, но я становлюсь серьезен. – Не сейчас, Джейн. Мне надо к Артуру Бэрону.

– А, привет, мистер Слокум, – говорит мне секретарша Артура Бэрона. – Как дела?

– Вы сегодня прелестно выглядите.

Дверь в кабинет Артура Бэрона закрыта, и я не знаю, как поступить – то ли повернуть ручку и сразу войти, то ли робко постучать и ждать приглашения. Но двадцативосьмилетняя секретарша Артура Бэрона, которой я нравлюсь и у которой сложные отношения с мужем (он, вероятно, гомик), ободряюще кивает и показывает, чтоб я смело шел в кабинет. Я осторожно поворачиваю ручку и отворяю дверь. Артур Бэрон в одиночестве сидит за столом, он встречает меня улыбкой. Поднимается и, протягивая руку, неторопливо идет мне навстречу. Он всегда встречает меня (и всех) очень радушно, всегда очень приветлив и внимателен. Однако я всегда его боюсь. Он приводит меня в трепет и, наверно, так оно будет всю жизнь (меня всегда приводили в трепет все, под чьим началом я служил).

– Здравствуйте, Боб, – говорит он.

– Привет, Арт.

– Входите.

Он бесшумно затворяет дверь.

– Вхожу.

– Как дела, Боб?

– Отлично, Арт. А ваши?

– Готовьтесь заменить Энди Кейгла, – говорит он.

– Кейгла? – спрашиваю я.

– Да.

– А не Грина?

– Нет. – Артур Бэрон ободряюще улыбается улыбкой хорошо осведомленного человека. – Нам кажется, для работы Грина вы еще не созрели.

В словах его утонченная ирония, ведь оба мы знаем, что пост Кейгла выше и куда важней, чем пост Грина, – будь у Кейгла характер потверже, Грин оказался бы у него в подчинении. Слова Бэрона ошеломили меня, и несколько секунд я растерянно молчу, не зная, что сказать, что выразить на лице. Артур Бэрон внимательно смотрит на меня и ждет.

– Мне никогда не приходилось вплотную заниматься продажей, – наконец говорю я смиренно.

– От вас это и не требуется, – отвечает Бэрон. – Нам нужно, чтоб вы руководили. Вы человек преданный, разумный, толковый работник, и у вас хороший характер. Судя по всему, вы хорошо разбираетесь в деловой политике и стратегии, находите общий язык с самыми разными людьми. Вы дипломатичны. Вы проницательны, чутки и производите впечатление хорошего администратора. Этого достаточно, чтобы придать вам храбрости?

– Кейгл – хороший человек, Арт, – говорю я.

– Он хороший торговец, Боб, – говорит Артур Бэрон, подчеркивая разницу. – И возможно, если мы решим вас перевести, мы позволим вам, если захотите, оставить его У себя в отделе.

– Конечно, захочу.

– Возможно, даже позволим оставить его в качестве помощника или консультанта по особым проектам, когда их будут готовить люди, с которыми он сумеет сработаться. Но хороший руководитель из него не получился и, вероятно, уже не получится. Слишком часто Кейгл не может найти общий язык со всеми нами, а при его работе это чрезвычайно важно. Он без конца врет. Гораций Уайт требует, чтобы я от него избавился, именно потому, что он вечно нам врет. Он слишком много разъезжает, а ведь я уже говорил ему, чтобы он проводил больше времени здесь. Он безобразно одевается. До сих пор ходит в коричневых туфлях. Это, конечно, не надо бы принимать в расчет, однако это принимается в расчет, пора бы ему знать. И он не представляет мне отчеты по телефонным разговорам.

– Большая часть написанного в этих отчетах – неправда.

– Знаю. Но они все равно необходимы мне для работы.

– За отчеты отвечает Браун, – вынужден я заметить.

– Кейгл не спрашивает с Брауна.

– С Брауна не так-то легко спросить.

– Кейгл его боится.

– Я тоже, – признаюсь я.

– И я, – признается Артур Бэрон. – Но если бы он работал под моим началом, я либо спрашивал бы с него, либо избавился от него. А вы?

– Браун женат на племяннице Блэка.

– Я бы с этим не посчитался. Если надо было бы решать, как поступить с Брауном, мы бы не дали Блэку вмешиваться.

– Вы разрешили бы мне его уволить?

– Да, если бы вы всерьез этого захотели, хотя лучше бы его перевести. Кейгл в свое время мог его уволить, но теперь Браун уже лучше него знает дело. Кейгл старается никого не увольнять, даже пьяниц, даже лодырей и жуликов и просто никчемных работников. Он не желает уволить Паркера, не желает отправить Фелпса на пенсию, не умеет сработаться с Грином. И когда нанимает служащих, все еще дает волю своим предубеждениям, хотя его уже предостерегали и против этого тоже.

– У него очень сложная работа, – говорю я.

– Мы полагаем, что вы справитесь.

– А если не справлюсь?

– Не стоит сейчас об этом думать.

– Мне трудновато не думать, – усмехаюсь я.

Он сочувственно усмехается в ответ.

– Тогда, если вы захотите остаться в Фирме, мы подыщем вам какое-нибудь хорошее место, конечно, при условии, что вы себя ничем не замараете, но я уверен, ничего такого не случится. А пока вам ничего не надо решать. Это просто моя идея, ничего еще не известно, так что, пожалуйста, держите это про себя. Но мы стараемся заглянуть вперед, хотим знать заранее, что предпринять перед конференцией. Так что хорошенько подумайте и сообщите мне, пойдете ли вы на место Кейгла, если мы решим его заменить. Вы вовсе не обязаны соглашаться, уверяю вас, и, если не согласитесь, ничто вам не грозит. – Он снова улыбается, встает из-за стола и продолжает уже менее серьезным тоном: – В этом году вы опять получите прибавку к окладу и изрядный добавочный дивиденд. Но мы полагаем, вам следует согласиться. А пока на всякий случай начинайте к этому готовиться.

– Каким образом?

– Держитесь поближе к Кейглу и к агентам и старайтесь еще лучше разобраться во всем, что происходит. Определите, какие реальные задачи перед собой поставить и какие перемены вам потребуются для их решения, если мы действительно переведем вас на эту должность.