Появляются и ювелирные украшения не только с зернью, но и со сканью, в особенности на круглых и продолговатых бусинах и подвесках. Массивные граненые бусины со сканью и зернью попадаются на концах шейных гривен представителей военной знати. Шейные гривны, датируемые X в., сделанные из бронзы, серебра, иногда вызолоченные, воспринимались их хозяевами несомненно не только как знак высокого социального статуса воина-дружинника, но и как оберег. Знаменитые турьи рога из Черной могилы под Черниговом, как известно, считаются одной из самых интересных находок: один рог имел серебряную оковку с растительным орнаментом, а другой был изобильно декорирован в тератологическом стиле. Фантастические животные типа полуконей-полугрифонов и кусающих друг друга драконов соседствуют с людьми, птицами, собаками и другими животными. Мужская и женская фигурки с луками в руках и летящей стрелой с оперением как бы объясняют всю композицию в целом, хотя о композиции можно говорить только условно, все фигурки разрознены и не соотнесены. Как представляется, отсутствие четко прочитываемой композиции является закономерным результатом отражения представлений о перепутанном всеедином мировом Теле с постоянно изменяющимися телами внутри него. Подобную кажущуюся мешанину и незавершенность отдельных частей мы встретим на многих памятниках языческого искусства. Вероятно, не имеющие под собой вербальных сюжетных оснований, славянские композиции не нуждались в строгой организации, а могли только намечать наиболее важные для автора «тела», как бы вырванные из хаоса на короткий миг и тем самым получавшие право на жизнь. Композиционно организующую роль могли играть мировое древо или его эквивалент, организующие пространство и по вертикали, и по горизонтали. На знаменитом Збручском идоле X в. четко прослеживается разделение на три зоны: небесную, земную и подземную. Но таких произведений крайне мало. Большинство же изображений представляют собой как бы набор отдельных, не связанных, на первый взгляд, геометрических, антропоморфных и зооморфных форм, соединенных в ленточные опоясывающие фризовые композиции, представлявшие собой уже готовое завершенное «тело»-оберег. Наиболее популярными были ленточные композиции в вышивках на ширинках-полотенцах и одежде (подолах, рукавах и воротах рубах) и пр. Вышивка должна была включать заградительные, отгонные, охранные знаки, составляемые из геометрических форм – треугольников, ромбов, елочек, гребней, палочек и т. п., солярные знаки, а также изображения оберегов антропоморфного вида (в основном женских фигурок берегынь), птиц, животных (преимущественно коников и уточек) и пр.

В целом языческая культура была, как уже говорилось, теоцентрической (внеличностной) по типу. Ее наивысшей ценностью, конечно же, был Космос—мировое Тело. Она обладала также статичностью, если иметь в виду цикличность восприятия времени, повторяемость одних и тех же ритуальных действий и слов в одни и те же временные сроки и в одних и тех же местах. Движение по годовому кругу календарных праздников и обрядов давало людям ощущение стабильности на этом свете и убеждало в истинности своих ценностей. Еще одним принципом функционирования древнерусской культуры периода «Тела» был принцип старины, опиравшийся на веру в правильность поведения отцов, дедов, прадедов, предков в целом. Связь с умершими предками, находящимися где-то совсем рядом и могущими посещать живых и либо помогать, либо вредить им, обеспечивала непререкаемый авторитет старины. Культ предков, его разнообразные проявления в реальной жизни делали культуру насыщенной множеством больших и малых ритуалов, обрядов, гаданий, заклинаний, причитаний и т. п. Их вариативность нельзя рассматривать как развитие жанровой структуры. Нет, структура оставалась статичной, а расширяющиеся внутри себя жанры фольклора не менялись по сути, а лишь пополнялись однородными элементами, и из ритуальной почти бессловесной формы переходили в вербальную, описательную. Верность старине по большому счету была заложена в мифологическом сознании, в каждом моменте своего бытия возвращавшегося к воссозданию картины мира в целом. Как только возникло мировое Тело, как только мир «стал есть», так он и будет пребывать вечно и неизменно. Об историзме, даже относительном, видимо, говорить не приходится. Разница в представлениях о мировом Теле (как, впрочем, и о многом другом) есть допустимость вариативного телесного воплощения, вытекающая из закона всеединства. Вся «история» замкнулась в круге космогонических и антропогонических мифов. Мировое Тело, раз появившись, не подлежит в мифологическом сознании какому бы то ни было развитию. Догматизация положения о незыблемости мирового Тела порождала догматизацию языческой культуры в целом, грозящей даже за мельчайшие нарушения ритуальности страшными наказаниями вплоть до отправки на тот свет раньше срока, определенного судьбой.

Страх был движущей силой древнерусского язычника в его труде, празднике, обыденной каждодневной жизни. И в то же время четко определенные принципы бытия, разработанная система мер защиты от нечистой силы и того света и т. п. делала человека той поры уверенней и спокойней. Люди периода Тела жили традицией как нормой, обеспечивающей сохранность здоровья, богатства, да и самой жизни. Традиционность народной русской культуры базируется на языческой первооснове, с ее верой в предков, старину, с ее статикой и всепоглощающим традиционализмом.

Для культуры периода «Тела» характерны также и другие черты внеличностного типа, а именно доминирование количества и равенства над качеством и неравенством. Ритуальная насыщенность культуры строилась на количественных показателях, поскольку нельзя было пропустить и не исполнить своевременно и по заданной схеме тот или иной обряд или ритуальное действие. Важно было успеть вовремя и соблюсти формальности, отнюдь не воспринимаемые как таковые. Количество заговоров, заклинаний, гаданий, причитаний, песен, сказок, былин, быличек и т. д. чрезвычайно велико, но при этом они сохраняют изначальную схему ритуала. В них не появляется нового качества, но возрастают количественные показатели и параметры. Фольклорные произведения обрастают различного рода введениями и концовками, деталями и подробностями, но суть ритуала и все, что с ней связано, остается без изменений. Принцип равенства касался в язычестве не только людей, но и всего в мире вообще, что вытекало из равного права на телесность как человека, так и зверя, птицы, всего растительного и животного мира, а также мира нематериального, чистой и нечистой силы, слова, взгляда и пр. Равенство всего сущего влияло и на представления о пространственно-временных границах, контактах этого и того света, тотемизме, оборотничестве и т. д. Исходное телесное равенство вылилось в закон всеединства мира. Это, конечно, не значит, что не было представлений о неравенстве, к примеру, тех же частей мирового Тела и человека, чистого и нечистого, верха и низа, левого и правого, мужского и женского и других оппозиций. Как мы видели, подобное неравенство было присуще взглядам язычников. Однако в данном случае речь должна идти о равенстве при потреблении культуры, в частности, результатов того или иного обряда. Иерархия и ограничения, свойственные требованиям к участникам ритуала, строились не на константе их неравенства между собой (хотя некоторые члены общины исключались из числа участников навсегда, а именно калеки, глухие, ведьмы, колдуны и т. д.), а на сиюминутных показателях, причем опять-таки телесных. Так, например, беременные женщины не допускались к выполнению ряда обрядов лишь во время вынашивания ребенка, девушки и старухи не были таковыми перманентно, следовательно, рано или поздно становились пригодными к выполнению соответствующего ритуала.

Не требует особых доказательств и отсутствие авторского самосознания в языческой культуре. Ритуал формировался и выкристаллизовывался в устной традиции, постепенно обретая адекватную религиозной задаче форму. Его создателями были десятки и сотни людей, не видевших иной цели в этом сотворчестве кроме обеспечения безопасности как коллективной, так и индивидуальной. Самосознание язычника было сугубо «телесным»: он не мыслил себя вне тела, своего ли или чужого (во сне, при обмирании, оборотничестве и т. п.). Его душа была для него таким же телом, только маленьким, едва видимым или совсем невидимым. В дохристианской Руси человек даже не выделял себя из своего рода, кровь которого циркулировала через предков и потомков по этому и тому свету. Так что говорить об авторском самосознании просто не приходится.