Мучениками за веру провозглашаются князья, отправившиеся за ярлыком на княжение в Золотую Орду и павшие в ханской ставке. Так, черниговский князь Михаил и его боярин Феодор, убитые в 1246 г. в Орде, были канонизированы русской церковью. Согласно «Слову новосвятою мученику Михаила князя русскаго и Феодора воеводы перваго в княжении его, сложено вкратце на похвалу святыма отцемь Андреем», они приняли мученическую смерть, отказавшись поклониться солнцу, языческим богам и пройти обряд очищения огнем: «...приказано бяше волхвом вести сквозь огнь и поклонитися кусту и идолом».[377] При этом автор подчеркивает, что «мнози же князя с бояры своими идяху сквозь огнь и поклоняхуся солнцю и кусту и идолом славы ради света сего и прашаху кождо их власти» [228] . Лейтмотив «Слова» – продажа души в обмен на власть, чего хочет Батый и чего не велит Михаилу делать его духовный отец, пророча, что и князь, и боярин будут «новосвятыми мучениками» [228] . Поэтому из летописного повествования эта история очень быстро превратилась в «Житие», была включена в «Пролог», попала в сборники агиографического и смешанного содержания и др. В 1260-е гг. в Ростове Великом была сооружена деревянная церковь Михаила и Федора, что отражало глубокое уважение к мученикам, погибшим в Орде.

Летописный некролог рязанскому князю Роману Ольговичу, замученному в Орде в 1270 г. за отказ исполнить языческие обряды татар, вылился в призыв к князьям: «О, возлюбленнии князи Русстии! Не прелщайтеся суетною и маловременною и прелестною славою света сего, еже хуждьши паучины есть, изменует бо ся в чясе временне, и яко стень мимо грядет, и яко дым исчезает, и яко сон есть вся; не принесосте убо на свет сей ничто же, ни отнести что можете, нази убо изыдосте из чрева матере своея, нази и отъидете; не обидите убо друг друга, и не лукавствуйте меж собою, и не возхищайте чюжих, и не обидите меньших сродник своих. Аггели бо их видят лице Отца вашего, иже есть на небесех. Возлюбите истинную правду и смирение, и длъготръпение, и чистоту, и любовь, и милость, да радости святых исполнитеся».[378]

Жанр христианских мучений за веру – мартирий – получил широкое распространение в древнерусской культуре еще до татаро-монгольского нашествия, но приобрел особую значимость и актуальность именно после кровавых событий 1237–1240 гг. Переводные мучения Феодора Стратилата, Димитрия Солунского, Варвары, Ирины и многих других святых-мучеников должны были поддерживать дух народов, оказавшихся под игом.

Параллельно с темой мученичества в русской культуре становится наиболее актуальной и тема заступничества перед Богом за всю русскую землю. Особая роль отводится Богоматери как верховной заступнице. Большое значение придается деисусной композиции, выполняющей ту же функцию. Деисус, включавший первоначально Пантократора в центре и обращенных к нему Богоматерь и Иоанна Предтечу, постепенно дополнялся апостолами Петром и Павлом, Архангелами Михаилом и Гавриилом, а также святыми. Примечательно, что деисус помещают в житийные иконы в качестве верхнего ряда клейм («Илья Пророк», конец XIII в., одна из первых икон с житийными клеймами).

Наряду с общими христианскими заступниками большое значение приобретают свои, русские мученики Борис и Глеб, князь-воин Александр Невский, местночтимые святые и иконы. Первые возрождающиеся храмы после Батыева разорения – это храмы, посвященные Борису и Глебу в Кидекше под Суздалем (1239 г.) и в Ростове Великом (1253 г.). Братья-мученики как бы включаются в состав небесного воинства, возглавляемого Архангелом Михаилом, они незримо присутствуют при битвах, а отдельные участники видят их во сне, они оказывают помощь ратникам и предвещают победу. Именно в такой роли они «участвуют» в Невской битве («Житие Александра Невского»), в Куликовской битве 1380 г. («Сказание о Мамаевом побоище», «Житие Дмитрия Ивановича» и другие произведения Куликовского цикла) и др.

Заступническая функция Александра Невского, как бы перенятая у «сродников» Бориса и Глеба, помогавших ему победить, основывалась на его успехах в борьбе с немецкими рыцарями и шведскими феодалами в Невской битве 1240 г. и Ледовом побоище 1242 г. Возникшая вскоре после блестящих побед князя «Повесть» («Житие», «Повесть о житии Александра Невского») варьировалась во множестве редакций, совмещая светскую струю воинских повестей с житийным жанром. Александр Невский, с одной стороны, предстает в ней богатырем, бесстрашным полководцем, уподобляемым римскому императору Веспасиану и вызывающим ужас у монголо-татар (в Золотой Орде матери пугают детей словами «Александр едет!»[379] ), а с другой стороны, в нем живет смиренный христианин, постоянно молящийся и творящий чудеса. В основе лежал светский рассказ, написанный младшим современником князя («самовидець есмь взраста его» [434] ), который опирался на свидетельства «своих отец» о событиях 1240-х гг. Он знал по именам шестерых храбрецов и детали их воинских подвигов и видел свою задачу в правдивой передаче того, что слышал от отцов. Дальнейшая же обработка придала повествованию агиографический характер, насытив житийными подробностями, библейскими сравнениями и образами, молитвенными речами и т. п. Идея заступничества проступает в том, что победу на Неве обеспечивали святые Борис и Глеб, а победу на Чудском озере приносит князю «полк Божий на воздусе» [434] .

Статус «заступника» получают и русские церковные иерархи. В частности Серапион Владимирский, долгое время бывший монахом Киево-Печерского монастыря, а в конце жизни (1274–1275 гг.) получивший сан епископа Владимирского, Суздальского, Нижегородского. Пять поучений, написанных им в разное время, не создали ему славы писателя, но вплоть до XIX столетия его имя звучало в народе как имя одного из главных заступников Руси. В его «Словах» постоянны призывы к покаянию и соблюдению христианских заповедей, к отказу от языческих обрядов и верований, к чистой и праведной жизни. Сквозная тема его «Слов» – иго как Божье наказание за грехи. Он глубоко и искренне переживает за свой народ, не желающий оставить греховные дела: «Многу печаль в сердци своемь вижю вас ради, чада, понеже никако же вижю вы пременишася от дел неподобных. Не тако скорбить мати, видящи чада своя боляща, яко же аз, грешныи отець вашь, видя вы боляща безаконными делы»[442] . Начиная свои поучения с череды вопросов, проповедник затем сам отвечает на них и предлагает выход из тяжелого положения. Избавить от ига может, по Серапиону, только прекращение беззакония, греховного жития, непослушания, непокаяния, маловерия. Он призывает «узреть сердечными очами» [444] свои дела и возненавидеть их, отвергнув, обратиться к покаянию.

Идея заступничества своеобразно преломилась в легенде о Меркурии Смоленском, возникшей в XIII в., но оформленной в «Слово» в XV в. В ней рассказывается о том, чего не было в действительности – об осаде Смоленска Батыем. Миссия защитника сугубо легендарна – победить одному целое войско и отогнать поганых от любимого города. На этот подвиг Меркурия благословляет явившаяся ему Богоматерь Одигитрия из Успенского собора Смоленска, она же объявляет ему, что после победы он должен добровольно склонить голову для усекновения и, взяв ее в руки, явиться к городской стене. Эта полностью легендарная история возникла именно в силу той огромной роли идей мученичества и заступничества, которую они начали играть в покоренной монголо-татарами стране.