2. Торжество «чина» в культуре

К середине XVI столетия «чин» становится главным понятием в политической, церковной, общественной и частной жизни, в культуре в целом. Чин пронизывает насквозь всю жизнь людей той поры, начиная с самого монарха. На царство его венчают исключительно по чину, специально созданному с этой целью. Его выходы в храмы, на приемы иноземных послов, на встречи с высшими церковными иерархами и т. п. расписываются по соответствующим чинам, где порой указывается каждое слово и каждый жест, которые следует говорить и делать, местоположение всех персон, участвующих в действе, поза каждого из участников и пр. Понятие «чин» становится крайне разветвленным и многогранным, оно означает прежде всего богоустановленный порядок мироустройства в целом, затем государственный закон и порядок, канон, социальный статус каждого человека, его место в обществе, а уже потом церемониал, ритуал, порядок того или иного действа или обряда, а также многое другое.

Иван Грозный в первом послании Андрею Курбскому четко определил свое понимание роли и значения чина в жизни русского государства и общества: «Кождо в чину своем и в службе своей да будет».[500] Он не раз разъяснял, что свой царский чин он видит в абсолютной самодержавной власти: «Ни о чесом же убо хвалюся в гордости... понеже убо свое царское содеваю и выше себе ничто же творю» [46] . А под «своим царским» он понимал присущие царскому правлению «страх, и запрещения, и обуздания, и конечнейшее запрещения по безумию злейших человек лукавых» [24] . Его основной упрек и обвинение в адрес своих бывших друзей из «избранной рады» Алексея Адашева, Сильвестра, Андрея Курбского состоит в том, что они «не хотесте под Божиею десницею власти его быти, и от Бога данным нам, владыкам своим, послушным и повинным быти нашего повеления, – но в самовольстве самовластно (выделено мною. – Л. Ч.) жити» [46–47]. Они не только не подчинились царю, но стремились отнять власть у законного монарха: «И того в своей злобе не могл еси разсудити, нарицая благочестие, еже подо властию нарицаемого попа и вашего злочестия повеления самодержавству бытии! А се по твоему разуму нечестие, еже от Бога данные нам власти самем владети и не восхотехом бытии под властию попа и вашего злодеяния?» [16] . Таким образом, царский чин, по мысли Ивана Грозного, равен чину Бога, все подданные должны иметь свои чины, но по своей подданической вертикали, по отношению же к царю – они все равны между собой как его «работные»: «Тем же и вся божественная писания исповедуют, яко не повелевают чадом отцем противитися, а рабом – господиям...» [14] .

Чин как социальная категория был тесно связан с поместной реформой Ивана Грозного. Служилые люди были распределены на чины: «думные» (бояре, окольничие, думные дворяне); «служилые московские» (стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы) и «городовые» (дворяне выборные, дети боярские дворовые, дети боярские городовые). Служилые люди тем самым обрели каждый свою ступеньку на иерархической служебной лестнице. В связи с введением поместной системы изменился характер вотчинного землевладения, основанного на собственности на землю, которое теперь приравнивалось по службе к временному служилому землевладению – поместью.

Одновременно с получением того или иного чина служилый человек усваивал два основных постулата этой системы: 1) всякий чин служит государю «аки холоп»; 2) переступать границы и нарушать нормы своего чина нельзя. Первое положение привело к тому, что перед лицом государя, как перед лицом Бога, все представали равными ничтожествами. К примеру, в официальных документах, челобитных, обращенных к царю, все подданные подписывались уменьшительно-уничижительными именами и словами «холоп твой». Унифицированной подписью можно признать подпись типа «холоп твой, имярек, князь такой-то, челом бьет, смилуйся, государь, пожалуй». Автор подобной подписи как будто не ощущал явного юридического и нравственного противоречия, бесчестя себя как князя словом «холоп» и уничижительным именем. При этом если бы подобными словами его назвал кто-нибудь другой, то это было бы судебным порядком признано нанесением бесчестья и подлежало бы штрафу или телесному наказанию. Среди архивных дел московских приказов американская исследовательница Н. Коллманн насчитала более 600 подобных дел о бесчестии за XVI–XVII вв.[501] Среди исковых заявлений с требованием возместить бесчестие были и такие, в которых просто указывалось, что обвиняемый «лаял» истца, либо проводил сравнение последнего с князем Воротынским, естественно, не в пользу истца («Не Воротынской де ты»), либо называл «дураком» и прочими «хульными непригожими словами».[502] Охрана и защита чести своего чина (что составляло второй постулат поместной системы) входила в обязанность служилого человека. Основной принцип выражен в поговорке: «Чин чина почитай, а меньшой садись на край».[503]

В менталитете служилого человека защита личной чести давно ассоциировалась с охраной чести рода, что приводило к многочисленным местническим спорам. Местничество во многом вызывалось все той же приверженностью старине как образцу для будущего, поскольку те места, которые занимали при прежних правителях представители данного рода, становились как бы «родовыми». И если при назначении на службу обнаруживалось несоответствие месту предка, причем не самого по себе, а по отношению к местам других служилых людей, задействованных в данном деле, например, воевод в данном походе, то стерпеть подобное ущемление родовой чести было равнозначно проклятию. Если человек не местничался, то это означало, что он обрекал своих детей и внуков на подчинение потомкам того рода, предки которого были в подчинении у его дедов и прадедов. По подсчетам Ю. М. Эскина, в 1540—1560-е гг. местнические тяжбы подавались примерно по 40–50 в десятилетие, в 1570—1590-е гг. – по 300.[504] Попытки ограничить местничество отмечены и до Ивана Грозного, но последний запретил подавать иски в суд и вести местнические споры во время военных походов.[505] Постепенно к отстаиванию чести рода добавилась борьба за честь своего сословного чина.

Как уже отмечалось, чин означал не только статус человека на социальной лестнице. Чином именовали также сам порядок проведения той или иной церемонии, действа, обряда, обычая и т. д. Вся жизнь белого и черного духовенства, начиная с церковной службы, была оформлена соответствующими чинами, вошедшими в Чиновники, Кормчие, Требники и т. п. Для соблюдения всех и всяческих чинов в церковной жизни на Стоглавом соборе был введен сан протопопов: «...чтобы о всех о тех церковных чинех брегли протопопы».[506] Чинами назывались и ряды икон высокого иконостаса, и зафиксированный образец проведения церковной службы, церковных таинств и пр. Так, описание проведения церковного праздника в виде так называемого «пещного действа», изображавшего чудесное спасение трех отроков-христиан, не сгоревших в «пещи огненной» по приказу персидского царя Навуходоносора, называлось не иначе как «Чин пещнаго действа». К середине XVI в. оформился в особый «Чин за приливок о здравии государя» обычай заздравной чаши, идущий еще с дохристианских времен и несущий в себе по сути языческое, телесное начало. Он требовал испития чаши до дна, если же при этом человек поперхнулся или оставил хоть каплю, ему предъявлялось обвинение в посягательстве на здоровье государя, в злом умысле, насылании порчи и т. д. Церковные Чиновники содержали указание на то, что «царьская чаша говорится на всех пирех и именинах после праздничной или пред господиновою».[507] В церковной жизни понятие «чин», как известно, сохраняется до настоящего времени.

вернуться

500

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 50. Далее ссылки на это издание даны в тексте в скобках.

вернуться

46

См: Русская духовная культура. Trento, 1992; Гольдблат Х. К изучению славянской средневековой культуры в США. Обзор журнала «Slavic and East European Journal» за 30 лет // Отечественная история. 1993. № 1. С. 213–221; Мюллер Л. Понять Россию: историко-культурное исследование. М., 2000; Birnbaum H., Fier M. (eds.). Medieval Russian Culture // California Slavic Studies. № 12. Berkeley; Los Angeles; London, 1984; Пиккио Р. Древнерусская литература / Пер. с итал. 2-е изд. М., 2002; Он же. «Slavia Orthodoxa». Литература и язык. М., 2003; Brien C. B. Russia under Two Tsars, 1682–1689. The Regency of Sophia Alekseevna. Berkeley; Lоs Angeles, 1952; Torke H.-J. Die Staatsbedingte Gesellschaft im Moskauer Reich. Zar und Zemlja in der altrussishen Herrschaftsverfassung 1613–1689. Leiden, 1974; Maier I. Verbalrektion in den «Vesti-Kuranty» (1600–1660) // Eine historich-philologische untersuchung zur mittelrussischen Syntax. Uppsala, 1997; Hippisley A. The poetic style of Simeon Polotsky. Birmingham, 1985; Матхаузерова С. Древнерусские теории искусства слова. Pr., 1976; Lachmann R. Kanon und Gegenkanon in der russischen Kultur des 17 Jahrhuderts // Kanon und Zensur: Archaologie der literarischen Kommunikation. Munchen, 1987; Сrummey R. O. Aristocrats and Servitors: The boyar elite in Russia, 1613–1689. Princeton; New-York, 1983; Furman J. Tsar Alexis. His Reign and his Russia. L., 1981; Diui H. B., Kleimola A. M. The Petition as an Old Russian Literary Genre // Slavic and East European Journal. 1970. № 14. P. 284–301; Леннгрен Т. Соборник Нила Сорского. Ч. 1. М., 2000; Хеншелл Н. Миф абсолютизма. СПб., 2003 и др.

вернуться

24

См.: Янин В. Л. Я послал тебе бересту... 3-е изд. М., 1998; Он же. Средневековый Новгород. М., 2004; Он же. Новгородские посадники. 2-е изд. М., 2003. См. также многотомное издание: Новгородские грамоты на бересте. Вып. I–XI. М., 1953–2004.

вернуться

16

См. библиографические указатели: Русская культура XVI–XVII веков в трудах советских исследователей / Под ред. А. М. Сахарова. М., 1979; Дробленкова Н. Ф. Библиография советских русских работ по литературе XI–XVII вв. за 1917–1957 гг. / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1961; Она же. Библиография работ по древнерусской литературе, опубликованной в СССР. 1958–1967. Ч. 1. Л., 1978; Русский фольклор. Библиографический указатель 1917–1944 гг. / Под ред. А. М. Астаховой, С. П. Луппова. Л., 1966; Русский фольклор: Библиографический указатель. 1976–1980. Л., 1987; Русский фольклор: Библиографический указатель. 1981–1985. СПб., 1993; Дмитриева Р. П. Библиография русского летописания (1674–1959). М.; Л., 1962; Пилявский В. И., Горшкова Н. Я. Русская архитектура XI – начала XX в. (Указатель избранной литературы на русском языке за 1811–1975 гг.) Л., 1978; Письменные памятники истории Древней Руси: Летописи. Повести. Хождения. Поучения. Жития. Послания: Аннотированный каталог-справочник. / Отв. ред. Я. Н. Щапов. СПб., 2003; История мировой и отечественной культуры: Методология исследования историко-культурного процесса: Библиографический указатель литературы. 1984–1994. СПб., 1999 и др.

вернуться

14

Сиповский В. В. Этапы русской мысли. М., 1924. С. 10–31.

вернуться

501

Коллманн Н. Соединенные честью / Пер. с англ. М., 2001. С. 85.

вернуться

502

РГАДА. Ф. 188. Оп. 1. № 129. Л. 116.

вернуться

503

Там же. Ф. 181. Оп. 1. № 250. Л. 132.

вернуться

504

См.: Эскин Ю. М. Местничество в России XVI–XVII вв. Хронологический реестр. М., 1994.

вернуться

505

См.: Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 125–130.

вернуться

506

Российское законодательство X–XX веков. Т. 2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 292.

вернуться

507

Голубцов А. Чиновники Московского Успенского собора XVII в. // ЧОИДР. 1907. Кн. 4. С. 146. См. также: Снегирев И. Заздравные чаши // Русский архив. 1909. № 6. С. 199–203.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: