Если взять совокупный валовой продукт всех стран мира и поделить на общую площадь всех континентов за вычетом Антарктиды, мы получим интегральный показатель, очень грубо оценивающий среднюю производительность единицы земной суши. Назовем его глобальным удельным валовым продуктом (ГУВП).

Взглянув сквозь призму этого параметра на территорию возлюбленного отечества, мы обнаружим ее воистину удивительные свойства.

Спустя пятнадцать лет после беловежского краха мы все еще занимаем около 13 % земной суши, при этом производя чуть более 2,5 % общемирового валового продукта. Таким образом, производительность единицы российской территории (национальный удельный валовой продукт – НУВП) в пять раз ниже, чем в среднем по земному шару, включая горные субконтиненты Азии и бескрайнюю сельву Америки, африканские тропические болота, ледяную Гренландию и жаркую Сахару.

А если вывести за скобки более или менее развитые европейскую часть России и Урал? По площади оставшаяся территория, назовем ее Сибирская Россия (СР = Западная Сибирь + Восточная Сибирь + Дальний Восток), практически равна Антарктиде. Удельный же съем добра с квадратного километра этой территории уже в 20 раз меньше, чем в среднем по земному шару. Это катастрофа. Эффективность использования потенциала территории Сибирской России составляет менее 5 % от производительности территорий таких стран-середнячков, как Пакистан, Украина и Тунис.

Ну а если бестактно сопоставить эффективность освоения Сибирской России со странами «восьмерки»? Выяснится, что мы хозяйствуем на родной земле в 340 раз бездарнее Германии, в 480 раз бесхознее Японии, теснящейся на скалистом клочке неуютной земли, регулярно сотрясаемом землетрясениями.

Сколько продукта можно было бы получить, если бы удалось поднять производительность использования ресурсов территории России даже не до европейского уровня, а хотя бы до среднемирового?

Введем такой параметр, как недополученный валовой продукт (НдВП):

НдВП = (ГУВП – НУВП) х Пл(Н),

где НУВП – национальный удельный валовой продукт, а Пл(Н) – площадь страны.

Элементарные подсчеты показывают: недополученный валовой продукт России составляет почти 5,5 триллиона (то есть тысячи миллиардов) долларов. Это первое место в мире, которое мы по-родственному делим с Антарктидой. Только вот мы паримся, а она лежит под паром.

А если для сравнения нарочно выбрать страны с обширной территорией, выяснится, что российская земля используется в 15 раз менее эффективно, чем американская, в 12 раз хуже индийской и в 8 раз – китайской. По параметру производительности единицы территории Россия в целом соответствует Перу, Алжиру, заледенелой Канаде и пустынной стране-континенту Австралии. При этом в первых двух очагах цивилизации плотность населения соответствует российской, а канадцев и австралийцев на квадратном километре в четыре с половиной раза меньше, чем нас, канючащих о депопуляции.

Вот он – огромный ледник, бездонный резервуар, битком набитый энергетическими, минеральными, биологическими ресурсами. Конечно, в 1959-м, когда заключался международный договор об Антарктиде, никому не пришло в голову обсудить заодно и тему России, поскольку по количеству танков мы тогда превосходили все остальные страны, вместе взятые, раз в пять. Сегодня ситуация иная, и, когда в крутую годину человечество начнет лихорадочно шарить по сусекам, выяснится, что Новая Антарктида расположена куда ближе и удобнее, чем старая.

В отличие от последней здесь местонахождение богатств известно, запасы разведаны. Их не придется выковыривать из-под ледяного панциря толщиной в несколько километров. За ними не нужно плыть на край света. От американской Аляски этот архипелаг сокровищ отделяют три морские мили (пролив между Малым и Большим Диомидом). А Индия и Китай с их совокупным населением чуть ли не в половину земного расположены вообще вплотную к кассе. Да и путь из Европы сюда вдесятеро короче, причем его можно проделать на автомобиле.

Приплыли. Вот она, подлинная Новая Антарктида, уникальный ресурс земного шара, который несравненно доступнее, а значит, и востребован будет быстрее.

Кто виноват, что Новая Антарктида не осваивается?

Чтобы ответить на этот вопрос, поначалу смягчим его и спросим иначе: от каких параметров – природных и общественных – зависят степень и глубина освоения той или иной территории и, следовательно, размер валового продукта, который снимается с единицы ее площади?

Каждая из четырех стихий природы – земля, вода, воздух, огонь – по отношению к человеку выступает либо как чуждая для него, враждебная, разрушительная сила, либо как ресурс, который он может присвоить, превратить в свой – в производительную силу.

Используя эти стихии порознь или соединяя друг с другом, человек превращает их в «машины» (в широком смысле слова), которые в состоянии произвести для него работу. Так, вода с помощью выталкивающей силы носит на себе суда. Океанские течения в сочетании с муссонными ветрами влекли парусные корабли в Новый Свет, проделывая большую часть работы, которую до того брали на себя весла, а после переложили на гребные колеса и винты.

Сила межмолекулярного сцепления и прочность кристаллических структур некоторых веществ, называемых металлами, такова, что позволяет разрушать аналогичные связи в других, более мягких веществах, таких как дерево или грунт. Та же сила межмолекулярного сцепления металла, соединенная с физической работой человеческой мышцы, позволяет использовать их комбинацию для работы штыка или лопаты.

Огонь согревает жилище и работает в плавильных печах, вода вращает турбину, ветер держит самолеты и надувает паруса, земля производит злаки и древесину.

Но та же земля порождает малярию, саранчу, коноплю и ядовитые грибы, вода затопляет жилища и опустошает побережья, огонь сжигает города, а воздух в виде торнадо оказывается разрушительнее ядерного оружия.

Можно сказать, что производительная, порождающая сила единицы территории зависит, во-первых, от природных качеств самой территории и, во-вторых, от того социального способа, каким люди присваивают здесь силы природы и превращают их в свои.

Бытует заблуждение, что единица северной территории значительно менее плодородна и производительна, чем единица территории южной, просто в силу того, что там теплее. На деле все не так просто.

Во-первых, производительная сила Земли – в смысле производимой ею биомассы – не слишком зависит от широты. Леса гораздо лучше растут в тайге и предгорьях, чем в пустынях, степях и саванне. Киты идут за планктоном в северные воды, которые вообще куда богаче рыбой.

Во-вторых, многие природные факторы на юге гораздо разрушительнее для людских производств и поселений. Такие беды, как торнадо и цунами, пресловутый Эль-Ниньо, в северных широтах встречаются куда реже. Да и для жизни хрупкого человеческого существа Амазония и Сахара враждебнее, чем Таймыр. В целом, за исключением отдельных оазисов, подавляющая часть континентов, как на севере, так и на юге, большую часть года малопригодна для жизни.

В-третьих, зона тропических лесов и болот круглый год непроходима для транспорта, в то время как на Севере существуют такие возможности, как зимники, или движение по руслам замерзших рек.

Холод так же необходим для современной цивилизации, как тепло. Затраты электроэнергии на промышленные и бытовые кондиционеры и холодильники являются одной из главных статей в структуре энергопотребления. По этой причине веерные отключения случаются жарким летом не реже, чем холодной зимой.

Лед, к примеру, можно рассматривать как машину по производству холода, необходимого для множества процессов, обеспечивающих жизнедеятельность человека. Лед в процессе таяния поддерживает вокруг себя нулевую температуру. Холод можно даже перевозить в виде больших кусков льда. Ледники, собственно, так и работали: лед заготавливали по зиме, резали на ровные блоки, укутывали соломой, а потом все лето эксплуатировали аккумулированный холод, созданный природой.