В Дуэ всегда тихо. К мерному звону кандалов, шуму морского прибоя и гуденью телеграфных проволок скоро привыкает ухо, и от этих звуков впечатление мертвой тишины становится сильнее. Печать суровости лежит не на одних только полосатых столбах. Если бы на улице кто-нибудь невзначай засмеялся громко, то это прозвучало бы резко и неестественно. С самого основания Дуэ[209] здешняя жизнь вылилась в форму, какую можно передать только в неумолимо-жестоких, безнадежных звуках, и свирепый холодный ветер, который в зимние ночи дует с моря в расщелину, только один поет именно то, что нужно. Бывает поэтому странно, когда среди тишины раздается вдруг пение дуйского чудака Шкандыбы. Это каторжный, старик, который с первого же дня приезда своего на Сахалин отказался работать, и перед его непобедимым, чисто звериным упрямством спасовали все принудительные меры; его сажали в темную, несколько раз секли, но он стоически выдерживал наказание и после каждой экзекуции восклицал: «А все-таки я не буду работать!» Повозились с ним и в конце концов бросили. Теперь он гуляет по Дуэ и поет.[210] Добыча каменного угля, как я уже сказал, производится в версте от поста. Я был в руднике, меня водили по мрачным, сырым коридорам и предупредительно знакомили с постановкой дела, но очень трудно описать всё это, не будучи специалистом. Я воздержусь от технических подробностей, и тот, кто интересуется ими, пусть прочтет специальное сочинение горного инженера г. Кеппена,[211] когда-то заведовавшего здешними копями.[212]

В настоящее время дуйские копи находятся в исключительном пользовании частного общества «Сахалин»,[213] представители которого живут в Петербурге. По контракту, заключенному в 1875 г. на 24 года, общество пользуется участком на западном берегу Сахалина на две версты вдоль берега и на одну версту в глубь острова; ему предоставляются бесплатно свободные удобные места для склада угля в Приморской области и прилегающих к ней островах; нужный для построек и работ строительный материал общество получает также бесплатно; ввоз всех предметов, необходимых для технических и хозяйственных работ и устройства рудников, предоставляется беспошлинно; за каждый пуд угля, покупаемый морским ведомством, общество получает от 15 до 30 коп.; ежедневно в распоряжение общества командируется для работ не менее 400 каторжных; если же на работы будет выслано меньше этого числа, то за каждого недостающего рабочего казна платит обществу штрафу один рубль в день; нужное обществу число людей может быть отпускаемо и на ночь.

Чтоб исполнять принятые на себя обязательства и охранять интересы общества, казна содержит около рудников две тюрьмы, Дуйскую и Воеводскую, и военную команду в 340 человек, что ежегодно обходится ей в 150 тысяч рублей. Стало быть, если, как говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не говоря уже о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама же осудила.

На всё это общество, с своей стороны, отвечает тремя серьезными обязательствами: оно должно вести разработку дуйских копей правильно и держать в Дуэ горного инженера, который наблюдал бы за правильностью разработки; аккуратно два раза в год взносить арендную плату за уголь и плату за труд каторжных; при разработке копей пользоваться исключительно трудом каторжных по всем видам работ, соединенных с этим предприятием. Все эти три обязательства существуют только на бумаге и, по-видимому, давно уже забыты. Разработка копей ведется недобросовестно, на кулаческих началах. «Никаких улучшений в технике производства или изысканий[214] для обеспечения ему прочной будущности не предпринималось, – читаем в докладной записке одного официального лица, – работы, в смысле их хозяйственной постановки, имели все признаки хищничества, о чем свидетельствует и последний отчет окружного инженера». Горного инженера, которого общество обязано иметь по контракту, нет, и копями заведует простой штейгер.[215] Что касается платежей,[216] то и тут приходится говорить только о том, что в своем докладе только что упомянутое официальное лицо именует «признаками хищничества». И копями, и трудом каторжных общество пользуется бесплатно. Оно обязано платить, но почему-то не платит; представители другой стороны, ввиду такого явного правонарушения, давно уже обязаны употребить власть, но почему-то медлят и, мало того, продолжают еще расходовать 150 тысяч в год на охрану доходов общества, и обе стороны ведут себя так, что трудно сказать, когда будет конец этим ненормальным отношениям. Общество засело на Сахалине так же крепко, как Фома в селе Степанчикове,[217] и неумолимо оно, как Фома. К 1 января 1890 г. оно состояло должным казне 194 337 р. 15 к.;[218] десятая же часть этих денег по закону приходится на долю каторжных, как вознаграждение за труд. Когда и как рассчитываются с дуйскими каторжниками, кто им платит и получают ли они что-нибудь, мне неизвестно.

Ежедневно назначается на работы 350–400 каторжных, остальные 350–400 из живущих в Дуйской и Воеводской тюрьмах составляют резерв. Без резерва же не обойтись, так как в контракте оговорены на каждый день «способные к труду» каторжные. Назначенные на работы в руднике в пятом часу утра, на так называемой раскомандировке, поступают в ведение рудничной администрации, то есть небольшой группы частных лиц, составляющих «контору». От усмотрения этой последней зависит назначение на работы, количество и степень напряжения труда на каждый день и для каждого отдельного каторжного; от нее, по самой постановке дела, зависит наблюдать за тем, чтобы арестанты несли наказание равномерно; тюремная же администрация оставляет за собою только надзор за поведением и предупреждение побегов, в остальном же, по необходимости, умывает руки.

Имеются два рудника: старый и новый. Каторжные работают в новом; тут вышина угольного пласта около 2 аршин, ширина коридоров такая же; расстояние от выхода до места, где теперь происходит разработка, равняется 150 саж. Рабочий с санками, которые весят пуд, взбирается ползком вверх темным и сырым коридором: это самая тяжкая часть работы; потом, нагрузив сани углем, возвращается назад. У выхода уголь нагружается в вагонетки и по рельсам доставляется в склады. Каждый каторжный должен подняться вверх с санками не менее 13 раз в день – в этом заключается урок. В 1889–90 г. каждый каторжный добывал, в среднем, 10,8 п. в день, на 4,2 пуда менее нормы, установленной рудничною администрацией. В общем производительность рудника и рудничных каторжных работ невелика: она колеблется между 1 ½ и 3 тыс. пудов в день.

В дуйских копях работают также поселенцы по вольному найму. Поставлены они в более тяжелые условия, чем каторжные. В старом руднике, где они работают, пласт не выше аршина, место разработки находится в 230 саж. от выхода, верхний слой пласта дает сильную течь, отчего работать приходится в постоянной сырости; живут они на собственном продовольствии, в помещении, которое во много раз хуже тюрьмы. Но, несмотря на всё это, труд их гораздо производительнее каторжного – на 70 и даже 100%. Таковы преимущества вольнонаемного труда перед принудительным. Наемные рабочие выгоднее для общества, чем те, которых оно обязано иметь по контракту, и потому, если, как здесь принято, каторжный нанимает вместо себя поселенца или другого каторжного, то рудничная администрация охотно мирится с этим беспорядком. Третье обязательство давно уже трещит по швам. С самого основания Дуэ ведется, что бедняки и простоватые работают за себя и за других, а шулера и ростовщики в это время пьют чай, играют в карты или без дела бродят по пристани, позвякивая кандалами, и беседуют с подкупленным надзирателем. На этой почве здесь постоянно разыгрываются возмутительные истории. Так, за неделю до моего приезда один богатый арестант, бывший петербургский купец, присланный сюда за поджог,[219] был высечен розгами будто бы за нежелание работать. Это человек глуповатый, не умеющий прятать деньги, неумеренно подкупавший, наконец утомился давать то надзирателю 5, то палачу 3 рубля и как-то в недобрый час наотрез отказал обоим. Надзиратель пожаловался смотрителю,[220] что вот-де такой-то не хочет работать, этот приказал дать 30 розог, и палач, разумеется, постарался. Купец, когда его секли, кричал: «Меня еще никогда не секли!» После экзекуции он смирился, заплатил надзирателю и палачу и как ни в чем не бывало продолжает нанимать вместо себя поселенца.

вернуться

209

С самого основания Дуэ… – Пост Дуэ был основан в 1857 г. Первым его начальником с 1862 г. был майор Николаев (о нем см. примеч. к стр. 178).

вернуться

210

У публики Дуэ пользуется преувеличенно дурною репутацией. На «Байкале» мне рассказывали, что один пассажир, человек уже пожилой и чиновный, когда пароход остановился на дуйском рейде, долго всматривался в берег и наконец спросил:

– Скажите, пожалуйста, где же тут на берегу столб, на котором вешают каторжников и потом бросают их в воду?

Дуэ – колыбель сахалинской каторги. Существует мнение, что мысль избрать это место для ссыльной колонии пришла впервые самим каторжным: будто бы некий Иван Лапшин, осужденный за отцеубийство и отбывавший каторгу в г. Николаевске, попросил у местных властей позволения переселиться на Сахалин и в сентябре 1858 г. был доставлен сюда. Поселившись недалеко от Дуйского поста, он стал заниматься огородничеством и хлебопашеством[700] и, по словам г. Власова, отбывал тут каторжные уроки. Вероятно, он был доставлен на остров не один, так как в 1858 г. уголь близ Дуэ добывался уже при участии каторжных (см. «С Амура и <с> берегов Великого океана» в «Московских ведомостях», 1874 г., № 207).[701] Вышеславцев в своих «Очерках пером и карандашом» пишет,[702] что в апреле 1859 г. он застал в Дуэ около 40 человек и при них двух офицеров и одного инженерного офицера, заведующего работами. «Какие славные огороды, – восторгается он, – окружают их уютные, чистенькие домики! А овощи вызревают два раза в лето».

Время возникновения настоящей сахалинской каторги относится к шестидесятым годам,[703] когда неустройства нашей депортационной системы достигли своего высшего напряжения. Время было таково, что начальник отделения департамента полиции исполнительной, коллежский советник Власов, пораженный всем, что он встретил на каторге, прямо заявил, что строй и система наших наказаний служат развитию важных уголовных преступлений и понижают гражданскую нравственность. Приблизительное исследование каторжных работ на месте привело его к убеждению, что их в России почти не существует (см. его «Краткий очерк неустройств, существующих на каторге»). Главное тюремное управление,[704] давая в своем десятилетнем отчете критический обзор каторги, замечает, что в описываемое время каторга перестала быть высшею карательною мерой. Да, то была высочайшая мера беспорядка, какой когда-либо создавали невежество, равнодушие и жестокость. Вот главные причины бывших неустройств:

a) Ни составители законов о ссыльных, ни исполнители их не имели ясного представления о том, что такое каторга, в чем она должна заключаться, для чего она нужна. И практика, несмотря на свою продолжительность, не дала не только системы, но даже материала для юридического определения каторги.

b) Исправительные и уголовные цели наказания приносились в жертву разного рода экономическим и финансовым соображениям. На каторжного смотрели как на рабочую силу, которая должна была приносить доход государственному казначейству. Если его труд не давал выгоды или шел в убыток, то предпочитали держать его в тюрьме без всякого дела. Убыточному безделью отдавалось предпочтение перед убыточною работой. Приходилось также считаться еще с колонизационными целями.

c) Незнакомство с местными условиями и потому отсутствие определенного взгляда на характер и сущность работ, что видно хотя бы из недавно упраздненного деления на работы в рудниках, заводах и крепостях. На практике бессрочный, приговоренный к работам в рудниках, сидел без дела в тюрьме, приговоренный к четырехлетней каторге на заводах работал в руднике, а в тобольской каторжной тюрьме арестанты занимались переноскою с одного места на другое ядер, пересыпкой песка и т. п. В обществе и отчасти в литературе установился взгляд, что настоящая, самая тяжкая и самая позорная каторга может быть только в рудниках. Если бы в «Русской женщине» Некрасова герой,[705] вместо того чтобы работать в руднике, ловил для тюрьмы рыбу или рубил лес, то многие читатели остались бы неудовлетворенными.

d) Отсталость нашего устава о ссыльных. На очень многие вопросы, ежедневно возбуждаемые практикой, он совсем не дает ответа, отсюда широкое поле для произвольных толкований и незаконных действий; в самых затруднительных положениях он является часто совершенно бесполезною книгой, и отчасти поэтому, вероятно, г. Власов в некоторых управлениях при каторжных тюрьмах совсем не нашел устава.

e) Отсутствие единства в управлении каторгой.

f) Отдаленность каторжных работ от Петербурга и полное отсутствие гласности. Официальные отчеты стали печататься только недавно, со времени учреждения главного тюремного управления.[706]

g) Немалою помехой к упорядочению ссылки и каторги служило также настроение нашего общества. Когда у общества нет определенных взглядов на что-нибудь, то приходится считаться с его настроением. Общество всегда возмущалось тюремными порядками[707] и в то же время всякий шаг к улучшению быта арестантов встречало протестом, вроде, например, такого замечания: «Нехорошо, если мужик в тюрьме или на каторге будет жить лучше, чем дома». Если мужик часто живет дома хуже, чем на каторге, то по логике такого замечания каторга должна быть адом. Когда арестантам давали в вагонах вместо воды квас, то это называлось «нянчиться с убийцами и поджигателями» и т. п. Впрочем, как бы в противовес такому настроению, у лучших русских писателей замечалось стремление к идеализации каторжных, бродяг и беглых.[708]

В 1868 г. был высочайше утвержден комитет,[709] имевший целью изыскать и указать меры для организации каторжных работ на более правильных началах. Комитет признал, что необходимо «высылать тяжких преступников в отдаленную колонию для употребления там в принудительные работы с преимущественною целью водворения в месте ссылки». И, выбирая между отдаленными колониями, комитет остановился на Сахалине. A priori он признал за Сахалином следующие достоинства:

1) географическое положение, обеспечивающее материк от побегов;

2) наказание получает надлежащую репрессивную силу, так как ссылка на Сахалин может быть признана безвозвратною;

3) простор для деятельности преступника, решившего начать новую, трудовую жизнь;

4) с точки зрения государственной пользы, сосредоточение ссыльных на Сахалине представляется залогом для упрочения обладания нашего островом;

5) угольные залежи могут быть с выгодою эксплуатируемы ввиду громадной потребности в угле. Предполагалось также, что сосредоточение на острове всего контингента ссыльнокаторжных сократит расходы на содержание их.

вернуться

211

…специальное сочинение горного инженера г. Кеппена, когда-то заведовавшего здешними копями. ~ каменноугольная промышленность, 1875 г. – Инженер А. П. Кеппен был послан на Сахалин от горного департамента в 1870 г. и в течение трех лет исследовал остров в горнопромышленном отношении (вслед за Рудановским, Шмидтом, Гленом, Лопатиным, Носовым).

вернуться

212

«Остров Сахалин, его каменноугольные месторождения и развивающаяся на нем каменноугольная промышленность», 1875 г. Об угле, кроме г. Кеппена, писали еще горные инженеры:[710] Носов И. Заметки об острове Сахалине и каменноугольных ломках, на нем производимых. – «Горный журнал», 1859 г., № 1. И. А. Лопатин. Извлечение из письма.[711] Приложение к отчету Сибирского отдела имп. Рус<ского> географ. общества за 1868 г. Его же. Рапорт к генерал-губернатору Восточной Сибири. – «Горный журнал», 1870 г., № 10. Дейхман. Остров Сахалин в горнопромышленном отношении.[712] – «Горный журнал», 1871 г., № 3. К. Скальковский. Русская торговля в Тихом океане. 1883 г.[713] О качествах сахалинского угля писали в разное время командиры судов сибирской флотилии в своих рапортах, которые печатались в «Морском сборнике».[714] Для полноты, пожалуй, можно упомянуть еще о статьях Я. Н. Бутковского:[715] «Остров Сахалин» – «Исторический вестник», 1882 г., X, и «Сахалин и его значение» – «Морской сборник», 1874 г., № 4.

вернуться

213

…дуйские копи находятся в исключительном пользовании частного общества «Сахалин» ~ Разработка копей ведется недобросовестно, на кулаческих началах. – Чехов занялся изучением деятельности акционерного общества «Сахалин» потому, что увидел в ней одно из характерных проявлений организации сахалинской каторги – забвение главной цели, исправительной: в данном случае она принесена администрацией острова «в жертву промышленным соображениям». Свои заключения об этом акционерном обществе Чехов делал не только на основании личных впечатлений, но и материалов сахалинских канцелярий, газетных и журнальных статей, мнений некоторых специалистов: горных инженеров Н. Суханевича, Л. Бацевича и др. Горный инженер («окружной инженер») Суханевич, которого Чехов имел в виду на стр. 101, 136 (не называя его фамилии), в докладе начальнику Сахалина характеризовал разработку дуйских копей акционерным обществом как хищническую. Он высказывал сомнение, что общество «Сахалин» сумеет удовлетворить потребность русских судов в угле («Тюремный вестник», 1895, № 5, стр. 276). Сомнения и недовольство Суханевича разделял опытный специалист горный инженер Бацевич. Чехов знал печатную работу Бацевича («Описание сахалинских нефтяных месторождений». – «Горный журнал», 1890, т. III, № 7), в которой автор рассказывал историю разысканий нефти на Сахалине, называл возможные места ее добычи и выражал уверенность, что в будущем Сахалин и в этом отношении получит международную известность. Чехов упомянул об этой статье в письме Суворину 22 января 1892 г. в пору работы над книгой о Сахалине. Знал он и мнение комиссии, в которую входил Бацевич, ревизовавшей акционерное общество «Сахалин».

вернуться

214

«Никаких улучшений в технике производства или изысканий ~ последний отчет окружного инженера». – Здесь Чехов имел в виду не только сообщение В. О. Кононовича о «поисках и разведках ископаемых на острове Сахалине в 1891 г., предпринятых по поручению начальника острова горным инженером Н. Суханевичем» («Тюремный вестник», 1893, № 1), но и, по-видимому, известную ему от сахалинских корреспондентов докладную записку Суханевича, поданную в комиссию, ревизовавшую Сахалин в 1893 г. Председатель этой комиссии – генерал-лейт. Гродеков, резюмируя данные по этому вопросу, пишет: «Горный инженер Суханевич, близко знакомый с ведением дела в дуйских копях, высказывает, что общество „Сахалин“ эксплуатирует арендуемые копи хищническим образом, избегая необходимых затрат на подготовительные работы» (Д/В, ф. 1133, оп. 1, ед. хр. 2693, л. 110).

вернуться

215

Горного инженера ~ нет, и копями заведует простой штейгер. – Заведующим дуйскими каменноугольными рудниками общества «Сахалин» был с 1885 г. штейгер С. А. Маев.

вернуться

216

Что касается платежей ~ трудно сказать, когда будет конец этим ненормальным отношениям. – Чехов привез с Сахалина приказ Кононовича № 40, на котором своей рукой поставил дату: 1890 г.: «Постоянную неаккуратность поступления с общества „Сахалин“ следующих в казну платежей за аренду рудников и за работу арестантов, – писал Кононович, – я не нахожу возможным относить исключительно на арестантский труд и лишать рабочих, как это было до сих пор, той доли заработка, которая назначена им по закону 6 января 1886 года, в размере 10% от каждого заработанного рубля…» (ГБЛ).

вернуться

217

Общество засело на Сахалине так же крепко, как Фома в селе Степанчикове… – Сравнение с Фомой Опискиным, героем повести Ф. М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели».

вернуться

218

К 1 января 1890 г. оно состояло должным казне 194 337 р. 15 к. ~ Третье обязательство давно уже трещит по швам. – О задолженности общества «Сахалин» казне упоминалось и в «Отчете по Главному тюремному управлению за 1888 г.» (СПб., 1890, стр. 171). Но сумма недоимки, взятая Чеховым из официальных документов, расходилась с цифрой, которую признавало само акционерное общество: «…исчисленная представителями местных властей и повторенная г. Чеховым цифра недоимки (194 337 р. 15 к.) страдает сильным преувеличением, слишком на 40 т. превышая сумму, значившуюся по книгам общества» («Опровержение на статью г. Чехова». – «Русская мысль», 1894, № 4, стр. 225). Это опровержение правление общества «Сахалин» послало в «Русскую мысль» 16 января. 1894 г., т. е. тотчас же после появления в декабрьской книжке журнала за 1893 г. главы VIII «Острова Сахалина». Редакторы журнала В. А. Гольцев и В. М. Лавров, не считая нужным помещать «Опровержение», выдвинули (в не известном нам письме от 13 февраля 1894 г.) причину, которую правление общества сочло «неосновательною». 19 февраля 1894 г. оно послало в редакцию «Русской мысли» официальное письмо: «Признавая указанную в письме от 13 сего февраля причину непомещения опровержения на статью г. А. Чехова „Остров Сахалин“ неосновательною и находя себя вынужденным обратиться вместе с сим к г. прокурору Московского окружного суда с ходатайством о привлечении на основании 1033 Уложения о наказании к ответственности редактора-издателя журнала „Русская мысль“, Правление Высочайше утвержденного общества „Сахалин“ имеет честь известить о том редакцию для сведения…» (ЦГАЛИ, ф. 549, оп. 1, ед. хр. 389, л. 7. Документ этот попал в чеховский архив из архива Гольцева). Дело было «улажено» Главным управлением по делам печати, потребовавшим опубликования «Опровержения». В журнале оно появилось с подзаголовком: «печатается по распоряжению Главного управления по делам печати».

Оставляя в стороне основной, принципиальный для Чехова, вопрос о забвении исправительных целей и эксплуататорском характере всего предприятия, правление полемизировало с писателем по ряду частных, не столь важных для автора «Сахалина» вопросов. Чехов не реагировал на «Опровержение».

вернуться

219

…за неделю до моего приезда один богатый арестант, бывший петербургский купец, присланный сюда за поджог… – В книге не названо его имя. Это Бородавкин, о котором Чехов писал с Южного Сахалина Суворину 11 сентября 1890 г.: «Когда однажды в руднике я пил чай, бывший петербургский купец, присланный сюда за поджог, вынул из кармана чайную ложку и подал ее мне». 10 декабря 1890 г. делясь с Н. А. Лейкиным сахалинскими впечатлениями, Чехов отметил: «пил чай с Бородавкиным». О Бородавкине, державшем себя в стороне от каторжных во время пути на Сахалин, и о его судьбе писал доктор А. В. Щербак («С ссыльнокаторжными в Китайском море». – «Новое время», 1891, № 5346, 16 января; «Перевозки ссыльнокаторжных на остров Сахалин морским путем». – «Тюремный вестник», 1893, № 6, стр. 305).

вернуться

220

…пожаловался смотрителю… – С. О. Казарскому, смотрителю Дуйской тюрьмы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: