— Садитесь, мадемуазель Жизель!

— Можете говорить просто Жизель, господин инспектор! После того, что случилось… — Она сложила руки на коленях. — Я никогда не думала, что потеря хозяйки меня так потрясет.

— Ты потеряла ее необычным образом, — заметил Бело.

— Да, правда, — согласилась Жизель.

— Ты давно работаешь у мадемуазель Сарразен?

— Нет, три недели.

— Всего-навсего?

— Да, господин инспектор. Я бы тут долго и не удержалась.

— Почему?

— В конторе по найму меня сразу предупредили.

— Что это за контора?

— Контора Ле Беллес в Терне.

— О чем же тебя предупредили в конторе?

— Мне сказали, что я не удержусь долго у мадемуазель Сарразен. Два месяца — это предел. Они сказали, что мадемуазель Сарразен очень капризна. Извините, что я так говорю, когда она… Я только повторяю.

— И ты все-таки пошла на это место?

— Когда сидишь без работы… Мои прежние хозяева вынуждены были отказаться от прислуги.

Бело вынул блокнот.

— Может, ты скажешь мне их фамилию и адрес?

— Почему бы и не сказать? Я работала у них пять лет и получила от них рекомендательное письмо. Супруги Лекуры, улица Верней, тридцать один.

— Там, где аптека.

Жизель оживилась.

— Вы из того района?

Бело отрицательно покачал головой.

— Должна признаться, что мадемуазель хорошо мне платила, — продолжала Жизель. — Два месяца у нее — это все равно, что полгода в другом месте.

— По-твоему, она действительно была капризна?

— Нет! Всегда держала слово. Как говорила, так и делала. И никогда не повышала голоса.

— У нее часто бывали гости?

— Приемов она не устраивала, а для прислуги это главное. Наверху я тоже не убирала. Ключ был у госпожи.

— А спишь ты где?

— На втором этаже. Хорошая комната, совсем не такая, как обычно бывает у прислуги.

Они пошли в соседнюю гостиную. Царивший здесь беспорядок изменил ее вид. Через широко открытые двустворчатые двери виднелась нога, обутая в туфельку в восточном вкусе. Работники отдела криминалистики всюду понаставили свои приборы и прожекторы.

— Мы кончили, комиссар, можно забрать труп, — обратился один из них к Бело.

— Спасибо. Вызывайте машину. Останься тут, — обратился Бело к Жизели.

Он хотел еще раз посмотреть на жертву, прежде чем она исчезнет отсюда навсегда. Никогда не известно, что может открыть такой осмотр. На этот раз он не заметил ничего нового. Жертва, получив удар в спину, упала навзничь.

— Мгновенная смерть, — констатировал Боннтет. — Но подождем результатов вскрытия. Удар нанесен стилетом или ножом. Острым орудием. Его не нашли до сих пор и, возможно, не найдут никогда. Нож легко унести с собой, это не топор. Кстати, о топоре…

— На топоре нет никаких отпечатков пальцев? — спросил Бело, ни к кому персонально не обращаясь.

— Никаких! Мы бы тебе сказали! — ответил Нурри, старший из всех, ответственный за отпечатки пальцев.

Топор, а точнее топорик, находился в кухне. Жизель сказала, что рубила им дрова.

— Никаких, — повторил Нурри. — Вытерт, вымыт, вычищен, как алебарда стражника.

Женская рука у запястья тонкая. Достаточно было одного удара. Ужасно. Боннтет не смог определить, через сколько времени после удара в спину была отсечена рука. Остался ли преступник в доме вместе с трупом? Возвратился ли он, когда ему пришла в голову идея разыграть спектакль с «женихом», рукой и чемоданом?.. Да, красивая женщина, очень красивая.

— А тут какая красавица! — сказал Симон, незаметно ставший рядом с Бело. — Я нашел это фото в ее комнате.

Бело взглянул на снимок мадемуазель Сарразен, лежавшей на пляже. Великолепная фигура.

В гостиную вошли люди в белых халатах, с носилками.

— Можете забрать, — сказал Бело и обратился к Симону: — Наверху что-нибудь обнаружили?

— Ничего.

— Тогда иди на помощь Блонделю. Похоже, он заблудился в саду.

Жизель не двигалась с места. В сочетании беспорядка и царившей в комнате тишины было что-то странное. Бело снова опустился в кресло.

— Мы остановились на гостях мадемуазель Сарразен.

— Да, господин инспектор.

Голос у нее был, как и раньше, — спокойный, ровный. Исключительное самообладание. Или исключительная тупость.

— Она встречалась с кем-нибудь из семьи?

— Нет, ни с кем.

— У нее были родственники?

— Не знаю.

— А кто приходил?

— Торговцы картинами. Приходили, когда у них появлялось что-нибудь новое.

— Ван Гог?

— Вы его знаете?

— Естественно.

— У нее были и другие картины, импрессионисты, она, кажется, так их называла. Но на этом Ван Гоге она просто помешалась. Она мне сказала, что весь мир завидует ее коллекции.

— Она что-нибудь из этого продавала?

— Нет, только покупала. Вон те две картины купила одновременно.

— А друзья? Их было много?

— Ох нет, господин комиссар, только один! — смущенно ответила Жизель.

— Я не имел в виду любовников, — сказал Бело.

— Ой, простите, я неправильно поняла. Друзья… Друзья… Если речь о мужчинах, то их здесь никогда не бывало. Дамы приходили на чай. Но только по вечерам. А я в десять всегда уже была у себя в комнате. Мадемуазель мне говорила: «Жизель, если ты будешь у себя и услышишь звонок, не беспокойся. Я открою сама, если захочу. А если нет, пусть звонят сколько угодно». Нейи — это глухомань, господин инспектор.

— Ну и что? Ты когда-нибудь слышала звонок?

— Один раз.

— И мадемуазель Сарразен открыла?

— Мне показалось, что я слышала, как хлопнула калитка. У нас, чтобы открыть калитку, надо только нажать кнопку в прихожей.

— Ты видела, кто это был? Мужчина, женщина?

— Я уже лежала в постели, и мне не хотелось вставать, господин инспектор. Я подумала, что это приятель мадемуазель.

— Ну, хорошо, — сказал Бело, поудобней располагаясь в кресле. — Поговорим теперь о нем. Об этом Жан-Марке Берже.

На ее лице появилась та же гримаса, что во время телефонного разговора с Лионом.

— Мне кажется, он тебе не нравился, — заметил Бело.

— Мне до него дела не было.

— Он часто приходил?

— Да.

— Мадемуазель Сарразен очень им интересовалась?

— Не поняла, простите.

— Она его сильно любила?

— Думаю, что да. Мадемуазель Сарразен была не из тех, кто посвящает прислугу в свои дела.

— Сколько ему лет?

— Не знаю… Года двадцать два. Не больше двадцати пяти.

Бело присвистнул.

— Такой молодой? Ей-то было лет тридцать пять?

— Тридцать шесть. В этом возрасте такое случается.

— А ты, Жизель? Сколько тебе лет?

— Тридцать пять. Но я вас уверяю, со мной такого не произойдет.

— Я этого и не имел в виду.

— Ну, не надо думать, что я глупее, чем есть, — сквозь зубы процедила Жизель. отводя глаза.

— Не беспокойся, — ответил Бело. — Симпатичный был этот Берже?

— Если речь о чаевых, то не давал никогда. Случая не представилось. Но вежливый молодой человек…

— Они выходили куда-нибудь вместе?

— Днем нет. Но у мадемуазель была машина, может, она за ним заезжала.

— Верное замечание. Ты сказала, что, услышав ночью, как хлопнула калитка, подумала, что это он. У него не было своего ключа?

— Ни у него, ни у кого другого.

— Другие — это кто?

— Понятно, я! Это первое место, где мне не дали ключ. Когда я утром возвращалась с покупками, мадемуазель сама мне открывала.

— Однако вчера вечером она тебе не открыла?

— По воскресеньям она давала мне ключ. На случай, если я вернусь домой раньше, чем она. или захочу без нее выйти.

Бело помолчал минуту, потом сказал:

— Одним словом, она не боялась давать тебе ключ на время своего отсутствия. Но не хотела, чтобы кто-то пришел неожиданно. Ты или даже ее друг.

— Кроме воскресенья.

— Кроме воскресенья. Значит, она боялась кого-то, кто мог прийти в будний день и не мог этого сделать в воскресенье. А убита она была именно в воскресенье.