Лимпопо на маму не подействовало. Но, услыхав «исполинский», она переменилась в лице.
В тот же вечер, как только Митя заснул, она схватила Брема и стала читать отдел «Панцирные ящеры» И сразу же наткнулась на то, что ее интересовало.
— «Нередки случаи, что люди с плоскодонных челноков были схватываемы крокодилами…» Так я и думала! — прошептала мама и продолжала читать: «…людей он поедает спокойно, вечером или ночью, для чего уносит их на берег в уединенное место..» Какой ужас! — сказала мама. — Заснуть в постели, а проснуться в уединенном месте, в какой-то пасти!
Когда же она дошла до нильского крокодила и узнала, что «встречаются экземпляры, достигающие десяти метров», она захлопнула книжку. С нее было довольно.
Тут же ночью она схватила сантиметр и нервно измерила длину комнаты. Ей пришлось выйти в коридор и уткнуться в его противоположную стенку, и то оказалось всего шесть метров семьдесят сантиметров.
— Значит, кончится тем, что он сломает стенку и всунет хвост в чужую квартиру! Согрели змею на своей груди… — горько сказала мама.
Всю ночь она не спала, а на утро потребовала, чтобы крокодила не было.
И хотя Митя с Бремом в руках доказывал, что сам ученый считает эту цифру — десять метров — преувеличенной, мама утверждала, что, если бы это была неправда, Брем об этом не писал бы.
Когда же Митя прочел вслух, что крокодил достигает таких размеров только через сто лет, мама заявила, что это дореволюционное издание и что Брем устарел.
С тех пор мама то и дело подходила к крокодилу и измеряла его сантиметром.
Это продолжалось до тех пор, пока крокодил чуть не откусил ей палец.
Тогда она стала прикидывать длину на глаз, и это было еще хуже, потому что каждый раз оказывалось, что крокодил вырос еще чуть не на полметра.
Совсем плохо стало весной. Когда кончились занятия, школу начали ремонтировать и нужно было куда-то пристроить на лето живой уголок. Школьники, которые оставались в городе, разобрали животных по домам. Митя тоже взял двух кроликов, скворца, который умел говорить «здравствуйте» и «шагом марш», и черепаху.
Но из-за крокодила атмосфера в доме была уже накалена, и мама с нянькой встретили новых животных без энтузиазма. Нянька немедленно причислила говорящего скворца к нечистой силе, а мама сказала, что она не какое-нибудь травоядное и не обязана жить в зверинце.
Она схватила шляпу и сумочку, чтобы идти к директору школы. Мите удалось добиться мира на очень тяжелых условиях: он поклялся сдать осенью в школу вместе с остальными животными и крокодила — это во-первых; а во-вторых, обязался следить, чтобы крокодил не испортил больше ни одной вещи. Взамен мама согласилась терпеть в доме животных до 31 августа.
А сегодня утром случилось вот что: мама, Аннушка и Митя пили чай. Аннушка взяла молочник и наклонила над своей чашкой.
И вдруг чашка поехала в сторону, а струйка молока полилась на скатерть.
— Это еще что? — грозно спросила нянька Митю.
Но в это время по столу все быстрее и быстрее поехали сахарница и вазочка с вареньем. Няня успела схватить подставку для ножей и прижала ее к груди.
Скатерть ползла по столу, как живая. Со звоном и грохотом сыпалось на пол все, что стояло на столе. Мама схватила уползавший конец скатерти и потянула к себе.
Лился чай из опрокинутых стаканов, расползалось варенье… Мама тянула… Над столом появилась морда крокодила, повисшего на скатерти.
Митя вцепился в крокодила. Ему удалось наконец оторвать его — правда, вместе с куском скатерти в пасти.
— Сумасшедший дом! — кричала мама.
— Давайте расчет! — буйствовала Аннушка.
— Здрассьте! — весело крикнул скворец из клетки.
И это безобидное слово переполнило чашу маминого терпения. Она сказала железным голосом:
— Всех вон! Весь твой зверинец!
— Как — всех?! — возмутился Митя. — А кролики при чем? А черепаха? Что они тебе сделали?..
Аннушка вдруг заголосила и вытащила из-под стола перекушенную пополам мамину лаковую туфлю.
— Всех вон! — твердо сказала мама. — Всех до одного! Или они, или я!
3
Когда Катя услыхала эту печальную историю, ей стало жалко всех: и Митю, и бесприютных зверей, и даже крокодила, который не виноват, что он крокодил, а не котенок.
Она вынула из кармана тянучки и протянула мальчику. Он печально сунул их в рот.
— Что же ты будешь делать? — спросила Катя. — Куда ты их?
— Не знаю, — сказал он. — Вот думаю. Катя встала и прижала руки к груди.
— Мальчик! — сказала она. — Я знаю куда. Дай их мне! У нас можно, честное слово! Я буду за ними смотреть и все буду делать. Мальчик!..
Она замолчала и ждала, не сводя с него глаз. Митя долго не отвечал. Потом спросил:
— А родители?
— Хорошие, и их дома нет! — радостно ответила Катя.
— А девчонки в квартире есть? — подозрительно спросил Митя.
— Какие девчонки?
— Такие… которые затискают до смерти, а потом отвечай.
Катя испугалась. Но все-таки честно сказала:
— Есть. Сестра Милка. Но она в детском саду. До полвосьмого. И я ей не позволю тискать. Ни за что!
Митя снова погрузился в раздумье. Катя смотрела на него и ждала. Он думал очень долго, так долго, что Катя уже перестала надеяться. Наконец Митя сказал:
— Ну, вот что: на все лето, конечно, не отдам — не имею права. Это же школьное имущество, понимаешь ты это?.. А ты посторонняя.
Катя вздохнула.
— А до вечера, — продолжал Митя, — пока я съезжу к одному нашему мальчику — он на даче живет, — в общем, дам.
Катя засмеялась от радости.
— Но смотри! — сурово прибавил Митя. — Помни: берешь на сохранение государственное имущество!
— Я буду помнить! — обещала Катя, прижав руки к груди.
— А ты знаешь, как его надо хранить?
— Как?
— А так, что умри, а сохрани!
— Хорошо, — сказала Катя. — Я умру, а сохраню государственное имущество.
— Примешь по описи и дашь расписку! — предупредил Митя.
Катя была согласна на все.
Митя взял ящик с крокодилом и клетку с кроликами. Катя несла в руке мяч, под мышкой коробку с черепахой, а в другой руке клетку со скворцом.
Идти было недалеко — через две улицы. Скоро стали попадаться знакомые. Всем хотелось поближе взглянуть на кроликов и скворца. Катя старалась сжимать губы покрепче, чтобы не улыбаться во весь рот.
Они вошли во двор-сад Катиного дома. К ним подбежала девочка:
— Катя, давай в школу мячиков! Чур, я учительница!
Катя ничего не ответила. Девочка пошла рядом, стараясь заглянуть во все клетки.
Катя заметила во дворе Олечку, Милкину подругу.
— Оля! — позвала Катя. — Ты, пожалуйста, даже не дотрагивайся до этих зверей, а то затискаешь, а это — государственное имущество!
Оля раскрыла рот и так и осталась стоять на дороге.
Митя и Катя поднялись на третий этаж. Там, на обитой клеенкой двери, висела табличка:
— Вот тут, — сказала Катя и достала ключик от французского замка, висевший у нее на шнурочке.
Митя вдруг застеснялся:
— А правда у вас дома никого?
— Да правда же! — уверяла Катя. — Мама в командировке, бабушка на базаре, папа на репетиции, Милка в детском саду!
Она открыла дверь. И первое, что они услышали, были нежные звуки скрипки.
Митя сурово посмотрел на Катю.
— Папа дома почему-то, — сказала Катя упавшим голосом. — Наверно, репетицию отменили.
Митя недоверчиво хмыкнул, и они на цыпочках пошли по коридору. Со шкафа, сверкая глазами, смотрел на них бабушкин белый кот.
Они вошли в Катину комнату. Там на полу лежали разбросанные кубики. На стене тикали часы-ходики с головой котенка, который все время двигал глазами вправо-влево, вправо-влево.
Под ходиками стояла детская кровать, а на ней безмятежно спала девочка лет пяти.
Катя с ужасом смотрела на спящую Милку. Митя с ненавистью смотрел на Катю. Ясно: девчонка его обманула, заманила хитростью, чтобы забрать зверей!