Когда часы начали бить девять, всё ещё было совершенно спокойно. В это тихое утро никто ещё не знал и не думал, что с ним случится то, что случилось.

Но сначала послушайте, что было с совсем разными людьми в разных местах. А потом увидите, как всё соединилось и перепуталось.

Пионеры шестого класса Лида Шершилина и Миша Коробкин, начищенные и наглаженные, шли по Большой Минеральной улице.

Шли они с очень важным и почётным поручением: пригласить писателя Мамонтова на школьный вечер, сегодня к шести часам. Это был последний, заключительный вечер. Завтра начнутся каникулы.

Всё было готово; вышел даже специальный номер стенгазеты "На крючок" с полной биографией писателя. Не было только одного: согласия писателя. Он лишь вчера вернулся из Австралии. Так что сами понимаете, как трудно уговорить человека выступить где-то в школе на другой день после такого путешествия!

Поэтому и послали не кого-нибудь, а самых вежливых отличников: звеньевую Шершилину и председателя отряда Коробкина.

И было им сказано: пусть разобьются в лепёшку, а приведут писателя. Потому что нельзя больше терпеть, как шестой «Б» задаётся своим вечером с водолазом!

А писатель Алексей Иванович Мамонтов, не подозревая о том, что его ждёт, спокойно работал в своём кабинете на Садовой улице. Во время путешествия он не успел записать кучу интересных вещей и теперь торопился это сделать, чтобы не забыть. Сейчас он записывал, как его укусила кенгуру.

Он написал: "укуси…" — и задумался. Он не знал, как правильно писать: «укусила» или «укусил»? А потом вспомнил, как он удирал от кенгуру, и засомневался: стоит ли вообще это записывать? Кроме того, он никак не мог сосредоточиться. Как только он задумывался, ему начинало казаться, что он опять летит на самолёте ТУ-114, потому что вокруг него ходила тётя Лиза и гудела пылесосом. Почему-то она всегда бралась за пылесос именно тогда, когда Алексей Иванович садился за стол. Правда, он не раз пытался просить тётю Лизу убирать тогда, когда она пошлёт его за булками. Но тётя Лиза находчиво отвечала, что если бы не она, то и сам Алексей Иванович, и его дом, и его пишущая машинка давно заросли бы паутиной, плесенью и грибами.

Алексей Иванович вздохнул, тоскливо взглянул на тётю Лизу и вышел в другую комнату.

Там на полках и стенах стояли и висели удивительные вещи — память о далёких путешествиях. Африканские маски, игрушки из Мексики, чучело райской птицы, коллекция невиданных бабочек, а теперь даже настоящий австралийский бумеранг.

Алексей Иванович прошёл на балкон. Там стоял террариум, а в нём сидел грустный тритон, похожий на маленького дракона.

Алексей Иванович постучал пальцем по стеклу. Тритон встал на хвост и поглядел на палец писателя круглыми чёрными глазами.

А неподалёку, в Озёрном переулке, на подоконнике второго этажа, между кактусами, сидел чёрный щенок, похожий на лохматый шарик, и лаял. Он лаял таким тоненьким голоском, что если бы комар тоже умел лаять, их нельзя было бы различить.

Он лаял на всё, что двигалось. Особенно на автобусы и троллейбусы. Он считал их большими собаками и обижался, что им можно бегать по улицам, а ему нет.

А пока он лаял, Алисина мама, собираясь уходить, говорила Алисе:

— Не подходи к плите. Боже мой, в ушах звенит от этой собаки! Никому не открывай. Нет, вы видали, чтобы в городе нельзя было найти няньку! Ты перестанешь гавкать, горе моё? Обед под салфеткой. Пять объявлений повесила никто не является! Ну, будь умницей, я вернусь в пять!

— Ещё не уходи. Ты ещё не сказала: не трогай спичек, — напомнила Алиса.

— Не трогай спичек! — сказала мама и чмокнула Алису в нос.

Как только мама закрыла за собой дверь, щенок перестал лаять и соскочил с подоконника. Ему надо было отгрызть банты от маминых шлёпанцев, пока её нет дома.

Алиса поняла: щенок обиделся на маму за то, что ей не понравился его красивый лай. Она сунула голову под кровать:

— Шарик, когда ты всё отгрызёшь, полай, пожалуйста. Мне очень нравится, когда ты лаешь.

В это же время в одном деревянном домике на берегу реки три маленькие девочки и одна кошка сидели у телевизора и смотрели передачу "Строительство коксохимического завода".

Две девочки и кошка смотрели не шевелясь, и только самая маленькая клевала носом и время от времени падала со скамейки. Тогда сестры поднимали её за шиворот и усаживали на место.

Когда на экране появились гружёные самосвалы, старшая девочка Валя поднялась. За ней встала Галя, потом маленькая Люся. И они гуськом зашагали к двери. У телевизора осталась только кошка. Она всё ещё надеялась увидеть мышь или птичку.

А девочки вышли из домика, спустились к мосткам на реке, где их мать полоскала бельё, и молча открыли рты.

Мать вытерла руки передником и сунула в рот каждой девочке по печенью. Девочки повернулись, в том же порядке отправились обратно и уселись на свои места рядом с кошкой.

На экране уже не было коксохимического завода. Там пожилой гость из Финляндии говорил на финском языке.

А теперь заглянем в одну очень уютную квартирку на той же Садовой улице, где живёт Алексей Иванович. Здесь вот уже сорок пять лет живут Сергей Васильевич и Таисия Петровна.

В это утро Сергей Васильевич, наморщив лоб, сокрушённо смотрел на шахматную доску. В руке он держал белого коня и никак не мог решить, куда его поставить. У него было трудное положение. Вчера в Саду отдыха он начал партию с очень серьёзным противником: бывшим вагоновожатым трампарка номер один. Когда вагоновожатый «съел» у Сергея Васильевича вторую пешку, пошёл дождик — и партию перенесли на сегодня.

— Тася, — жалобно позвал Сергей Васильевич. Но Тася, то есть Таисия Петровна, не отозвалась. Она поливала цветы на балконе.

— Ну куда ты полезла? — укоряла она вьющуюся настурцию. — Тебя же, дурочку, там рамой прищемит! Смотри-ка, бедную гераньку совсем затолкали! Да раздвиньтесь вы, в самом деле, всем хватит места… Иду! — сказала она и пошла с лейкой к Сергею Васильевичу.

— Тася, а что он может сделать, если я пойду так?

И Сергей Васильевич поставил своего коня на Б5.

— Тогда он возьмёт его пешкой, — хладнокровно сказала Таисия Петровна и вернулась на балкон.

Сергей Васильевич печально смотрел на позицию, и вдруг ему в голову пришла гениальная мысль.

— Тася! — вскричал он вне себя. — Я иду сюда турой! И что ему остаётся делать?

Таисия Петровна, появившись, бросила только один взгляд на шахматную доску.

— Ему остаётся пойти сюда королевой и объявить тебе мат в два хода.

И она, переложив лейку из правой руки в левую, дала мат в два хода своему мужу. Тот долго молчал, глядя на чёрную королеву, которая прикончила его короля. Потом растерянно спросил:

— Куда же я пойду?

— За молоком, — сказала Таисия Петровна. И когда Сергей Васильевич надевал в коридоре галоши, Таисия Петровна сказала, всовывая ему в руки большой бидон:

— Только помни, что это наш последний бидон. И постарайся, если можно, не забыть его на прилавке.

— Ну, Тася! — сказал Сергей Васильевич. Уже на лестнице он что-то пробормотал о человеческой несправедливости и стал медленно спускаться вниз.

Тут мимо него жёлтыми молниями пронеслись по перилам близнецы Боря и Лёва. Они задели бидон, который Сергей Васильевич чуть не выронил.

Вот так началось это утро. У каждого были свои дела, никто даже не был знаком друг с другом. И кто же мог думать, что не пройдёт и часа, как всё начнёт самым странным образом соединяться и перепутываться!