— Хотите тут подработать? — спросил самый старший.

— Дадим вам представление, — ответил высокий.

— Какое представление?

— Какое хотите. Прогулка по крылу. Смертельный подъем.

— А это что — смертельный подъем?

— Спускаем человека на крышу автомобиля и поднимаем обратно. Чем больше зрителей, тем больше покажем.

— Деньги не зря заплатите, — добавил хромой.

Мальчишки не сводили с него глаз.

— Вы были на войне? — спросил первый.

Третий незнакомец до сих пор не открывал рта. Теперь он произнес:

— Поехали в город.

— Правильно, — сказал высокий. Он сказал, ни к кому не обращаясь, скучным, безжизненным голосом, таким же, каким разговаривали все трое, словно это был их особый язык. — Где взять такси? Есть у вас в городе?

— До города мы вас довезем, — сказали ему люди, приехавшие на машине.

— Мы заплатим, — сказал хромой.

— Рад услужить, — сказал водитель машины. — Ничего с вас не возьму. Поедем сейчас?

— Ага, — сказал высокий. Трое незнакомцев сели на заднее сидение, остальные трое впереди. Трое мальчишек проводили их до машины.

— Можно прокатиться до города, мистер Блэк? — спросил один.

— Валяй, — сказал водитель. Мальчишки встали на подножки. Машина поехала в город.

Трое сидевших впереди слышали, что незнакомцы сзади разговаривают. Они говорили негромко, глухими безжизненными голосами, тихо и в то же время взволнованно обсуждая что-то между собой, причем больше говорили высокий и красивый. Трое сидевших впереди услышали только одну фразу хромого:

— Меньше я не возьму…

— Ага, — сказал высокий. Он подался вперед и слегка повысил голос: — Где мне найти этого Джонса, секретаря?

Водитель ему объяснил.

— А газета или типография тут близко? Мне нужны афишки.

— Я покажу. Помогу вам это устроить.

— Прекрасно, — сказал высокий. — Приходите после обеда — если будет время, я вас покатаю.

Машина остановилась возле редакции газеты.

— Афишки можете заказать здесь, — сказал водитель.

— Ладно. А контора Джонса на этой же улице?

— Я вас и туда подвезу, — сказал водитель.

— Вы сходите к редактору, — сказал высокий. — А Джонса, пожалуй, я сам разыщу. — Они вышли из машины. — Вернусь сюда, — сказал высокий. Он быстро зашагал по улице в своем грязном комбинезоне и шлеме. Остальные двое присоединились к группе людей, стоявших у дверей редакции. Вошли туда всей гурьбой, хромой впереди, а трое мальчишек сзади.

— Мне нужны афишки, — сказал хромой. — Вроде этой. — Он вынул из кармана сложенный листок розовой бумаги, расправил его; редактор, мальчишки и пятеро взрослых нагнулись, чтобы его разглядеть. Там было напечатано жирными, черными буквами:

— Афишки нужны через час, — сказал хромой.

— А чем заполнить пропуск? — спросил редактор.

— Что тут у вас есть?

— Что у нас есть?

— Какие покровители? Американский легион? Деловой клуб? Торговая палата?

— Все у нас есть

— Тогда погодите минуту, я вам скажу, — сказал хромой. — Когда придет мой партнер.

— Вам нужна гарантия на сбор, прежде чем вы начнете представление? — спросил редактор.

— А как же! Неужели я стану давать смертельный номер без гарантии? Неужели я стану за какие-то десять центов прыгать с аэроплана?

— А кто будет прыгать? — спросил один из тех, кто к ним подошел; это был шофер такси.

Хромой на него поглядел.

— Это не ваша забота, — сказал он. — Ваше дело платить деньги. Заплатите сколько надо, а мы уж попрыгаем.

— Да я просто спросил, который из вас прыгун?

— А я спрашиваю, будете вы платить серебром или бумажками? — сказал хромой. — Я разве вас спрашиваю?

— Нет, — сказал таксист.

— Как же с афишками? — спросил редактор. — Вы говорили, что они нужны через час.

— А вы не можете начать и оставить пропуск, до прихода моего партнера?

— Вдруг он не придет, а мы кончим?

— Ну, это уж не моя вина, верно?

— Ладно, — сказал редактор. — Главное, чтобы вы за них заплатили.

— Что ж, по-вашему, я должен платить за афишки с пустым местом?

— Я занимаюсь делом, а не в бирюльки играю, — сказал редактор.

— Обождем, — сказал хромой.

И они стали ждать.

— Вы были летчиком на войне, дядя? — спросил мальчишка.

Хромой обернул к мальчишке свое длинное уродливое трагическое лицо.

— На войне? Зачем бы я стал летать на войне?

— Я из-за вашей ноги подумал. Капитан Уоррен тоже хромает, а он летал на войне. Значит, вы это делаете просто так, для интересу?

— Для интересу? Что для интересу? Летаю? Gruss Gott! (Слава богу! (нем)). Терпеть не могу летать. Попадись мне тот, кто это выдумал, я б его самого в машину засадил да написал на спине тысячу раз: «Вот тебе! Вот тебе!»

— Тогда зачем вы это делаете? — спросил человек, пришедший вместе с шофером.

— Из-за вашего чертова республиканца Кулиджа (президент США). У меня было свое дело, а этот Кулидж всех разорил, всех. Вот почему. Для интересу! Gruss Gott!

Они все уставились на хромого.

— У вас, конечно, есть разрешение? — спросил второй из тех, кто к ним подошел.

Хромой поглядел на него.

— Разрешение?

— Разве для того, чтобы летать, не нужно иметь разрешение?

— А-а, разрешение… Аэроплану на полеты? Понятно. А как же? Конечно, есть. Хотите посмотреть?

— Ведь вы должны показать его каждому, кто попросит?

— А как же! Хотите посмотреть?

— А где оно?

— Где же ему быть? Прибито в кабине, как власти и повесили, а вы думали, оно ко мне прибито? Вы, может, думали, что в меня вставлен мотор или, может, приделаны крылья? Оно в кабине. Вызовите такси, подъезжайте к аэроплану и смотрите.

— Я вожу такси, — сказал шофер.

— Ну и водите. Поезжайте с этим джентльменом на летное поле. Пусть посмотрит разрешение на аэроплане.

— Это будет стоить двадцать пять центов, — сказал таксист. Но хромой, уже не обращая на него внимания, прислонился к конторке. Они следили за тем, как он вытащил из кармана жвачку и стал сдирать с нее обертку. — Я говорю, что это будет стоить четверть доллара, — повторил таксист.

— Вы мне говорите? — спросил хромой.

— Я думал, вы хотите поехать на аэродром.

— Я? Зачем? Зачем мне ехать на аэродром? Я только что оттуда. Не я же хочу посмотреть на разрешение. Я его уже видел. Я даже видел, как власти прибивали его в кабине.

Бывший военный летчик капитан Уоррен выходил из магазина, где он встретил высокого человека в грязном комбинезоне. Капитан Уоррен рассказывал об этой встрече вечером, в парикмахерской, когда аэроплан уже улетел.

— Я не видел его четырнадцать лет, с тех пор как уехал из Англии на фронт в семнадцатом. «Значит, это вы кончили бочкой мертвую петлю с двумя пассажирами на „хиссо“ двадцатого года?» — сказал я.

— Кто еще меня видел? — спросил он. И сразу же, но то и дело озираясь, стал рассказывать. Он был болен; за спиной у него кто-то остановился, уступая дорогу дамам, и Джок повернулся так, словно тут же бы выстрелил, будь у него пистолет, а потом, когда мы сидели в кафе и сзади хлопнули дверью, он чуть не выпрыгнул из комбинезона. «Нервы у меня пошаливают, — сказал он. — А так ничего». Я звал его к себе поужинать, но он отказался. Говорит, что есть может только с налету, вроде бы неожиданно для самого себя. Идем мы с ним по улице, мимо ресторана, а он вдруг говорит: «Сейчас поем» и кинулся за дверь, как заяц, сел спиной к стенке и велел Вернону принести что-нибудь, только чтобы сразу. Выпил три стакана воды, а потом Вернон принес ему молочную бутылку с водой, и он ее тоже почти всю выпил, пока подавали обед. Когда он снял шлем, я увидел, что волосы у него почти совсем седые, а по годам он моложе меня. Вернее, был моложе, когда мы учились летать в Канаде. Потом он мне сказал, как называется его нервная болезнь. Называется она Гинсфарб. Это низенький, который спрыгнул с лестницы.