Но, увидев Амалфийское побережье, она забыла обо всем. Эйнджел слышала об этом месте, часто любовалась его пейзажами на фотографиях, но картина, представшая перед ее взором, поразила молодую женщину своим величием. Крутые утесы, покрытые пестрой растительностью, устремлялись вниз, к морю.

— Они такие высокие! — восхищенно произнесла она. — А эти маленькие деревушки? Удивляюсь, как они не соскальзывают в море.

— Их защищает великий герой, — гордо сообщил таксист. — Легенда гласит, что Геркулес любил прекрасную нимфу по имени Амалфи. Когда она умерла, он похоронил ее здесь и окружил могилу утесами, чтобы они охраняли покой любимой. Однако местные рыбаки умерли бы с голоду без доступа к морю, и Геркулес построил для них деревни на этих утесах и поклялся, что всегда будет их защищать. И защищает по сей день.

Посмотрев вниз, Эйнджел обнаружила, что готова поверить легенде. Как еще можно объяснить то, что эти маленькие селения располагаются чуть ли не вертикально на крутых склонах?

— Далеко еще до виллы Таццини? — спросила она.

— Вилла Таццини — на самом верху. Лимонные сады ярусами спускаются вниз по склонам. Так деревья получают достаточное количество солнечного света.

— А лимоны созревают хорошие?

— Самые лучшие. Производители «лимончелло» готовы платить высокую цену за лимоны Таццини. От покупателей нет отбоя.

— Что такое «лимончелло»?

— Ликер из водки и лимонов. Божественный напиток.

Значит, у меня будет готовый рынок сбыта, с облегчением подумала Эйнджел.

— А вот и они, — внезапно сказал водитель, повернув руль. — Смотрите, это цветут лимоны.

Эйнджел молчала, завороженная волшебным зрелищем. У нее возникло ощущение, будто кто-то рассыпал по склонам корзину белых цветов. Мерцая в лучах солнца, они поражали своей удивительной красотой.

Эйнджел достала из сумочки зеркальце и посмотрелась в него. Она давно решила, что в новой жизни будет уделять меньше внимания своей внешности, но это было ее первое знакомство с новым домом, и она хотела выглядеть на все сто. Молодая женщина достала помаду и подкрасила губы.

Вскоре машина подъехала к кованым воротам. Они были незаперты, и таксист смог их открыть. Через несколько минут Эйнджел увидела виллу.

Это был большой трехэтажный дом, сложенный из серого камня. Наружная лестница вела на второй этаж, по всему периметру здания проходил крытый балкон.

Надземная часть фундамента была украшена фигурами животных, вырезанными из камня. Эйнджел невольно улыбнулась.

К парадному входу вели три ступеньки. Обнаружив, что дверь незаперта, Эйнджел попросила таксиста помочь ей внести в дом чемоданы. Оглядев просторный холл, молодая женщина нашла его очень уютным: пол вымощен красным кафелем, им же отделаны сводчатые проходы. Невероятно, но Эйнджел почувствовала себя здесь как дома.

Нужно быть благоразумной, оборвала она себя. Это ощущение — не что иное, как проявление сентиментальности. Не стоит принимать желаемое за действительное.

Однако, несмотря на все попытки Эйнджел противостоять охватившему ее чувству, оно переполняло все ее существо и было очень похоже на счастье.

Эйнджел заплатила водителю, отказавшись от его предложения отнести ее вещи наверх. Ей хотелось побыть одной, насладиться первыми минутами своего пребывания в этом удивительном месте.

Из холла наверх вела лестница с коваными перилами. Эйнджел начала медленно взбираться по ней, чувствуя себя словно во сне. Остановившись на полдороге, она выглянула в окно и поняла, что дом стоит на краю утеса. Отсюда были видны голубые волны моря, безмятежно колышущиеся под лазурным небом. Молодая женщина немного постояла у окна, вдыхая свежий воздух и прислушиваясь к едва слышному шелесту волн.

Когда она в последний раз могла наслаждаться тишиной? Когда в ее беспорядочной жизни было столько покоя, столько тихой радости? Если бы она не приехала сюда, сколько еще она смогла бы выдержать?

Эйнджел продолжила медленно подниматься по лестнице. На улице было жарко, а каменные стены дома таили в себе блаженную прохладу. Она прошла в коридор с несколькими дверями. Одна из них привлекла ее внимание, потому что была двустворчатой. Скорее всего, за ней находилась хозяйская спальня. Эйнджел захотелось поскорее ее увидеть. Она толкнула дверь и вошла внутрь.

Первые несколько секунд Эйнджел не смогла ничего различить, потому что деревянные ставни на окнах были закрыты. Затем она пригляделась и увидела, что одно окно чуть приоткрыто и лицом к нему стоит какой-то высокий и худой мужчина.

Когда глаза Эйнджел привыкли к темноте, она увидела, что незнакомец одет в потрепанные джинсы, рубашку и поношенные ботинки.

Наверное, садовник, подумала молодая женщина.

Но что он здесь делает?

— Привет, — сказала она. Мужчина быстро повернулся.

— Кто вы? — одновременно произнесли они оба по-итальянски.

Эйнджел издала короткий смешок, поняв, что не имеет права возмущаться.

— Простите, это моя вина, — произнесла она. — Я приехала без предупреждения.

Мужчина приоткрыл ставни, и в комнате стало светлее. Эйнджел заметила, что он внезапно напрягся, черты его лица сделались тверже.

— Я новая владелица виллы… — сказала молодая женщина.

— Сеньора Клэннен.

Эйнджел вернула себе девичью фамилию, но в данный момент это было неважно.

— Да. Очевидно, вы меня ждали.

— Да, но мы не знали, когда вы приедете. Решили застать нас врасплох? Очень умно с вашей стороны. Кто знает, какие открытия вы могли бы сделать?

Теперь, когда Эйнджел смогла лучше разглядеть его, она невольно подумала, что никогда прежде не встречала таких суровых мужчин. В нем была какая-то мрачная настороженность — не только в лице, но и во всей его высокой худой фигуре, в том, как он скрестил руки на груди, словно желая отгородиться от мира.

— Я не хотела никого заставать врасплох, — ответила Эйнджел, пытаясь сохранять невозмутимый вид. — Это было спонтанное решение.

— И вы даже не могли позвонить из аэропорта, чтобы Берта подготовилась к вашему приезду? Она ваша экономка. Эта добрая, трудолюбивая женщина заслуживает лучшего обращения.

Эйнджел почувствовала угрызения совести, но негодование взяло верх над раскаянием.

Что, черт возьми, дает ему право так со мной разговаривать?

— Послушайте, — сказала она. — Полагаю, вы один из моих работников. Поэтому позвольте предупредить вас, больше не разговаривайте со мной таким тоном, если хотите здесь остаться.

— Правда? Тогда мне ужасно повезло, потому что я на вас не работаю, иначе бы я весь дрожал от страха.

— Не смейте мне дерзить! Если вы не работаете на вилле, тогда что вы делаете в этой комнате? У вас нет никакого права здесь находиться.

Ей показалось, что мужчина слегка побледнел. Его губы изогнулись в горькой усмешке.

— Верно, — ответил он. — У меня нет права… Больше нет.

— Что вы имеете в виду?

— Меня зовут Витторио Таццини. Я — бывший владелец этого дома.

— Вы?! — Короткое слово, внезапно сорвавшееся с ее губ, прозвучало изумленно-презрительно.

— Да, — ответил Витторио, разглядывая свою одежду. — Такое огородное пугало, как я. Это была моя комната, и я пришел сюда, чтобы кое-что забрать. Прошу прощения за то, что оказался здесь, когда приехала новая padrona. Если бы меня предупредили заранее, я не стал бы вас беспокоить.

Ее привели в замешательство не столько его слова, сколько взгляд. Эйнджел привыкла к тому, что мужчины смотрят на нее с обожанием, даже с откровенным желанием, раздевая ее глазами. Ей надоело подобное отношение, но все же это было лучше, чем презрение, читавшееся во взгляде Витторио Таццини.

— Не нужно аффектации, — холодно произнесла она.

— Разве называть вас «padrona» — аффектация? Разве вы не новая хозяйка, которой нужно подчиняться? Я просто констатирую факт.

— Нет, вы пытаетесь заставить меня чувствовать себя неловко, будто я должна стыдиться того, что нахожусь здесь.