— Разумеется, против своей воли, — усмехнулся Витторио.
— Смейтесь, если хотите, но я все же прошу вас взять на себя управление виллой, прежде чем она придет в запустение. Конечно, если вы еще не передумали.
— Нет, не передумал. Я уже говорил вам: самое важное для меня — забота о земле. Ради этого я готов даже переступить через свою гордость. Я сослужу вам хорошую службу и выращу ваш урожай. Взамен вы должны мне дать полную свободу действий и следовать моим советам.
Возмущенная его надменностью, Эйнджел открыла было рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его.
Он прав: у меня нет выбора.
— Хорошо, — ответила она.
— Во-первых, я советую вам вернуть остальных садовников.
— Не могли бы вы сами с ними связаться?
— Разумеется. Во-вторых, нужно как можно быстрее заказать удобрение.
— Я полагаюсь на вас.
— Это перемирие? — спросил Витторио.
— Думаю, да.
— Если хотите, мы можем заключить вооруженное перемирие. Я пришлю вам официальный меморандум, — сказал Витторио, улыбаясь. — С эмблемой в виде скрещенных мечей.
— Может, мечи, вложенные в ножны, подойдут больше? — небрежно заметила Эйнджел.
Загадочно улыбаясь, Витторио в течение нескольких секунд разглядывал ее.
— Прежде чем прятать мечи, давайте посмотрим, как пойдут дела.
Этой ночью Эйнджел плохо спала. Как только она закрывала глаза, ей начинало казаться, что она снова висит над обрывом. Она чувствовала, что это лишь сон, но все равно боролась за свою жизнь, уверенная, что сможет обойтись без помощи Витторио. Но он всегда появлялся и вытаскивал ее.
После этого она вновь оказывалась на траве и вновь, тяжело дыша, прижималась к нему. В этот момент Эйнджел просыпалась, затем, успокоившись, снова засыпала, и снова видела тот же сон. Это повторялось раз за разом, пока Эйнджел не стало ясно: она жаждет ощутить на себе его прикосновения. Ей хотелось этого с самой первой их встречи.
Витторио чувствовал себя почти счастливым, — настолько, насколько это было возможно в сложившейся ситуации.
Эйнджел следовала его советам и не спорила с ним по любому поводу.
Сад был единственным местом, где Витторио мог обрести душевный покой. Занимаясь любимым делом, он забывал обо всем. Природу не изменишь. Деревья, несмотря ни на что, нуждаются в заботе и любви.
То же самое относилось и к Лори, большому лохматому псу, которого Витторио четыре года назад подобрал на улице. Лори следовал за своим хозяином по пятам. Сейчас он сидел у подножия лестницы, ведущей на второй этаж, где работал Витторио.
Лори был очень спокойным псом, так что, когда он громко гавкнул, Витторио посмотрел вниз.
— Что такое? — спросил он.
— Гав! — повторил Лори, уставившись вдаль. Теперь Витторио все понял: к ним направлялась Эйнджел. На ней был цветной шелковый топ и белоснежные брюки.
— Стойте на месте! — приказал он.
Но было уже слишком поздно. Витторио побежал вниз по лестнице, но Лори опередил его и принялся радостно прыгать вокруг молодой женщины, оставляя на ее одежде грязные следы.
— Мне очень жаль, — чувствуя себя неловко, произнес Витторио.
— Забудьте об этом, — ответила Эйнджел. — Он просто хотел выказать мне дружеское расположение.
Изумленный, Витторио увидел, что Эйнджел не только не прогнала своего нового друга, но и села рядом с ним и обвила его шею руками.
— Очень мило с вашей стороны, — неохотно сказал мужчина. — Но разве вы не видите, что он с вами сделал?
Посмотрев на свою одежду, Эйнджел вздохнула.
— Конечно, жаль, что все так вышло, но он же не хотел. Правда, малыш?
Она снова погладила Лори, и он ткнулся носом в ее плечо. Молодая женщина встала и отряхнула брюки.
— Разумеется, я возмещу вам убытки, — сухо произнес Витторио, хотя сомневался, что его жалованья хватит, чтобы заплатить за ее испорченную одежду, которая, несмотря на кажущуюся простоту, явно была очень дорогой.
Эйнджел беспечно пожала плечами.
— Не беспокойтесь. В следующий раз он сделает это снова.
— Никакого следующего раза. Я буду держать его подальше от вас.
— Не надо. Я люблю собак.
Витторио подошел к Эйнджел.
— Однако у вас нет своей, — заметил он.
Выражение ее лица привело его в замешательство. Сейчас она была похожа на маленького обиженного ребенка.
— Я всегда хотела иметь собаку, но муж был против.
На губах Витторио появилась ироничная ухмылка.
— Уверен, он окружал вас всевозможной роскошью.
Эйнджел холодно посмотрела на него.
— Очевидно, вы начитались бульварных журналов о знаменитостях. Вам не следует верить им. Они никогда не скажут вам правду.
Очко в ее пользу, подумал Витторио, злясь на самого себя. Но его дурное настроение быстро улетучилось: Лори встал на задние лапы и положил передние на плечи Эйнджел. Она рассмеялась и подняла лицо навстречу солнцу, словно бы становясь частью этого теплого летнего дня. У Витторио возникло такое чувство, будто от него ускользает что-то прекрасное.
— Значит, он не окружал вас роскошью?
— Окружал. Но только роскошью. Если я хотела бриллианты, мне нужно было только попросить, но стоило мне захотеть большую лохматую собаку, он отказывал. От одной мысли о том, что моя драгоценная персона может быть поцарапана, Джо приходил в ужас.
То, что Эйнджел говорила о «своей драгоценной персоне» с подобным пренебрежением, удивило Витторио. Меньше всего он ожидал, что она будет иронизировать по поводу своей репутации, и это его раздосадовало. Его скупое «гмм» означало, что предрассудки не так легко преодолеть.
— Никто не знает, что в действительности представляет собой мой бывший муж, — продолжала Эйнджел. — Если Джо чего-то хочет, он готов платить, но, когда это что-то перестает доставлять ему удовольствие, он находит себе другое увлечение. Мой бывший муж — отвратительный тип.
— Вы поэтому бросили его?
— Я не бросала его. Это он оставил меня ради женщины помоложе.
Витторио просто не мог поверить своим ушам. Как ни тяжело ему было это признавать, красивое лицо и стройная фигура Эйнджел вызывали у него невольное восхищение.
— Женщины помоложе? — удивился он. — Сколько вам лет? Двадцать два года? Двадцать три?
— Вы недооцениваете возможности салонов красоты, — поддразнила его Эйнджел. — Если вы читаете те журналы, вам должно быть известно, что я — искусственная конструкция, обязанная своим внешним видом молчаливой армии парикмахеров и косметологов. Это они трудились день и ночь, чтобы скрыть тот факт, что я разваливаюсь на части. Вы сказали, двадцать два? Какая чушь! Я старая двадцативосьмилетняя развалина.
— Понял, — смущенно ответил Витторио.
— Ничего вы не поняли, — ответила Эйнджел, радуясь своей удачной шутке. — Перед тем как лечь спать, я смываю макияж, снимаю парик и накладные ногти. То, что остается, представляет собой довольно жалкое зрелище. Одним словом, когда Джо понял, что я безнадежно устарела, он променял меня на двадцатилетнюю.
— Но ведь он купил для вас дом, — наконец вымолвил Витторио. — Когда я показывал ему виллу, он все время повторял: «Моей даме сердца здесь понравится», и вроде бы его действительно это волновало…
— Но к тому времени я уже перестала быть его дамой сердца. Он купил дом не для меня, а для нее, только она нашла его недостаточно роскошным, и Джо решил, что он подойдет мне. Он мечтал как можно дешевле от меня отделаться, а я так устала, что согласилась, лишь бы поскорее от него избавиться.
Если у Витторио и оставались сомнения, то они рассеялись, когда Эйнджел произнесла последние слова.
Это так похоже на Джо Клэннена!
— Значит, вы не хотели приезжать сюда?
— Почему же, я люблю Италию, даже учила когда-то итальянский.
— Это меня удивляет, — признался Витторио. — Я думал…
— Вам не обязательно что-то говорить. Вы ожидали увидеть избалованную идиотку.
Витторио растерянно пожал плечами.
— Я никогда не называл вас идиоткой, — уверил он Эйнджел. Затем, желая сменить тему разговора, мужчина спросил: — Вы все еще хотите собаку?