Она села, чувствуя, что из ее легких вышел весь воздух. Рано или поздно это должно было случиться. В лучшем случае ее выкинут на улицу, в худшем — арестуют. Нужно бежать, но куда?

В газете была фотография Бруно. Холли машинально пробежалась пальцами по такому красивому, своенравному лицу. По ее щекам покатились слезы.

— Есть сходство с оригиналом?

Судья стоял и смотрел на нее, наверное, уже несколько минут. Она торопливо смахнула слезы.

— Да, очень похож, — прошептала она. — Вы ведь не случайно оставили газету здесь?

— Конечно, нет.

— И что вы собираетесь делать?

— Не знаю. Сначала мне нужно во всем разобраться.

— То есть понять, мошенница ли я? А если я буду отрицать свою вину, вы поверите мне?

— Возможно. Я говорил с Лизой. Она много рассказала о вас и о вашей матери.

— О моей матери? А какое она имеет отношение ко всему этому?

— Самое большое. Как я понимаю, она тяжело заболела, и вам надо было ухаживать за нею.

— Да, она долго болела. Я знала, что она никогда не поправится. Последние десять лет она требовала постоянного внимания, поэтому я оставалась дома и ухаживала за нею.

— Больше рядом никого не было? А ваш отец?

— Я его никогда не видела. Мои родители так и не поженились, а когда мама забеременела, он просто исчез. Я не была знакома с родственниками с его стороны, равно как и со стороны матери. Думаю, они стыдились ее и никогда не помогали. Так что в течение многих лет нас было только двое, и мы были счастливы. Когда у меня обнаружился талант к рисованию, она наняла для меня частного преподавателя, хотя это было дорого. Она работала на трех работах, мечтала отправить меня в художественный колледж, но уже тогда у нее появились первые симптомы болезни. Поэтому я пошла на преподавательские курсы. Закончив их, я получила работу в местной школе, но проработала всего два семестра, потому что мне надо было постоянно находиться рядом с нею.

— Вам пришлось несладко.

— Я любила маму. Но к чему я рассказываю вам это? Какое отношение моя семья имеет к…

— Просто отвечайте на мои вопросы. У меня начинает складываться картина. Ходили ли вы на свидания? Были у вас друзья?

— Нет. У меня никогда не было свободного времени.

— А как вы оказались в Портсмуте?

— Там у меня жила приятельница. Мы познакомились на курсах. Она приглашала меня каждый год, и однажды летом мама настояла, чтобы я сделала передышку, поехала и отдохнула.

— А потом? — тихо спросил он.

— Потом мама умерла. Я пошла на курсы повышения квалификации, чтобы снова начать преподавать, и тогда же познакомилась…

— С Бруно Ванелли.

— Да.

— И вы увлеклись им, потому что у вас не было житейского опыта. Я понял это, поговорив с Лизой. Почему же вы не рассказали мне о Бруно с самого начала?

— А разве мы не решили, что чем меньше я буду говорить о себе, тем лучше?

— Верно.

Она невесело рассмеялась.

— Во всяком случае, рассказывать, собственно, и нечего. Он отыскал меня. Сразил наповал своей красотой и обходительностью…

— Это мне понятно, — пробормотал Маттео.

— Если бы я была сообразительнее, то поняла бы, что его чувства ко мне не имеют ничего общего с любовью.

— Продолжайте, — попросил он. — Мне нужно услышать остальное.

Теперь наступала самая трудная часть рассказа, и Холли почувствовала, что смелость оставляет ее. Было невыносимо вспоминать об этом.

— Расскажите мне все, — потребовал Маттео.

Наконец Холли кивнула, и он усадил ее в кресло, а сам отошел к стене. Через минуту она начала говорить.

— Он водил меня ужинать, мы все время были вместе.

Она снова замолчала, обуреваемая воспоминаниями.

Когда я с тобой, любовь моей жизни, мне кажется, я живу. Ты мне снишься. Я думаю только о тебе.

— Он говорил такие замечательные слова.

— Но слова так мало значат, — прозвучал голос Маттео за ее спиной. — Мы все знаем это в глубине души, но продолжаем верить в иллюзию.

— Теперь я понимаю, что он выбрал меня, потому что я хорошо копирую работы художников. Он показал мне фотографию миниатюры, которая, как он говорил, принадлежала его семье, и попросил сделать копию. Сказал, что оригинал хранится в банке, потому что она очень ценная.

Потом пригласил меня в Италию, чтобы познакомить со своей семьей, которая жила в маленьком городке недалеко от Рима, в Роккасекка. Я никогда не слышала об этом местечке, но, когда приехала туда, мне там очень понравилось. Правда, семья Бруно куда-то исчезла. Всегда находились причины, чтобы отложить встречу.

Тогда у меня появились сомнения, но я старалась не обращать на них внимания. То был красивый сон, и я не могла признать, что он кончился. Но он и не начинался. Бруно просто-напросто использовал меня! — Она рассмеялась. — Я была любовью его жизни, его ангелом, возлюбленной. Представьте только! Я верила всем этим затасканным словам — amore, mia bella, per etemita. А мозг Бруно тем временем работал, как кассовый аппарат.

Холли снова замолчала, боясь, что Маттео оскорбит ее своим сочувствием. Но он только внимательно смотрел на нее.

— Я старалась не замечать правды. В конце концов, то были лишь смутные подозрения. Потом он велел мне ехать домой, пообещав присоединиться ко мне позже.

Мой самолет улетал из Рима, так что мне нужно было сесть на поезд из Роккасекка. Бруно подбросил меня до вокзала, но сам не остался, хотя до отправления было еще два часа. Думаю, он хотел побыстрее избавиться от меня. А потом я открыла чемодан и, к своему большому удивлению, обнаружила…

— Оригинал миниатюры?

— Откуда вы знаете?

— Это ясно как белый день. Как вы говорите, он приехал в Англию в поисках талантливого художника, умеющего делать копии. А кроме того, вас можно было использовать, чтобы вывезти оригинал из Италии.

— Теперь все окончательно встало на свои места, — со вздохом ответила она.

— Не надо так казнить себя. Что вы сделали потом?

— Я позвонила Бруно и сообщила о своей находке. Он пытался подлизаться ко мне, и чем больше он говорил, тем отчетливее я понимала, что он все это подстроил. Мне стало страшно. Я повесила трубку, избавилась от картины и вернулась обратно.

— Это было неумно. Вам не стоило возвращаться на вокзал.

— Знаю, но я оставила там свой багаж. И когда я вернулась, до поезда оставалось десять минут.

— Бруно Ванелли совершил уже не одну подобную кражу. У него криминальное прошлое, и когда исчезла миниатюра, мы подумали о нем. Он всегда опережал полицию на шаг, и был бы в безопасности, если бы вы вывезли картину из страны.

— Но если вы все знаете, зачем я вам рассказываю?

— Потому что в этой головоломке есть недостающий кусочек. Где точно вы оставили оригинал миниатюры?

Холли поднялась и начала ходить из стороны в сторону, но он остановил ее взглядом своих темных, блестящих глаз.

Ей пришло в голову, что этот человек требует от нее слишком много доверия. Он — служитель закона. Если она расскажет ему о местонахождении миниатюры, что будет потом? Уж не ждет ли ее полиция с наручниками?

Она в страхе взглянула на него.

— Скажите мне, где вы оставили сверток.

— Рядом с вокзалом есть маленькая церковь.

— Я хорошо ее знаю. У меня друзья в Роккасекка. Мы с Лизой ездили к ним в гости, поэтому и оказались в том же самом поезде. Продолжайте.

— В церкви никого не было, когда я вошла, поэтому я положила картину за алтарь. Там внизу в стене есть небольшое отверстие.

— Вы говорите правду?

— Да.

— Ничего не утаили? Подумайте хорошенько.

— Нет. Клянусь, что положила ее туда.

Судья кивнул.

— Если вы лжете — пусть нам поможет Бог.

— Я не лгу. Но кто-нибудь уже мог найти ее…

— Будем надеяться, что этого не произошло. Роккасекка — родина средневекового святого. Считается, что на миниатюре, которую вы скопировали, изображен он сам. Не удивляйтесь, но картина принадлежит той самой церкви, где вы ее оставили. Если мы найдем сверток первыми, то сможем настаивать, что кражи не было, поскольку миниатюра уже возвращена законным владельцам.