— А теперь перехожу к самому главному… — Старый юрист поправил очки на переносице и искоса взглянул на посетительницу. — Ваш покойный дядя, Тобиас Вайтсберри, завещал все свое имущество государству. За исключением лишь небольшого владения, известного под названием Роуз-хаус. Оно переходит к вам.

Лив замерла.

— Но при одном условии. — Адвокат приподнял брови и пожал плечами. — К моменту смерти вашего дяди или же не позднее, чем через месяц после нее, вы должны выйти замуж.

Девушка потрясенно уставилась в непроницаемые карие глаза. В груди все сжалось, с губ рвался крик…

Через час, расплатившись с таксистом, Лив остановилась на тротуаре перед домом, ошеломленно глядя в пространство. Подумать только — она, всю жизнь презиравшая лжецов, только что сказала величайшую ложь во всей мировой истории!

Хотя над Лондоном нависли густые тучи и день выдался прохладный, щеки у девушки так и горели, над верхней губой выступили капельки пота, а тело словно плавилось. Не было сил даже шагу шагнуть.

Лив сама не знала, как ей все-таки удалось добраться до квартиры. В лифте ее мутило, а на то, чтобы вставить ключ в замок, ушло добрых две минуты. Бедняжка чувствовала, что близка к истерике.

И поделом тебе — нечего было так бесстыдно лгать почтенному адвокату!

Неверными шагами зайдя в крохотную, скудно обставленную гостиную, Лив велела себе успокоиться, и поскорей. Если она хочет превратить ложь в истину, пора поторапливаться. Истерики закатывать некогда.

На ходу сбросив туфли на высоченных каблуках и вынимая шпильки из замысловатого узла на затылке, она бросилась в ванную. Белокурые волосы роскошной волной рассыпались по плечам.

Вместо строго костюма классического стиля, который Лив надевала на деловую встречу, она влезла в старенькие синие джинсы и мешковатую футболку. Теперь она чувствовала себя самой собой, настоящей Лив, а не супермоделью, которую знал мир. Почему-то так ей было куда легче успокоиться.

Смывая косметику, она заставила себя вновь хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию, взглянуть на нее трезвым взглядом. Вспомнить смешно: когда адвокат ее покойного дяди внезапно попросил встретиться, она испытала лишь недоумение, не более того.

— Может, он оставил тебе что-нибудь по завещанию? — предположила Барбара, ее мать. Она никогда не называла шурина по имени, не назвала и сейчас. Имя Тобиас ни разу не сорвалось с ее губ после того, что произошло несколько лет назад. — Вдруг под конец в нем совесть проснулась? — Однако в голосе ее не слышалось особой уверенности.

— Скорее рак на горе свистнет! — улыбнулась Лив, глядя в голубые глаза матери, точное отражение своих глаз. — Уж я его знаю, если он мне чего и оставил, так только веревку и мыло — чтоб повеситься!

Словом, на встречу с адвокатом дяди Тобиаса она отправилась скорее с досадой, чем с интересом. До чего же не хотелось прерывать отпуск и возвращаться в город, пусть даже ненадолго. Лив так мечтала провести это время с Барбарой — депрессия матери усилилась, и дочь начала уже не на шутку тревожиться. Но раз от поездки в Лондон не отвертеться, она решила задержаться там на вечер и заодно повидаться со своим агентом.

Покинув домик на окраине Ноттингема, где сейчас жила Барбара со своей сестрой Бет, Лив села в поезд и всю дорогу занималась мысленными подсчетами.

Год назад она готова была уже сдаться и бросить карьеру модели. Все равно, казалось, на вершину ей путь заказан. И тут удача внезапно улыбнулась ей. С того самого дня Лив усердно копила, откладывая буквально каждый пенни, и теперь обладала кругленькой суммой. Как раз на небольшой домик в деревне для Барбары и Бет.

Неподалеку от города, чтобы Бет могла ездить на работу. И с садиком, чтобы Барбара могла наконец найти выход своей страсти к цветам. Эта страсть расцвела в ней еще в те годы, что семья Лив жила в Роуз-хаус. Там Барбара сумела превратить заброшенный сад в сущий рай. Мать Лив никогда не была по-настоящему счастлива в городе. Душа ее просила зеленых просторов, напоенных ароматами трав и щебетом птиц.

И вот наконец, заключив несколько весьма выгодных контрактов, — а двадцать два года тем и хороши, что можно надеяться, что продержишься наверху еще несколько лет, — Лив могла предложить матери хорошее содержание. У нее просто сердце разрывалось при виде того, как та целыми сутками надрывается, ухаживая за чужими детьми.

Вот почему Лив позволила себе ненадолго покинуть мир высокой моды и международных показов. Не говоря уж о той усталости, что накопилась за год беспрестанной и тяжелой работы, она знала: чтобы уговорить маму принять деньги, потребуется немало времени.

Так и случилось.

— Нет-нет, я ни за что не позволю тебе тратить на меня свои деньги! Родная моя, ты добрая девочка, но я просто не могу согласиться. — Глаза Барбары затуманились слезами, что в последнее время всегда готовы были хлынуть ручьем.

Но Лив не сдавалась.

— Мамочка, но ведь эти деньги не пропадут. Недвижимость — очень хорошее вложение капитала. А что до содержания, так куда же мне еще тратить деньги?

Самой Лив много не требовалось — хватало бы на квартплату за маленькую квартирку да на покупку немногочисленных, зато качественных нарядов для нечастых выходов в свет. В отличие от большинства сестер по профессии, она редко появлялась на публике и не увлекалась роскошными курортами или престижными автомобилями. На что и не преминула указать матери.

— Ты же знаешь, я и в модели-то пошла только затем, чтобы поскорее заработать тебе на домик. Я столько лет думала, что ничего не получится. Теперь вдруг вышло — а ты упрямишься! Вот уж не ожидала. Я же знаю, как ты была счастлива в Роуз-хаус. Даже после папиной смерти ты все равно, только представься возможность, птицей туда бы полетела. Вернуть Роуз-хаус мне не по силам, хотя очень хотелось бы, но уж домик в деревне купить я в состоянии. А ты посадишь у двери розовый куст.

Увидев, как задрожали губы матери, Лив немедленно пожалела, что заговорила о Роуз-хаус. Барбара обожала это поместье. До сих пор. С ним были связаны самые счастливые ее воспоминания…

Вот и сейчас, в поезде, Лив только о том и думала, как бы добиться цели, какую бы тактику избрать, чтобы уговорить маму принять предложение. Барбаре просто необходимо было найти опору в жизни, без этого она чахла на глазах. Поглощенная этими мыслями, девушка добралась до офиса адвоката. Поверенный вежливо встретил гостью и пригласил сесть. А потом ошарашил неожиданным известием.

Поначалу, недослушав, Лив готова была запеть от радости. Так, значит, Тобиаса в конце концов все же пробрала совесть. Он решил загладить вину. Роуз-хаус — милый старинный дом, где она провела первые пятнадцать лет жизни, где навеки осталось сердце ее матери… И вот этот дом перешел к ней!

Барбара была бы там счастлива. Счастлива после стольких лет прозябания! Она упивалась бы воспоминаниями о лучшей поре, обрела бы душевный мир и покой в том чудесном саду, что создала собственными руками много лет назад.

Но выставленное Тобиасом немыслимое условие превращало дар в изощренное издевательство. Он же знал, знал, Лив сама говорила ему, что никогда не выйдет замуж, никогда не доверит свое счастье ни одному мужчине. И каверзная оговорка была лишь последней пакостью злобного старикашки, ядовитым шипом, умело запрятанным в букет роз.

На миг Лив ощутила настоящую, обжигающую душу ненависть. Но лишь на миг. Сделав глубокий вздох, она заставила себя сохранять спокойствие. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. И это будет не Тобиас!

— Что ж, никаких проблем, — без зазрения совести солгала она. — Мы с женихом вообще-то собирались пожениться только в конце года. Но не вижу, почему бы нам не перенести дату, раз уж таково условие.

И девушка вызывающе посмотрела на адвоката — как раз вовремя, чтобы перехватить его взгляд, направленный на ее руку. Кольца на пальце не было!