Дебра пожала плечами и молча кивнула.

Столовая была расположена в задней части дома. Шторы здесь были подняты, и за окнами синел вечерний полумрак. На буфете горела лампа, стол был накрыт накрахмаленной белоснежной скатертью, благородным блеском посверкивало начищенное столовое серебро… На ужин была пастушья запеканка, холодная телятина, овощной салат и домашние булочки. А на десерт — черничный пирог.

Дебра тихонько вздохнула: сегодня ей вряд ли удастся воздать должное кулинарному искусству миссис Уинсли. Она могла думать лишь об одном — что задумал сотворить с ней Энтони Браун. Вернее, не с ней, а с Линдой. Впрочем, какая разница? Ей от этого не легче!.. У Дебры голова шла кругом, щеки горели лихорадочным румянцем.

— Расслабься, — сдержанно заметил он, жестом приглашая ее сесть на один из обитых гобеленом стульев с высокой спинкой, а сам уселся напротив. — Линда, ты не находишь, что для женщины твоего возраста, а тем паче твоего опыта, ты слишком чувствительна. Что скажешь? Или это тоже мастерская игра?

Дебра молча опустилась на стул и потупила глаза. Однако ее молчание раздражало Энтони Брауна ничуть не меньше, чем жалкие попытки оправдаться. Ругнувшись себе под нос, он встал и пересел на другое место, рядом с ней.

— Так намного уютнее, да? — с ухмылкой заметил он. — Ведь мы как-никак родственники…

Дебра стиснула руки на коленях. Ладони повлажнели, сердце тревожно забилось… Ну как втолковать ему, что она не та, за кого он ее принимает? Пора принимать таблетки! — вспомнила она, но так и не решилась выйти из-за стола и вернуться в гостиную за сумочкой.

Дебра всегда стеснялась своей болезненной слабости, которую столь ревностно оберегала мать; после ее смерти Дебре на какое-то время удалось забыть про свою болезнь, но предательство Тимоти вновь напомнило ей о ее уязвимости.

— Почему ты ничего не ешь? — прервал ее мысли Энтони Браун, накладывая себе на тарелку изрядный кусок запеканки и салат. — Все очень вкусно — поверь мне на слово. Я здесь вторую неделю и не нахвалюсь миссис Уинсли.

Миссис Уинсли! Как же она сразу не догадалась! Дебра с надеждой подняла глаза и открыла было рот, но Энтони сразу ее пресек.

— Ну уж нет! И не надейся! Миссис Уинсли тебе ничем не поможет. Она присматривает за домом недавно. С тех пор как Генри уехал жить в Альхесирас. Вряд ли ты с ней встречалась.

Дебра пожала плечами.

— Неужели вы ни разу не видели Линду? — пыталась возразить она. — Ведь теперь она так знаменита!

— Увы! Не имел счастья… Почти всю свою сознательную жизнь я провел в Южной Америке. Как я уже говорил, я всегда был паршивой овцой в семье. Старик Генри, то бишь наш покойный отец, никогда не хотел, чтобы я жил с ним поблизости. Я был для него как бельмо на глазу. Постоянно напоминал о грехах молодости.

Дебра вздохнула.

— Понятно. — Она помолчала и спросила: — А почему Генри уехал жить в Аль… Как вы сказали?

— В Альхесирас. Только не делай вид, будто для тебя это большая новость. Ему там по наследству досталась вилла.

— По наследству? И от кого же?

Он прищурил глаза.

— Ну ладно. Раз уж тебе так хочется, я тебе подыграю. Разумеется, от нашего двоюродного деда Педро Санчеса. Разве ты не знала, что бабка Генри по отцовской линии была испанка?

— Нет, не знала. — (Теперь понятно, откуда у него такой цвет кожи и волос.) — Говорю вам, я знаю только то, что мне говорила Линда.

— Ах, ну да! Простите покорно, запамятовал! — Он насмешливо передернул плечами. — Да, наша бабка была родом из Малаги. Есть такой город в Испании…

— А вот про Малагу я знаю! — не удержалась Дебра.

— Не может быть! — театрально изумился Энтони. — И что же, например?

— Хотя бы то, что там родился Пикассо. Меня, представьте себе, кое-чему учили.

— Приятно слышать. — Он усмехнулся. — Ну так вот, Педро Санчес был братом нашей бабки. А его жена Долорес теперь старшая в семье.

— Понятно, — кивнула Дебра.

— Дело в том, что мне довелось общаться с родственниками с этой стороны куда больше, чем Генри. — Он задумчиво прищурил глаза и смотрел не мигая в сгущающуюся темноту за окном. — Отец решил, что будет лучше, если ошибка его бурной молодости, то бишь ваш покорный слуга, будет пребывать за пределами Англии. — Он хмыкнул. — Если откровенно, старик оказал мне неоценимую услугу. В результате я отлично знаю испанский. Да и старушка Долорес ко мне благоволит. Говорит, я очень похож на ее покойного мужа. Это с ее подачи я оказался в Аргентине и теперь работаю в горнодобывающей корпорации «Лос Санчес».

— Горнодобывающей? — заинтересовалась Дебра. — И что же там добывают?

— Бериллий, — спокойно ответил он. — Брауны издавна занимались горным делом. Ты, наверное, слышала про оловянные рудники?

— Слышала.

— Ну а что такое бериллий, знаешь? — с невинным видом осведомился он.

— Более или менее, — честно призналась Дебра, не почувствовав подвоха.

— Не скромничай, Линда! Думаю, скорее более, — с издевкой заметил он. — Насколько мне известно, в жизни ты к драгоценностям далеко не равнодушна. — Он смерил ее презрительным взглядом. — Просто сегодня ты у нас выступаешь в роли некой Дебры Смайли и являешь собой саму скромность.

Дебра молчала.

— Линда, неужели Генри никогда не говорил обо мне? — спросил он, пристально глядя ей в глаза.

— Я же говорю вам, я не…

— Знаю-знаю. — Он поднял руки вверх. — Твоя взяла! Раз так, поговорим о… Дебре Смайли. Чем она занимается? Работает? Или тоже артистка?

— А почему «или»? Это такая же работа, как и любая другая! — не удержалась Дебра и от досады покраснела и потупилась. — Я… я работаю в издательстве. Художником.

— Неужели? — Он положил себе кусок телятины. — Так вы художник… А можно поподробнее? Мне так интересно!

— Да, у меня интересная работа! — запальчиво воскликнула Дебра. — И я ее люблю.

— Не сомневаюсь. Художества это по твоей части, — съязвил он.

Дебра умолкла и снова опустила глаза.

— Почему ты ничего не ешь? — повысив голос, спросил он. — Решила уморить себя голодом?

Дебра подняла глаза.

— Скажите, зачем вы просили Линду приехать? И каким образом надеялись заставить ее?

С минуту Энтони Браун молча изучал ее, а потом отрезал кусок запеканки и положил ей на тарелку.

— Ешь! — приказал он. — Не советую выводить меня из себя, а то передумаю, запру тебя в чулане и уморю голодом.

Стиснув кулаки, Дебра положила их на стол.

— Почему вы не отвечаете на мой вопрос? Я что, не имею права знать?

Пару минут он молча ел, потом поднял на нее глаза и ответил вопросом на вопрос:

— Ты думала, записку прислал Генри? Линда, неужели в тебе нет ни капли сострадания? Ведь он пять лет был твоим мужем и по твоей милости стал инвалидом! Ты еще семь лет не гнушалась жить на его деньги, а когда он умер, ты…

— Я не знала, что он умер! — вырвалось у Дебры.

В глазах Энтони Брауна просквозило издевательское торжество.

— Вот видишь! Стоит поиграть подольше — и жертва сама себя выдает.

— Вы не так меня поняли! Выслушайте меня!

— Не хочу.

— Я имела в виду себя, Дебру Смайли. Это я не знала, что Генри умер.

— А Дебра Смайли и не могла этого знать.

— Почему же? Ведь мы с Линдой приятельницы. Если бы она знала, то наверняка бы мне сказала.

— А что Генри тяжело болен, ты тоже, разумеется, не знала? Да? — Он сверлил ее глазами. — Ведь он писал тебе… Умолял приехать с ним повидаться! Это тоже для тебя новость?

— Первый раз слышу! — От изумления Дебра опешила. Линда ни словом не обмолвилась про болезнь Генри. Напротив, из ее слов у Дебры сложилось впечатление, что он живет в свое удовольствие в Испании, наслаждаясь сменой обстановки и курортным климатом. — Когда… когда это случилось?

— На Рождество, — хмуро ответил Энтони Браун. — Ровно за три месяца до того, как он умер… Вернее, как покончил с собой!

— Но я правда ничего не знала!

— Нет, знала. — Он был неумолим, и постепенно, по мере того как менялся тон разговора, черты его лица становились все жестче. — Тебе прекрасно известно, что у Генри был рак. От рака умерла его мать, и он, рано или поздно, тоже умер бы от рака.