По крайней мере, все идет по плану, в тысячный раз убеждала себя Эбби, тщетно пытаясь сконцентрироваться на лежавшем перед ней тексте XVI века. Она изучала его уже целый час, однако до сих пор не имела ни малейшего представления о содержании ветхой и замысловато украшенной елизаветинской рукописи.

Господи, получить три драгоценных дня и так бездарно тратить время: ее мысли без конца возвращались к предстоящему званому вечеру, куда должен был прийти Фрэнк Грэйнджер!

Эбби со стоном отбросила карандаш и закрыла руками лицо.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась молодая преподавательница Сара Мерилл, в обязанности которой входило отпирать и закрывать спецхранилище.

— Извини, мне очень не хотелось тебя беспокоить, когда ты так напряженно работаешь...

— Уже пора закрывать? — Эбби подняла голову.

— Нет. — Сара вошла в комнату. — Но, в моем кабинете стоит такая духота, что, будь моя воля, я бы ушла домой еще утром. Ты не против, если я, запру отдел рукописей пораньше?

Судя по тому, как робко и нерешительно прозвучала последняя просьба, она готова была уступить при малейшем возражении со стороны посетительницы. А это еще полчаса работы! Но Эбби вспомнила бестолково проведенный день и почувствовала угрызения совести. Продержала бедную девушку с утра до вечера взаперти, а ведь та вполне могла устроить себе выходной. И самое обидное, это никак бы не отразилось на диссертации Эбби.

— Не против. Все нормально.

Возвращаясь домой, Эбби дала себе твердое слово, что завтра обязательно возьмется за ум и засядет за серьезную работу. К тому же ей наверняка будет легче сосредоточиться, когда первый и самый тревожный вечер останется позади.

Эбби побаивалась предстоящего ужина втроем. И дело не в усталости, неизбежной после целого дня сидения в библиотеке, мрачно размышляла она. Куда хуже — неловкость ситуации, из которой им вряд ли удастся достойно выпутаться. Скорее всего, как только ужин подойдет к концу, она попросит извинения и оставит мать и Фрэнка вдвоем коротать вечер...

Подумав еще немного, Эбби пришла к заключению, что идея весьма неплохая, так как позволяла ей извлечь двойную выгоду: преспокойно отдохнуть у себя в комнате и мягко, но решительно показать матери, что она хоть и согласилась поддерживать с Фрэнком вежливые отношения, но отнюдь не находит его общество приятным. Слегка приободрившись, девушка ускорила шаг, но возле дома Стэффордов резко остановилась, заметив у черного хода небрежно припаркованный мотоцикл. Она долго задумчиво смотрела на него, потом глубоко вздохнула и вошла.

Зарумянившаяся Дженис, в ситцевом переднике заглядывала по очереди в горшочки, тушившиеся в духовке. Рядом, облокотившись о шкаф, стоял Флинн и пил воду. И никаких признаков присутствия Фрэнка. Однако кухонный стол был сервирован керамическими тарелками и ситцевыми цветными салфетками на четверых.

Сколько Эбби себя помнила, мать никогда не накрывала стол на кухне. Разве только когда предлагала случайному гостю выпить чашку кофе. И даже если обедали только трое Стэффордов, еда всегда подавалась в столовую. С обязательной полотняной скатертью, фарфором и серебряными столовыми приборами бабушки Стэффорд.

Неужели эти разительные перемены в домашнем хозяйстве вызваны появлением Фрэнка Грэйнджера, сумевшего, за столь короткое время заставить Дженис радикально изменить свои привычки?

Святые небеса! — подумала Эбби. Пожалуй, привести мать в нормальное состояние будет гораздо сложнее, чем ей показалось вначале.

Вскоре пришел Фрэнк, и все сели за стол. Присутствие Флинна немного спутало Эбби карты.

Во всяком случае, она никак не могла понять, льет ли он воду на ее мельницу или, наоборот, только мешает. Во время ужина, например, старательно помогал, ловко сглаживая шероховатости беседы. Только вот еще вопрос: на пользу ли это шло ее плану? Может быть, было бы лучше, если бы возникали неприятно затянувшиеся паузы, чтобы каждый из родителей лихорадочно пытался придумать новую тему.

Впрочем, на заминки в беседе за столом надеяться не приходится, напомнила себе Эбби. Дженис Стэффорд — леди до мозга костей. И при любых обстоятельствах не позволит закиснуть разговору, когда у нее дома гости. И поскольку во время ужина набрать очков ей явно не светило, Эбби решила расслабиться и спокойно насладиться едой.

— По-моему, Дженис права, — заметил Флинн, глядя через стол прямо на Эбби.

Тоже мне, цаца! — возмущалась про себя девушка. Видите ли, для него нет ничего более отвратительного, чем сидеть с ней за одним столом, а на деле и палец о палец не ударил, чтобы избежать такой ситуации. Да еще как ловко прячет свои чувства. Ишь, ты, какое сделал благостное лицо! Только в этот момент Эбби, пусть и с опозданием, поняла, что он обратился к ней с какой-то фразой и теперь ждет от нее ответа. О чем он говорил? Ах да, кажется, о том, что Дженис в чем-то права. Похоже, Флинн что-то задумал.

— Права насчет чего? — спросила она, предупреждающе нахмурившись.

— Она определенно умеет готовить, — довольным тоном объявил Флинн.

— Действительно вкусно, — подтвердил Фрэнк. — Но подожди, ты еще не пробовал тушеного мяса.

— Ничего удивительного, просто кулинарное искусство никогда не забывается. Это как умение ездить на велосипеде. Раз научишься — и на всю жизнь! — просияла Дженис.

Дочь задумчиво наблюдала за ней. Еще недавно Эбби могла бы отдать руку на отсечение, что Дженис терпеть не может возиться на кухне и прекрасно обходится без готовки. Правда, все эти годы Норма была неразрывной частью их жизни, и Дженис вроде бы не возражала, что ее держат на расстоянии от плиты и духовки. А сейчас она неожиданно повела себя так, будто с детства мечтала о титуле лучшей хозяйки года. Несомненно, влияние Фрэнка.

Эбби мрачно уставилась в тарелку. Ароматный рис с цыпленком в горшочке больше не казался ей таким вкусным.

Расслабься, твердо приказала она себе. Время от времени готовить тушеное мясо, подчиняясь жизненной необходимости, — еще не грех. Из этого вовсе не следует, что Дженис Стэффорд, готова, забросить все остальные занятия ради сомнительного удовольствия три раза в день варить-жарить еду для Фрэнка или кого-то еще. Все-таки ее мать является одним из столпов местного высшего общества и во многом, именно благодаря ей все в нем крутится и вертится! Заниматься готовкой способен любой человек, а вот заполнить опустевшее место Дженис в обществе, уж извините, далеко не каждому дано!

— Как сегодня поработала в библиотеке, дорогая? — спросила Дженис.

— Замечательно. Впрочем, этого можно было ожидать. Ничего не нашла.

— И что же здесь замечательного? — удивился Флинн. — Кстати, а что ты изучаешь? Черные дыры?

— В каком-то смысле да. Если можно назвать черной дырой малоизученного, почти никому не известного поэта, который тем не менее...

— Я ничего подобного не говорил, — перебил он. — Слишком цветисто. И, кроме того, если бедный тип никому не известен, может быть, лучше оставить его в покое? Если товар залежалый и не представляет особой ценности...

— Твои рассуждения лишь доказывают, что ты никогда не увлекался всерьез английской литературой.

— Почему? Очень даже увлекался, — возразил Флинн. — Мне даже нравились некоторые стихи.

— Что-то вроде «Ты красива, Генриетта, я люблю тебя за это»? — ласково уточнила Эбби.

— Дорогая, послушай, — пробормотала Дженис, а Флинн торжествующе усмехнулся. — Да и ты, Флинн, тоже хорош. Вы оба ведете себя как дети.

— Может быть, нам лучше удалиться? — огрызнулся Флинн.

— К счастью, у нас в стране есть Конституция, где все сказано о правах человека, а потому от меня не требуется ответа на твой вопрос. — Дженис улыбнулась. — Ты пойдешь с нами на концерт в субботу, Флинн? И потом на нашу маленькую вечеринку?

— Обидно упускать такой шанс, — с жаром отозвался Флинн. — Если все пойдет, как рассчитывает Эбби, это обещает стать самой потрясающей вечеринкой года.