В 18-м тысячелетии до н. э. ледник, по-видимому, слегка отступил и установилось некоторое потепление. Наследница этих двух культур — Солютрейская — расцвела далеко к северо-востоку, в западных предгорьях Альп, недалеко от Женевского озера. Расцвела ненадолго, всего лишь на три —  четыре тысячелетия. «Всего лишь» — таковы исторические мерки для тех эпох. Но человек выбрался из пещеры не ко времени. Студеное дыхание Севера погнало его обратно к югу — сперва туда, где еще чернели кострища Перигорской культуры. Оттуда часть переселенцев продвинулась на восток по северным берегам Средиземного озера. Было 15-е тысячелетие до н. э. Холод гнал мадленцев — так назвали носителей этой культуры — все дальше. Большинство избрало путь, встречный тому, каким пришли в Европу африканцы. «Западная Сахара служила последним и самым южным прибежищем кроманьонского человека, отступавшего перед новым наступлением ледников на Западную Европу в период мадлена», — определил этот путь Аттилио Гаудио.

За Пиренеями, хоть и с трудом, но жить еще было можно. Мадленцы, естественно, не подозревали, что это последний натиск обессиленного ледника, что путь их окончен и что когда-нибудь эту последнюю стоянку назовут колыбелью всей мировой цивилизации. А их внуки и правнуки, родившиеся уже на новом месте, внимали, греясь у костра и сноровисто затачивая кремни для охоты на оленя или кабана, рассказам взрослых. На их глазах рождались первые мифы, сами они были их персонажами. Но им еще не были знакомы эти слова. Разговоры шли о жизни, о повседневности…

Когда ледник еще тысячелетия спустя начал отступать и мадленцы, словно оперившиеся птенцы, обрели вдруг крылья и разлетелись по всему свету, хранители памяти их предков из поколения в поколение, из уст в уста передавали то, что запомнили и облекли в слово обитатели именно их пещеры, именно их рода, именно их племени (очевидно, потому так много разночтений в одних и тех же сказаниях). Они повествовали об изначальной Зиме, сковавшей холодом и мраком Мировую Душу; о вечной Ночи, укрывавшей Зло и Смерть; о Водах Смерти — Мировой Реке, впадавшей в кровавый Океан; о предвечном Хаосе, царившем во всем их крошечном мире; о злокозненном союзе Неба, Земли и Преисподней. Все эти и многие другие сюжеты так или иначе отразились позднее в мифах; сказках, былинах. Не случайно академик Б. А. Рыбаков считает, что корни фольклора уходят на сорок тысяч лет в глубь веков, хотя письменные памятники неизмеримо моложе. Эта точка зрения в доказательствах не нуждается.

Мифы многих народов (не только европейских) часто схожи; это неудивительно, если вспомнить, что народы эти вышли из одной колыбели, наблюдали из одинаковых пещер одни и те же картины, широко общались между собой и пребывали на близких уровнях развития. Говорить о единой мифологической системе палеолита было бы, вероятно, опрометчиво, но то, что разноязычные мифы подчас дополняют и уточняют друг друга — бесспорно. Таким путем можно даже попытаться воссоздать некую общую картину мира первобытного человека, не слишком погрешив против истины. Не случайно Бэзил Дэвидсон замечает, что, скажем, «между Африкой и Европой наблюдается такое сходство, что пример из истории одного континента помогает понять те или иные явления из истории другого» и что в древности у всех народов планеты должен был существовать какой-то «общий фонд» культур, причем различия в его структуре касались только деталей и «в целом никогда не были особенно велики. В период ранних путешествий вдоль побережья Африки португальцам казалось, что они нашли здесь королевства, очень похожие на их собственное». Но такие представления были не только у португальцев. Достаточно полистать отчеты путешественников, чтобы обнаружить массу сходных наблюдений. «У народов, разделенных огромными расстояниями, — делает вывод Дэвидсон, — бытуют сходные идеи, общий источник которых, по-видимому, существовал в каменном веке. Хорошим примером служат легенды о сотворении мира».

«Прежде всего во вселенной Хаос зародился», — пел Гесиод. Из Хаоса произошли «черная Ночь и угрюмый Эреб» (мрак), породившие впоследствии Свет и День. Греки не сохранили в своем счастливом климате воспоминаний о зиме. Но скорее — не захотели сохранить: уж больно печальные мысли навевали им снега.

Индийские мифотворцы тоже не очень-то бережно обошлись с памятью о зиме человечества, зато ночь наделена ими в разных сказаниях сразу тремя именами — Вирини, Дакши и Ратри. Иногда Дакши считается седьмым сыном Брахмы, братом, а впоследствии мужем Вирини (браки братьев и сестер были нормой не только в Египте). Замена дочери сыном, женщины мужчиной ясно указывает на время создания этого варианта мифа — эпоху замены матриархата патриархатом…

И все-таки зима присутствовала в древнейших, наиболее ранних пластах индийского и греческого эпосов! Не случайно же индийцы так высоко почитают Гималаи — «снежные» горы (на санскрите «хима» — снег, зима). Не случайно и первоначальное. имя Кавказа у греков —  Нифант («снежный»). Так он назывался, когда на его скалах казнился Прометей, чьи крики сотрясали мачту корабля аргонавтов. Не высота гор поражала воображение, а отблески вечной зимы, обосновавшейся на их вершинах, — модель той изначальной зимы, смутная память о которой тлела где-то в уголке сознания мифотворцев. Эту память, когда пришел срок, извлекли из ее убежища и облекли плотью слова древние иранцы, занимавшие промежуточное положение между Элладой и Индостаном. Власть злого духа — Ахримана — зародилась, по их мнению, тогда, когда боги нашли себе убежище в подземном мире, а на Земле властвовали невыносимый холод, вечная зима и беспросветный мрак. Зло и смерть поселились за порогом уютной теплой пещеры, где пылал неугасимый очаг.

Примерно такую же картину рисуют и африканские мифы, хотя их анализ — чрезвычайно сложное дело, затрудняемое, во-первых, специфическим мировоззрением, отличающимся от нашего не менее резко, чем цвета кожи их носителей, и, во-вторых, наличием чужеродных элементов, заимствованных от колонизаторов. К тому же оно наполнено символикой, часто недоступной пониманию европейца.

Но все мы живем в одном мире и подвластны одинаковым законам. Человек остается человеком, его мировосприятие неизбежно имеет точки соприкосновения. Таких точек немало и в африканских мифах. Сегодня нам понятно многое из того, что еще вчера считалось наущением дьявола. Африканский дьявол, оказывается, создал совсем неплохую космогонию. Если собрать отдельные кусочки, рассеянные в мифах разных народов, можно лишь поразиться, как точно они стыкуются, образуя целостную мозаику мироздания.

Вселенная вечна, полагают басуто, она никем никогда не создавалась и никем никогда не будет уничтожена. Большинство африканских племен считает точно так же, но с небольшой поправкой: Вселенная вечна, ибо родилась из вечного Хаоса. Бамбара, как и греки, представляют этот Хаос в виде пустоты (гля), пребывающей в постоянной вибрации (йерейерели). Хаос не был чем-то застывшим или неупорядоченным, добавляют бете и догоны, он обладал спиральным вращением, иногда возмущаемым мощными взрывами: Басаа и дуала уточняют, что эта космическая спираль была огненной, и именно из нее произошел мир. Только, пожалуй, племя акан считает рождение Вселенной исключительной заслугой богини Ньяме, вобравшей многие черты карфагенской Танит.

Сенуфо считают таким же безначальным и бесконечным время, представляющее в их мифах самостоятельную —  категорию. Они разделяют его на доисторическое (то же, что греческое «мифологическое») и историческое. Если перевести хронологию сенуфо на язык Библии, то все, что происходило до изгнания из Рая, — это предыстория человечества, доисторический его период, длившийся десять дней. Все, что происходило после, выражено иными временными категориями. Совсем недавно к похожим выводам пришла католическая церковь. Стремясь увязать Священное писание с данными антропологии, она заявила, что семь дней творения — это на самом деле семь миллионов лет. Любопытно, что историческая эпоха сенуфо начинается в неолите — с того момента, когда верховную власть захватила женщина Катиелео, олицетворение первородной силы Кулотиоло. «Золотой век» Катиелео закончился с началом патриархата, когда были изобретены оружие, войны, рабство, социальное неравенство, изменившие мир.