Я села в машину рядом с Майком, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Покидаешь меня? — спросил Майк.

— Пытаюсь продумать заключительную речь.

— У тебя в запасе еще не одна неделя — если тебе повезет.

— Это одно из правил, которым научил меня Лем Хауэлл, — сказала я. — Заключительную речь следует писать еще до того, как ты впервые увидишь присяжных. Это помогает лучше выстроить линию поведения.

Майк улыбнулся своей широченной улыбкой, которая всегда, как бы погано ни было на душе, согревала меня.

— У тебя есть новости насчет Марли Дионна — или его тоже придется списать со счетов?

— Насчет злополучного растафария? Говорить с нами он, похоже, не станет, однако жить будет. Из операционной его уже вытурили.

В последние полгода шуточки Майка мне случалось выслушивать не часто. Его невеста нелепо погибла, катаясь на горных лыжах, и он замкнулся в себе, отдалившись от меня и от Мерсера — двух его верных друзей.

Мой путь на государственную службу отличался от пути Майка. Я выросла в пригороде Нью-Йорка. Брак моих родителей, несмотря на разницу в их происхождении, был крепким и счастливым: мама происходила из семьи финских эмигрантов, отец был потомком бежавших от политических преследований российских евреев.

От матери я унаследовала не только зеленые глаза и длинные ноги. Она окончила медицинский колледж и хоть и не работала по специальности, а растила детей, ее доброта и забота о людях стали для меня примером в моей работе с жертвами сексуального насилия.

Как-то ночью отец, тогда еще молодой кардиолог, слушал джаз в манхэттенском кафе «Монпарнас», и внезапно в кухне вспыхнул пожар, распространившийся и на переполненные залы. Следующие несколько часов он провел в машинах «скорой помощи», которые развозили по больницам десятки пострадавших. Бок о бок с ним работала не покладая рук красивая и решительная студентка-медичка. Она сумела спастись из огненного ада вместе со своим другом, назначившим ей свидание в этом кафе, и сразу же присоединилась к группе добровольцев — неудивительно, что отец в нее влюбился.

Когда мне исполнилось двенадцать лет, в жизни нашей относительно небогатой семьи произошли внезапные перемены. В тот год отец и его партнер по медицинской практике изобрели и запатентовали пластиковую трубочку длиной полдюйма, получившую название «клапан Купера-Хоффмана». Это чудодейственное маленькое устройство хирурги оценили по достоинству, что и позволило мне получить хорошее юридическое образование.

Я полагала, что моя собственная трагедия — мой жених Адам погиб в результате дорожной аварии накануне венчания — поможет мне найти нужные слова, чтобы утешить Майка после гибели Вэл, однако Майк замкнулся в своих переживаниях, и мои воспоминания об огромном счастье, оборванном бессмысленной утратой, лишь обогатились новой болью.

— Я все пыталась найти время поговорить с тобой — спросить, ну, ты понимаешь, как ты живешь последнее время, — сказала я. Профиль Майка четко вырисовывался на фоне окошка машины. Он не отрывал взгляда от дороги. — Меня беспокоит, что ты…

— Беспокойся о себе. И о процессе. Мое-то дело, когда вынесут приговор, будет сторона. Но, вообще говоря, человек, который посадил на перо Марли Дионна, нам не подсобил, это точно.

Он съехал с магистрали на Йорк-авеню, обогнул несколько кварталов, чтобы попасть на Вторую улицу. Там мы вышли из машины и протолкались сквозь толпу к ресторану, где за столиком у окна сидели Мерсер и владелец заведения Джулиано.

— Чао, Алессандра, — приветствовал меня Джулиано, вставая. — Detectivo, come stai? Как поживаете, детектив?

— Benissimo — наконец-то я здесь, — ответил Майк.

Хозяин помахал бармену и придвинул мне стул.

— Судя по тому, что рассказал мне мистер Мерсер, синьорине Купер не повредит сегодня двойная порция.

— Попросите, чтобы нам подали к выпивке жареные кабачки, — сказал Майк. — Наша принцесса нынче очень привередлива во всем, что касается еды. И пусть принесут, так, примерно бадейку макарон с томатным соусом и базиликом.

— Могу предложить совершенно восхитительного окуня, джентльмены.

— Тащите парочку, и к ним ветчину с винной ягодой. Блондинки ждать не любят.

— Молодец, что доставил Кейт Мид домой, — сказала я Мерсеру, поднимая стакан виски, чтобы чокнуться с двумя мужчинами.

— По-моему, она даже не заметила швейцара, который впустил ее в дом.

— Как прошла поездка?

— Дама рыдала не переставая и для сколько-нибудь серьезного разговора была непригодна.

Майк встряхнул свой стакан с водкой, в которой плавали кубики льда.

— Можете мне поверить, за этими тихими мышками нужен глаз да глаз.

— А что произошло, когда появился муж? — спросила я.

Мерсер хотел было ответить, но тут снаружи донесся визгливый вой сирен.

Майк отвел в сторону белую муслиновую занавеску.

— Пожарные машины.

В тот же миг на поясном ремне Мерсера завибрировал пейджер, а Майк раскрыл свой сотовый. Мерсер посмотрел на экран пейджера и нахмурился:

— Десять тридцать три.

Большинство обозначающих чрезвычайные ситуации кодовых сигналов нью-йоркской полиции я знала, причем слишком хорошо.

— Что это? — Я потянулась к его руке, но он уже вставал из-за стола.

— Не исключено, что бомба, Алекс. Сообщение о взрывном устройстве.

Майк, заткнув пальцем одно ухо, дослушал то, что ему говорили по телефону, и повернулся к Мерсеру. Меня он словно не замечал.

— Большой взрыв, где-то на западных Тридцатых. Увези отсюда Куп. Завтра утром она должна быть свежей как огурчик. Вызывают всю нашу группу.

Я думала, что события этого дня истощили во мне запасы адреналина, однако теперь он, неизвестно откуда взявшийся, вновь заструился по моим артериям.

— Это же Южный Манхэттен. Совсем не твой район.

— Созывают всех, кто занимается борьбой с терроризмом. Возможно, они нанесли новый удар. Допивай свой скотч, малыш, и отправляйся домой.

Я едва поспевала за Мерсером, размашисто шагавшим к полицейской машине, на которой он собирался везти меня домой, хотя до моего дома было рукой подать. Пешеходы, похоже, уже забыли о промчавшихся мимо аварийных машинах, а вот посетители баров, где бесперебойно работали телевизоры, узнав тревожные новости, в панике выскакивали на улицу.

Теледикторы, ожидавшие поступления новостей с места происшествия, призывали ньюйоркцев сохранять спокойствие. А в небе у нас над головой уже кружили полицейские вертолеты, лучи прожекторов обшаривали улицы и перекрестки.

Мерсер припарковался возле моего небоскреба и прилепил к ветровому стеклу машины ламинированный полицейский номер.

— Ты разве домой не собираешься? — спросила я. Он с женой, тоже детективом, и маленьким сыном жил в Куинсе.

— Викки с Логаном сейчас в гостях у ее родителей. Давай дождемся вестей от Майка.

Швейцар открыл перед нами дверь. Мы вошли в лифт, я нажала на кнопку двенадцатого этажа.

Войдя в мою квартиру первым, Мерсер сразу же включил телевизор. Я открыла бар и налила нам по стаканчику.

— …Прямой репортаж с места событий ведет Джули Кирш, — говорила молодая журналистка, за спиной которой вздымались в ночное небо клубы дыма. Рот ее закрывал белый респиратор, так что бедняге приходилось кричать в микрофон. Вокруг нее тоже кричали, отдавая приказы, самые разные люди и завывали машины с красными мигалками на крышах. — Мы находимся на западной Тридцатой, рядом с Десятой авеню, недалеко от места сильнейшего взрыва.

Диктор в студии спросил:

— Есть какие-нибудь сведения о жертвах, Джули?

Кирш покачала головой:

— Когда на место начали приезжать работники аварийных служб, там еще бушевал огонь. Как только его потушат, можно будет спуститься вниз и оценить степень повреждений. Мы надеемся, что из-за позднего времени рабочих на месте взрыва было совсем немного.

— Куда это «вниз»? — спросила я.

Мерсер, глядя на экран, пытался разглядеть на заднем плане своих товарищей.