Выйдя на улицу и вдохнув теплый сентябрьский воздух, Лиз думала о том, каким потерянным и несчастным выглядел Ник. Инстинкт подсказывал, что сейчас ей лучше не возвращаться в дом. Он должен со всем справиться сам и решить, как дальше жить. И она должна сделать то же самое.

Лиз неожиданно поняла, как соскучилась по своей работе. Ей нравилось работать в салоне, но все же это было не ее дело. Сказать об этом Нику сегодня, когда он так слаб, или дождаться более подходящего момента? А может быть, лучше все объяснить в письме?

Лиз села на скамью и осмотрелась. Как здесь красиво! Интересно, сколько человек поддерживают поместье в таком идеальном состоянии? Радовался ли отец Ника такой красоте или он был слишком занят, чтобы нюхать розы? Скорее, последнее.

Ник отпил глоток кофе. Теперь это его кабинет. Этот стол красного дерева, большое кожаное кресло — все принадлежит ему.

Ник вскрыл конверт. Оттуда выпали четыре листа бумаги и письмо. Он развернул его.

«Дорогой Ник, если ты читаешь это письмо, значит, я уже распрощался с этим миром и перешел в мир иной.

Мне так много хочется сказать, но трудно найти подходящие слова. Я чувствовал, что должен оставить тебе что-то еще кроме денег и недвижимости.

Николас, в жизни нам постоянно приходится выбирать и принимать решения. В какой-то момент я просто перестал вас искать. Поверь, я очень любил твою мать. После нашей глупой ссоры, как ты знаешь, я уехал. Мне и в голову не могло прийти, что она ждет ребенка, а твоя мама из гордости промолчала. Сейчас я не могу себе простить, что не приложил максимум усилий и не разыскал вас. Но мне казалось, что я ей не нужен, раз она не дает о себе знать. А потом до меня дошли слухи о ее смерти, но никто даже не упомянул о твоем существовании. Разве я мог бы позволить, чтобы мой сын скитался по приютам и приемным семьям. Совершенно очевидно, что ты так и не смог меня простить, но я на это и не рассчитывал. Мне хотелось бы умереть, зная, что ты нашел кого-то, обладающего такими же прекрасными качествами, как у твоей мамы. Это сделало бы меня счастливым.

Когда я познакомился с твоей подругой, она мне очень понравилась, даже на мгновение показалось, что я вновь увидел твою маму. Речь, конечно, идет не о внешнем сходстве, а о ее душевных качествах.

Мои мысли путаются. Так странно писать тебе письмо и знать, что ты прочитаешь его только после моей смерти.

В конверт вложены номера банковских счетов в Женеве.

Подумай о своей жизни, Ник. Устраивай ее и не оглядывайся назад. Сделай все возможное для тех, кто тебя любит. Вот, пожалуй, и все.

Большое спасибо за прекрасное Рождество, которое мы провели вместе. Оно стало бы еще прекраснее, если бы тогда к нам присоединилась Лиз Тормен. Она многое сделала, чтобы праздник состоялся. Открой свои глаза и сердце, Ник.

С любовью и нежностью, отец».

Листок бумаги упал на пол. Ник крепко вцепился в подлокотники кресла. Ему было трудно дышать, и во рту пересохло.

Неделя выдалась ужасная, начиная с телефонного разговора с Ником и кончая возвращением на эту проклятую ферму, к выполнению ненавистных обязанностей. Письмо от Ника пришло на следующий день после разговора.

— Тебе не холодно? — спросила Мэри, обрезая кустарник. Она была одета в теплую куртку и перчатки для садовых работ. А может, и не для садовых работ, а просто рабочие перчатки. Как бы то ни было, Мэри нашла их в хлеву и взяла себе.

— Ты хочешь узнать, холодно ли мне или моему сердцу? Мертвые не чувствуют холода. А я мертва, ты это знаешь. Просто мне не хватает мужества лечь в ящик и покончить со всем этим. Что ты делаешь?

— Подрезаю кусты. Я не могу сидеть сложа руки. Тебе тоже следовало бы чем-нибудь заняться, вместо того чтобы причитать. Суд еще не скоро, а значит, надо смириться и попытаться сделать свою жизнь терпимой.

— Ты, я вижу, делаешь это с помощью рабочих, — ухмыльнулась Кэсси.

— Да, мне нравится играть с ними в карты и беседовать. Это хоть какое-то развлечение. Последнее время меня все больше угнетает твое общество.

— Похоже, ты меня обвиняешь во всем случившемся.

— Нет, я просто говорю то, что думаю. Ты никогда со мной не заговариваешь первая, всегда ждешь, что это сделаю я. Ты постоянно ноешь и жалуешься, у меня уже нет сил это выносить. Мы должны делать все возможное, чтобы облегчить себе жизнь, и терпеливо ждать, когда все закончится.

— Тебе легко говорить. Что ты потеряла, когда нас вовлекли в Программу? Работу, вот и все. Я же отказалась от Ника, бизнеса, замужества. От всего, — горько констатировала Кэсси.

— Это была не просто работа. Это была моя карьера. Я верю, что смогла бы добиться больших успехов. Кроме того, я не собираюсь себя хоронить заживо. Жизнь продолжается, Кэсси. Мы живы и здоровы… — Мэри так часто повторяла эту фразу, что ее саму от нее тошнило. Кем была для нее сидевшая напротив женщина, трясущаяся от холода, но не желавшая пошевелиться, чтобы надеть куртку?

— Ругай меня, ругай, я уже к этому привыкла, — устало пробормотала Кэсси.

— Нет, не привыкла. Послушай, тебе нужна — помощь. Давай попросим прислать психолога. Мне тоже не помешает беседа с ним. Поверь, он тебе поможет. Учти, я говорю это не потому, что хочу лишний раз услышать твой прекрасный голос.

— Ты считаешь меня сумасшедшей? — воскликнула Кэсси.

— Вовсе нет, просто тебе нужно с кем-то поговорить, пока ты совсем не слетела с катушек. Тебе нужна профессиональная помощь? И мне тоже. Почему ты не хочешь этого понять?

— Чепуха, Мэри! Неужели ты думаешь, что всякий раз, когда мужчина бросает женщину, она сходит с ума? Люди каждый день что-то теряют, неужели им всем нужна профессиональная помощь? Сомневаюсь. Чем я отличаюсь от них? Я не могу смириться с положением, в которое попала. А ты можешь?

— Да, я могу. Я вообще тебя не узнаю, Кэсси, — спокойно заметила Мэри. — Хочу тебе еще кое-что сказать. Я не виню Ника за то, что он отказался приехать и жить здесь с тобой. Ты жуткая эгоистка. Ты способна пожертвовать своим салоном и вынудить Ника забросить бизнес, лишь бы все вышло по-твоему. Очнись, Кэсси, нельзя так поступать с людьми. Я верю, что Ник действительно готов тебя ждать. Тебе есть на что надеяться.

— Я свободна. — Кэсси скомкала в кармане письмо Ника. Она его уже пять раз прочитала и знала содержание наизусть.

Вернувшись в свою комнату, Кэсси упала на диван.

Даже с именем ее обманули. Шесть месяцев назад они обнаружили ошибку и приехали, чтобы дать ей новое имя. Сказали, что по недосмотру ввели в компьютер неверные данные. Выяснилось, что женщина с таким именем существует на самом деле. Тот день словно выпал у Кэсси из памяти, и уж потом Мэри рассказала ей, что с ней случился припадок. Она кричала и визжала. Целую неделю приезжали люди, которые извинялись, пытались что-то объяснить и требовали вернуть старые документы. Кэсси отвечала им отказом, а в одну из ночей сунула документы в банку и закопала ее на заднем дворе. Если все на нее плюют, почему бы ей не поступить так же?

Она налила себе чаю, устроилась на диване и перечитала еще раз письмо Ника.

Он писал, что любит и готов сколько угодно ждать ее возвращения. Еще Ник упоминал, что, судя по сообщениям в газетах, их дело подходит к завершению. Суд ожидается меньше чем через год, а бандитов берут одного за другим. И завершал письмо словами: «Я очень тебя люблю. Береги себя, думай обо мне и о том, какое прекрасное будущее нас ожидает, когда все закончится».

Если ты действительно веришь в это самое прекрасное будущее, у тебя не все в порядке с мозгами! — мысленно обратилась к Нику Кэсси. Если бы ты меня любил, то приехал бы и все это сказал мне лично. Письма не в счет. Вот так-то, мистер Гилмор.

— Я беспокоюсь о тебе, Кэсси, — сказала Мэри после ужина.

— Вот уж незачем. К тому времени, когда дело дойдет до суда, я вконец свихнусь и буду признана неспособной давать показания. Так что они никому не понадобятся.