— Смотри на меня, — потребовал он, потянув меня за волосы, из-за чего я была вынуждена посмотреть ему в глаза. Казалось, ему нравился тот факт, что я смотрела на него, пока он трахал меня.

— Ты так чертовски невероятна.

Его губы снова нашли мои, и его тело напряглось, когда волна наслаждения прокатилась по нам. Он толкнулся еще глубже, настойчивее овладевая моим телом, и я крепче ухватилась за его плечи, ногтями впиваясь в спину. Он вздрогнул и ахнул, когда я вонзилась в его тело, но потом застонал от удовольствия, повернув бедра так, чтобы задевать мое сладкое местечко. Черт бы меня побрал, этот мужчина удовлетворял мое тело как никто и никогда раньше. Когда он вколачивался в меня жестче и быстрее, я толкнулась ему навстречу, отчаянно желая сохранить наши тела соединенными вместе как можно дольше.

Я не могла говорить. Казалось, я полностью лишилась способности говорить. Я открыла рот, чтобы сказать что-то, но все, что произносила — это его имя, вновь и вновь.

— Ян, Боже мой, Ян. — Я могла бы сказать, что была близка, ох, так близка к оргазму. Моя киска сжалась, плотно обхватив его член. Дополнительное давление заставило его в восторге откинуть голову назад, и из него вырвалось глубокое, чувственное рычание.

— Если ты продолжишь в том же духе, я долго не продержусь, — бросил он, тяжело дыша.

— Трахни меня жестче, Ян, пожалуйста! — Молила я в перерывах между собственными вздохами и стонами.

Его пальцы нежно ласкали клитор, пока он трахал меня, что было вопиющим противоречием его контролирующим мощным толчкам, более жестким и глубоким с каждым поворотом его бедер. Он пристально посмотрел мне в глаза с похотливой улыбкой, играющей на его губах.

— Давай, Эйва. Кончи для меня, милая, — потребовал он, глубоко целуя меня. — Я хочу почувствовать, как ты кончишь для меня. Я хочу, чтобы ты почувствовала себя чертовски хорошо.

И это произошло. О, Боже, это произошло.

Мои мольбы и призывы об освобождении сводили его с ума, доводя до грани. Его дыхание становилось неровным и затрудненным. Его стоны становились все громче, и он не мог сохранять свой ритм. Ян сильнее, с большей решимостью, качнул бедрами, отчаянно нуждаясь во мне, как и я в нем. И я знала, он был близок, так близок. Наши тела умоляли об освобождении.

— О, Боже, — выкрикнула я, подталкивая свое тело ему навстречу и впиваясь в него ногтями.

Его рука была зажата под моей головой, лицо находилось лишь в нескольких дюймах от моего, когда он потянул мою губу зубами и прикусил, безжалостно вколачиваясь в мою изнывающую от желания киску. Я вздрогнула и задрожала, моя киска все теснее и теснее сжималась вокруг его члена, когда мое тело устремилось к наслаждению.

— О Боже, Ян. Я… — Но я не услышала свои слова. Вместо этого, они вышли искаженным криком, когда наслаждение пронеслось через все мое тело, отправляя меня туда, где слова просто не существовали.

И Ян тоже был там. Когда он в последний раз вошел в меня, его челюсть была сжата, глаза зажмурены, брови нахмурены, а на лице — вид полного экстаза. Я знала, что он кончил, и вместе мы погрузились в это наслаждение, мои руки цеплялись за него, чтобы быть еще ближе, как будто это было возможно.

Когда он до конца излился в меня, и его энергия иссякла, Ян упал поверх меня и выпустил глубокий удовлетворенный выдох. Он целовал меня долго и усердно, удерживая лицо руками и вглядываясь вглубь моих глаз.

— Я думаю, — начал он, и уперся своим лбом в мой. — Черт возьми, милая. Что ты делаешь со мной? — спросил он, его голос напрягся от эмоций и… неуверенности?

Его завораживающие голубые глаза удерживали меня в плену, и в этот момент, я не была уверена, о чем он думал. Было ли это бесспорным выбросом адреналина или чем-то большим? Разумная часть меня немедленно забеспокоилась о том, что я ступила в небезопасные воды. Я знала об опасностях, которым подвергала себя с Яном, но не могла отрицать, что хотела посмотреть, насколько далеко смогу подтолкнуть его, даже если рискну утонуть прежде, чем мне удастся глотнуть воздуха.

— Папочка? Где ты?

Тишина.

Я ничего не видела, было слишком темно. Но голос был ясен, как день.

Я знала этот голос.

Мой голос, но много-много лет назад.

— Папочка, пожалуйста...

Мягкий плач перешел в отчаянные рыдания.

— Где ты, папочка? Пожалуйста, ответь. Мне страшно.

Мне не нужно было видеть ничего, чтобы понять, где я находилась. Я была в доме своего детства, месте столь знакомом мне и, тем не менее, чуждом. Все было каким-то искаженным. Мрачным. Коридор от моей спальни к гостиной простирался, казалось, на несколько миль. И вместо атмосферы любимого дома, здесь витало опасное, более гнетущее, зловещее ощущение, пропитывающее воздух вокруг меня.

Я прошла по знакомым комнатам своего детства, разыскивая плачущую юную себя, идущую в конец коридора. Но не могла найти. И вот тогда я поняла, что плач исходил от меня.

Я шла по коридору, и уже знала, что в итоге найду. Конечно, знала. Голоса, те самые голоса той ночи, которая, казалось, была в прошлой жизни, эхом отдавались в доме. Их акценты неразборчивые и легко узнаваемые. Раньше они бывали в нашем доме. Мой отец знал этих людей. Он работал с ними. Они были его друзьями.

Но, если они были друзьями, почему кричали друг на друга? Почему в доме раздался звук выстрела? Почему они сбежали? Я видела, как они исчезли через парадную дверь и скрылись в ночи. Только один из них обернулся и посмотрел мне в глаза, его лицо было мрачным и грозным. Прежде чем вновь отвернуться и сбежать, он, приложив кончики пальцев к губам, в некотором смысле, заставил меня молчать, что выглядело вполне угрожающе.

Его звали мистер О'Брайен. Долан О'Брайен — так его называл мой отец.

Это было последнее лицо, которое я увидела, прежде чем завернула за угол и нашла на земле отца, лежащего в луже собственной крови.

— Ох, моя дорогая Эйва, — с трудом произнес он, его голос был хриплым и слабым.

Я была юной, но не глупой. Я поняла, что произошло, и что все это значило. Я закричала и подбежала к нему, в поисках телефона или хоть чего-то, с помощью чего можно было вызвать помощь. Но было слишком поздно.

Тело моего отца сжалось. Когда его глаза остекленели и приковались к какой-то точке вдалеке, я поняла, что его не стало.

Я проснулась вся в поту, хватая ртом воздух. Мое тело было покрыто испариной, хотя воздух был прохладным, а я — обнаженной. Я выскользнула из-под одеяла и встала с постели, пытаясь избавиться от неразберихи в голове и изо всех сил стараясь понять, где находилась. Осознав, что находилась не в своей постели, я тотчас же запаниковала.

Сделав несколько глубоких, успокаивающих вдохов, я посмотрела на городской пейзаж, солнце поднималось над небоскребами. Вернувшись к себе и избавившись от дезориентации, воспоминания прошлой ночи нахлынули на меня, и я почувствовала, как покраснела. Я повернулась и увидела, что Ян все еще лежал на кровати, тихонько похрапывая, с совершенно безмятежным видом и абсолютно незамечающий моего присутствия. По большей части, он был укрыт простыней, но одна нога была не прикрыта, позволяя мне взглянуть на его крепкую и подтянутую задницу.

Провести с ним ночь — не самое умное решение, но это позволило мне увидеть его в другом свете. Не говоря уж о том, что он подарил мне самую удивительную ночь, какой у меня не было уже довольно давно.

И, конечно же, факт оставался фактом, он был великолепным и в равной степени обаятельным.

Но я не могла позволить себе слишком сблизиться с ним. Это было то, о чем я себе постоянно напоминала и то, с чем, как я поняла, у меня возникали трудности. Мне не следовало быть здесь, подумала я. Я подобрала свою одежду, кучкой лежавшую на полу, пока, стараясь не разбудить Яна, незаметно прокралась в ванную.

Я посмотрела в зеркало и ужаснулась от своего вида — волосы торчали в разные стороны, а макияж размазался по всему лицу. Я умылась, но не нашла ничего, чем бы могла собрать волосы. Все мои шпильки были беспечно разбросаны по полу первого этажа.