Бальзамо не без удовольствия постигал теорию. Через некоторое время он уже мог вести долгие речи о металлах, пребывающих под покровительством небесных светил, совершать краткие экскурсы в египетскую мифологию и рассуждать об элементарных стихиях, таящих в себе силы разрушения и одновременно обновления. Когда люди постигнут Высшее знание, они преодолеют последствия грехопадения, мир вновь обретет совершенство и на Земле установится золотой век. Чтобы приблизить это время, надобно слушать мудрецов, постигших древние таинства и внимающих велениям богов.

Возможно, тогда же он ознакомился с «Разговорами о тайных науках», якобы сочиненными графом де Габалисом [21], и ему наверняка понравились сильфы, кобольды и прочие стихийные духи. От этих маленьких, видимых только посвященным человечков (интересно, как они выглядят на самом деле?) пользы получалось гораздо больше, чем от семи великих арканов алхимии: им можно приказать выполнить все, что угодно, и на них же свалить любую неудачу. Их никто не видит, никто не знает, где, собственно, они обитают. Конечно, эти твари наверняка являются порождением дьявола и общаться с ними далеко не безопасно, но он и не собирается взаправду иметь с ними дело. Когда в свое время он рассказал этому болвану Марано о злых джиннах, стерегущих клад, тот сам в них поверил, а он, Джузеппе, лишь подыграл ему, подговорив приятелей закутаться в шкуры мехом наружу и, вымазав сажей лица, слегка поколотить ювелира. А если нечистый и в самом деле пришлет к нему своих слуг, он защитит себя молитвой, которую заставил его заучить викарий из деревушки Багариа. В свое время Джузеппе выпросил у него тряпицу, смоченную священным елеем, дабы исцелить одержимую. Никакой одержимой, разумеется, не было, просто он хотел заработать немного денег, а его подружка с легкостью согласилась исполнить роль одержимой. Викарий разгадал обман, но выдавать обманщика не стал и, улучив минуту, печально сказал, что игры с дьяволом подобны хождению по краю пропасти: в любую минуту можно сорваться вниз. И взяв неожиданно сильной рукой мошенника за локоть, не отпускал его до тех пор, пока тот с его слов не заучил наизусть коротенькую молитву, прогоняющую нечистого. Джузеппе сразу поверил в магическую силу священных слов, звучавших как заклинание…

На Мальте Бальзамо наверняка ознакомился и с учением рыцарей Розы и Креста, иначе розенкрейцеров, ибо именно они повелевали благодетельными стихийными духами. Происхождение ордена розенкрейцеров настолько загадочно, что до сих пор имеются сомнения, существовал ли он вовсе. Собственно, материальным доказательством стала появившаяся в 1614 году книга под названием «Слава братьев» («Fama fraternitas») с подзаголовком «Всеобщее преобразование света». В книге рассказывалось об обществе, созданном в XIV веке немцем Кристианом Розенкрейцем, совершившем путешествие на Восток, где он узнал много тайн, в том числе и тайну продления жизни. Загадочные розенкрейцеры отвергали догматы церкви, выступали противниками папской власти и ставили своей целью обратить в христианство все население Земли, дабы создать единую христианскую республику. Для осуществления своих целей они намеревались использовать могущество тайных наук и искусств, кои были им подвластны. Постигшие всеобъемлющую мудрость, розенкрейцеры умели мгновенно передвигаться в пространстве, не чувствовали ни голода, ни жажды, повелевали духами и могли становиться невидимыми. Крамольную, антицерковную часть учения рыцарей Розы и Креста Бальзамо, скорее всего, опустил, ибо не намеревался ссориться с Церковью, а волшебным способностям позавидовал, но не поверил. Однако запомнил, что розенкрейцеры безвозмездно лечили больных.

За двухлетнее пребывание на Мальте Джузеппе многое познал на практике. Не исключено, что в лаборатории гроссмейстера он научился изготовлять опийные препараты, которые впоследствии использовал не только для медицинских целей, но и для воздействия на психику своих юных медиумов: опиум, коварное сарацинское зелье, в малых дозах облегчавшее страдания, а в больших сводившее с ума, издавна был известен среди рыцарей-крестоносцев. Но через какое-то время лабораторные опыты Бальзамо наскучили: золота он не получил, а проводить многочасовые или даже многодневные эксперименты, соблюдая при этом пост и исполняя многочисленные и ненужные, по его мнению, ритуалы, ему не хватало ни терпения, ни желания. Тем более что он уже знал, что для славы и денег результат не обязателен: главное — найти богатого господина, преисполненного ощущением собственной значимости, а потому жаждущего непонятного. Конечно, у знати обычно полно долгов, но заплатить за рецепт изготовления золота деньги всегда найдутся. А те, у кого золота много, станут платить за возможность приобщиться к тайне. В сущности, надо же чем-то занимать время, а тайны, в отличие от женщин, не приедаются никогда…

Узнав о намерении Бальзамо покинуть Мальту, гроссмейстер Пинто снабдил его деньгами и рекомендательными письмами, в частности к графу де Бретвилю, послу Мальты при Святейшем престоле, и римскому банкиру Беллони. А незадолго до отъезда Пинто якобы сделал Бальзамо поистине королевский подарок: даровал ему таинство посвящения в герметические философы, как именовали себя адепты Великого делания. Новому адепту надлежало принять новое имя, и Джузеппе выбрал имя своего тезки Калиостро, в трудную минуту протянувшего ему руку помощи. Утверждают, что одновременно с именем Калиостро Джузеппе получил и титул графа, ибо гроссмейстер имел право даровать членам ордена дворянство за особые таланты или заслуги. Так гусеница Бальзамо при помощи волшебной палочки гроссмейстера Пинто превратилась в бабочку Калиостро. Но, как указывают сторонники этой версии, Джузеппе еще десять лет не считал себя достойным называться новым именем. Трудно сказать, в какой степени гроссмейстер покровительствовал Джузеппе; известно, однако, что через много лет Калиостро распустит слух о том, что он является побочным сыном гроссмейстера, набросив, таким образом, тень и на Пинто, и на орден.

С Мальты Бальзамо прибыл в Неаполь (возможно, в сопровождении кавалера д’Аквино, князя Караманико, которому Пинто поручил опекать Джузеппе). По дороге, в местечке Пиццо — если верить инквизиции, — он (один или с приятелем) был задержан по обвинению в похищении девицы. Но похищенную не нашли, и Бальзамо пришлось выпустить: улик против него не оказалось. В Неаполе же, по мнению С. Ютена ⁷, Бальзамо задержался, чтобы взять несколько уроков у зловещего алхимика, неаполитанского князя Раймондо ди Сангро ди Сан-Северо (1710–1777). В фамильной часовне Сан-Северо по сей день представлены два изготовленных князем анатомических препарата: скелеты мужчины и женщины, опутанные кровеносными сосудами. Каким веществом князь заменил кровь, как заполнил им сосуды и почему они сохранились нетронутыми, никто не знает до сих пор. Разумеется, князь принадлежал к адептам алхимии, был членом какого-то загадочного ордена, а также, несмотря на запреты, являлся вольным каменщиком и имел степень Великого магистра Неаполитанского королевства. И все упорно поговаривали о его общении с дьяволом. А еще он состоял в родстве с князьями Караманико и, соответственно, с кавалером д’Аквино, поэтому не исключено, что «опекун» Джузеппе действительно поехал вместе с ним повидаться с родственником. И не просто с родственником, а с братом-масоном. Какие герметические секреты открыл Сан-Северо молодому Калиостро, не знает никто, но известно, что анатомическими опытами магистр не занимался и к мумифицированию склонности не имел. Возможно, он не стал перенимать жутковатые познания Сан-Северо потому, что еще подростком с ним произошел случай, после которого в нем поселился страх перед темнотой. Однажды в Палермо ему удалось пробраться в катакомбы, расположенные под монастырем капуцинов, где монахи в конце XVI века устроили необычное кладбище: они мумифицировали тела своих упокоившихся собратьев и размещали их в специальных нишах и коридорах. Зрелище, открывшееся впечатлительному юнцу в неверном свете потайного фонаря, потрясло его, и он, спотыкаясь на каждом шагу, выскочил наружу и принялся жадно хватать ртом свежий вечерний воздух. Темнота, пропитанная удручающим запахом затхлости, произвела на него такое гнетущее впечатление, что весь следующий день он бродил по склонам Монте-Пеллегрино, выдыхая ядовитый воздух катакомб и наполняя легкие свежим горным ветром. К вечеру он зашел в грот, где была устроена часовня святой Розалии, и на всякий случай помолился. С тех пор у Джузеппе зародился безотчетный страх перед темными помещениями. Возможно, во время сеансов общения с духами (происходившими, как правило, в темноте) этот неосознанный страх заставит магистра впадать в истерику, которую современники расценят как приступы негодования. Во всяком случае, когда граф Калиостро станет разрабатывать устав Египетского масонства, во всех комнатах, где это будет возможно, он выберет для убранства светлые — белые и голубые — ткани, а убранство комнаты для размышлений при посвящении в степень магистра будет даже «веселеньким» (tresgais).