Пока Калиостро размышлял, а епископ Тон пытался заново приобщить его к церковным обрядам, от императора Иосифа пришло гневное письмо: как епископ посмел не исполнить его приказание и не выдворить мошенника Калиостро из своих владений? Тон больше не мог поддерживать магистра, и супруги — к великой радости Серафины — отбыли в Рим.

Поклонники и адепты взирали на графа как на божество, их восторги придавали мэтру уверенности в собственной значимости, и не исключено, что именно эта уверенность и привела его в Рим, где, как он знал, папы под страхом смертной казни запретили масонство. Однако он почему-то надеялся, что убедит понтифика взять под свое покровительство масонов египетских…

27 мая 1789 года граф и графиня Калиостро вышли из экипажа у дверей респектабельной римской гостиницы «Скалината», что на площади Испании. Лоренца (в Риме она отказалась от имени Серафина) мечтала, что они станут жить у ее родителей. Но супруг даже слышать об этом не хотел. После Бастилии, после газетной травли, после путешествия, более похожего на бегство, он не намеревался ютиться в квартирке ремесленника. Он жаждал одержать великую победу, а чтобы не умалить ее величия, он обязан держать себя соответственно своему высокому замыслу. Внутренний голос по-прежнему не оставлял его в покое: теперь он упрямо твердил, что его попытка возвышения станет последней. Так что отступать некуда, на карту надо ставить все. Впрочем, вряд ли Калиостро полностью утратил зоркость взгляда и знание людской натуры. Он и без внутреннего голоса понимал, что шанс остаться на пьедестале у него последний. Для вящего шику он нанял слугу и секретаря — умного и расчетливого уроженца Швейцарии отца Жозефа Франсуа Рулье де Сен-Мориса (Сан-Маурицио). На этом деньги кончились, и супругам Калиостро пришлось перебраться в небольшой дом в Трастевере, на площади Фарнезе, неподалеку от дома родителей Лоренцы. Владельцем этого дома являлся церковный староста Филиппо Конти, дальний родственник семьи Феличиани. Похоже, Лоренца уговорила его основательно снизить арендную плату.

Недовольный вынужденными переменами, Калиостро принялся по-своему обустраиваться в доме, велев — несмотря на протесты Серафины — выбросить на помойку массу облупившихся фигурок Мадонны и еще каких-то церковных штучек. Обнаружив, что спальня находится рядом с маленькой домашней молельней, он велел переделать ее под туалетную. Чего было в этой переделке больше — злости на неудобное жилище или стремления досадить святошам — родственникам жены, к помощи которых все же пришлось прибегнуть, — неизвестно. На суде этот поступок будет расценен как богохульство.

Сочинив с помощью отца Рулье прошение, Калиостро отправил его папе вместе с рекомендательными письмами епископа Тренто; ответа не последовало. И хотя Калиостро не мог не понимать, что его скандальная слава добралась до Вечного города раньше, чем он сам, молчание раздражало его и обижало, как никогда. Похоже, ему в голову не приходило, что в те сложные для Церкви времена, когда ветры перемен сотрясали основы не только тронов, но и Святого престола, его предложение изначально было обречено на провал. Многовековое здание Церкви пошло трещинами, низшее духовенство постепенно превращалось в оппозицию, причем революционно настроенную, что впоследствии найдет свое отражение в расколе духовенства революционной Франции. Священники отказывались признавать свою власть от епископов и утверждали, что получают ее от самого Бога. Кое-где раздавались голоса в поддержку выборной системы епископов. Авторитет князей церкви подвергался не меньшим нападкам, чем авторитет князей мирских. В адрес папы летела не менее язвительная критика, чем в адрес королей. Стабильный испокон веков миропорядок шатался, грозя рухнуть и ввергнуть мир в хаос. В таких условиях любые новые идеи могли стать тем камешком, который, брошенный на чашу весов, перетянет их в сторону смуты. И Джованни Анджело Браски, ставший 15 февраля 1775 года папой под именем Пия VI, приказал присмотреться к скандально известному целителю, опасному франкмасону и чернокнижнику Калиостро. Отличавшийся консервативными взглядами, Браски ненавидел масонов, которых изначально подозревал в революционных воззрениях, а после 14 июля 1789 года и вовсе стал считать виновниками разразившейся во Франции революции. Несмотря на мирный характер масонства, он уловил заложенное в нем протестное зерно. В ложах царило равенство, все называли друг друга братьями и обличали социальное зло, хотя и не называли его источника и не призывали к борьбе с ним. Масоны верили в Бога, но отвергали постулат «Нет спасения вне церкви». Так что речи, произносившиеся на собраниях лож, можно было расценивать как очевидную пропаганду, направленную против существующих порядков. И, запрет на масонские общества во владениях пап никто не отменял. А Калиостро, пытавшийся под видом служения Господу протащить свои масонские идеи, еще и занимался черной магией! Иначе говоря, мог известными ему способами вселить демона в тело мужчины или женщины, обладал предметами, заключавшими в себе дьявольскую силу, и умел изготовлять привораживающие напитки. Любовных напитков Калиостро вроде не изготовлял, но его настойки и микстуры для лечения всех болезней вполне могли сойти за колдовское зелье. Иными словами, оставалось собрать улики и арестовать подозрительного субъекта.

Тем временем Калиостро вел открытый, «публичный» образ жизни. Он устраивал духовидческие сеансы, куда приходило немало любопытствующих аристократов, среди которых называют княгинь Ламбертини и Санта-Кроче, графа Содерини, французского посла кардинала де Берни и посла Мальтийского ордена де Лораса. Возможно, при виде большого стечения знатных персон у Калиостро притуплялось чувство опасности и он не думал о том, что нарушает папские эдикты. Возможно, это была отчаянная бравада, своего рода попытка вновь обрести былую самоуверенность, избавиться от суетливости, которую он стал замечать за собой… А может, он и в самом деле ничего не замечал и жил только собственными амбициями, позабыв великую масонскую заповедь: «Тень и молчание — любимые убежища истины»… Прежде обязанность его глаз и ушей исполняла Лоренца, но теперь она стала его кривым зеркалом. Избавить от мужа ее мог только развод, на который тот никогда не согласится, да и она сама, как истинная католичка, не могла на него пойти. Оставалось ждать, когда Калиостро арестуют по обвинению в чернокнижии или богохульстве, брак ее аннулируют и она наконец получит желанную свободу; поэтому она одобряла любые выходки супруга. Говорят, она договорилась со служанкой и та подслушивала разговоры Калиостро, а потом пересказывала их хозяйке.

Не получив от папы ответа, Калиостро направил все усилия на охмурение мальтийского посла де Лораса. Помня, как его хорошо принимали на Мальте, Калиостро стал подумывать, не перебраться ли ему туда окончательно. Мальтийцы отличались терпимостью во взглядах и не подчинялись указаниям европейских монархов. Часто встречаясь с Лорасом, магистр пространно рассказывал ему о Египетском масонстве и его корнях, питаемых древними египетскими таинствами, о могуществе философского камня… Он сумел настолько заморочить послу голову, что тот действительно пригласил его на Мальту. Дело оставалось за малым — получить согласие магистра, которому Лорас направил восторженное письмо:

«Сударь, вот уже несколько дней наше общество осчастливил своим присутствием знаменитый Калиостро… поразивший всю Европу своими загадками, а главное, своей способностью много тратить и заниматься благотворительностью, не будучи при этом на содержании у какого-либо состоятельного лица и никогда не предлагая заплатить за него. Я подружился с ним. И уверен, мне удастся убедить его поведать мне секреты, кои он до сих пор не выдавал никому. Помимо познаний в химии он является франкмасоном высокого градуса и основателем тайного учения. Он очень гостеприимен и много раздает милостыни, не прибегая при этом к поискам наличных денег. Устав от кочевой жизни, этот необыкновенный человек хотел бы обосноваться на Мальте, если вы, Ваше Высокопреосвященство, согласитесь предоставить ему пристанище и покровительство» ⁷.