Маленький осевший внутренний дворик был выложен кирпичом. Из такого же кирпича теплого красновато-коричневого цвета был сложен и фасад церкви, с непритязательным портиком, опирающимся на четыре небольшие колонны. На кирпичах играли яркие солнечные блики, день обещал быть жарким.

Около церкви собрались все Семеро Грешников и Жаклин. У большинства из них вид был такой, словно они предпочли бы остаться в постели. Майкл, словно куль расслабленных мышц и складок мятой одежды, привалился к одной из колонн портика. Энн была в темных очках, и, когда она на мгновение сняла их, Джин заметила багровые круги под глазами. На ней были темные джинсы и темная рубашка, они подчеркивали ее бледность, а небрежно наложенная помада напоминала мазок оранжевой краски.

Энди никогда не выглядел усталым; недостаток сна только подстегивал его. Небрежная темная одежда, в которой его сестра выглядела бесполым подростком, только усиливала его привлекательность.

Больше всех страдал от похмелья Тед. Все симптомы были налицо: глаза налились кровью, руки дрожали, и он заметно вздрагивал от каждого автомобильного гудка. Увидев его, Джин от удивления открыла рот. Тед редко пил что-то более крепкое, чем вино, да и его пил не много. Она ни разу не видела Теда пьяным или хотя бы с признаками опьянения, которые кажутся такими забавными людям, ни разу их не испытавшим. Джин ни за что не поверила бы, что это возможно, если бы ее догадки не подтвердила Дейна.

— Зря ты ушла так рано, пропустила самое интересное, — ликующе прошептала на ухо Джин эта английская девица. — Тед вошел в раж. По-моему, он был душой вечера. Пел, декламировал стихи на иврите и ухаживал за всеми девушками...

— За всеми сразу?

— Ну, в основном за мной, — призналась Дейна с такой самодовольной улыбкой, что Джин едва подавила искушение ударить ее по лицу. — Я недооценила этого парня. В нем явно что-то есть, стоит ему только чуть расслабиться.

Джин подняла голову и увидела, что Тед наблюдает за ними. Встретившись с нею глазами, он жалко улыбнулся.

— Помолчи, — ядовито сказала Джин. — Лучше я послушаю, что рассказывает Энди. Его специальность мне интереснее, чем твоя.

Как Энди сам и признавался, он любил читать лекции и унаследовал дар отца излагать материал популярно и доступно. Но в это утро его лекция оказалась короткой. Наверное, на него повлияло состояние присутствующих. Даже Хосе — обычно учтивый слушатель — в конце концов воззвал к нему:

— Давай уже заберемся внутрь, Энди, ладно? Мое злополучное одеяние так и гнет меня к земле.

— Ладно, — ответил Энди. — Я только хотел еще сказать... да черт с ним, посмотрите в путеводителе. И вот что: если кто-то хочет зайти к нам домой и прикончить остатки вчерашнего, милости просим. Соберемся здесь же в двенадцать. Разыскивать заблудившихся Грешников по всему нижнему лабиринту я не стану.

Группа разбрелась, и Джин, почувствовав, что сыта по горло разговорами своих непроспавшихся друзей, пересекла внутренний дворик и подошла к Жаклин, скромно стоявшей в углу, словно приглаженный воробушек в стае скворцов. Она стояла почти в балетной позиции, разведя носки на сорок пять градусов, на ногах были изящные белые лодочки, тщательно уложенные золотисто-каштановые волосы поблескивали, словно шлем, из прически не выбивалось ни одной пряди, изысканное шелковое платье доходило до середины колена. Она даже надела белые перчатки. Ну и конечно, при ней была знаменитая сумка.

— Кого собираетесь поразить? — спросила Джин.

— Пожилую итальянскую леди, с которой буду завтракать. Случайно выяснилось, что она — задушевная подруга главы университетской библиотеки, где я сейчас работаю.

— А вы притворщица, — заметила Джин, вспомнив элегантный брючный костюм, который был на Жаклин накануне вечером, и раскованность, появившуюся в ней с переменой одежды.

— Просто приспосабливаюсь к окружению.

— Маскировка?

— Защитная окраска. — Голос Жаклин прозвучал неожиданно строго. — Выжить гораздо труднее, чем тебе кажется, друг мой. — И тут же, словно пожалев о вырвавшейся циничной фразе, добавила уже мягче: — Главный библиотекарь отдела коллекций классиков уйдет на отдых в следующем году, и я могу рассчитывать на эту должность, если удастся доказать, что все лето я знакомилась с предметом. Полагаю, мне не нужно убеждать тебя, что институтская библиотека — одна из лучших в мире.

— Так вот, наверно, почему вы добиваетесь нашей дружбы, — усмехнулась Джин. — Хотите позаимствовать наши знания?

— Естественно, — улыбнулась Жаклин в ответ.

— Как бы вам не пожалеть о таком признании. Мы ведь можем читать лекции с утра до ночи.

Они вошли в церковь, Жаклин оценивающим взглядом обвела неф с колоннами и мозаичную апсиду в дальнем конце.

— Я бы лучше послушала твою лекцию об этой мозаике, это куда интереснее, чем обсуждать с Лиз вопросы библиотечной классификации. Давай же, поспособствуй расширению моего кругозора... Кстати, а что это с Энди? Он выглядит так, будто с ним вот-вот случится удар.

— Он ждет нас. Вон там, наверно, вход в подземелье.

— Но мне хочется осмотреть все здесь, — жалобно сказала Жаклин.

Джин просияла.

— Позвольте принести вам благодарность от имени столетия, которым я занимаюсь. Знаете, мозаики — мой конек, а это — особенно интересный образец.

Инстинктивно они переговаривались вполголоса. Хотя служба еще не начиналась, у разных алтарей стояли коленопреклоненные прихожане. Жаклин нарочно замедлила шаги.

— Прекрасная работа. А посмотри на фрески в той капелле! Это Масаччио?

— Об авторстве спорят, — ответила Джин, немного удивившись. — Вы, я вижу, усердно выполняли домашнее задание?

— Вчера вечером я проштудировала свой «Путеводитель по Риму», — призналась Жаклин. — Его издала Итальянская автомобильная ассоциация, он очень хорош. Ничего не могу с собой поделать — после стольких лет работы в библиотеке у меня вошло в привычку все время проверять то, что я вижу... Черт возьми этого несчастного Энди, что ему теперь-то от нас нужно?

— Ему нужно, чтобы мы навестили его любимые руины, — засмеялась Джин. — Эта церковь построена в двенадцатом веке, а Энди даже не взглянет ни на что, появившееся позже четвертого. Давайте лучше пойдем, потом можно будет вернуться сюда снова.

Энди ожидал их при входе в комнату, приспособленную под канцелярию. Здесь торговали книгами и сувенирами. Дейна, перегнувшись через стойку, где продавали входные билеты, болтала с очень молодым и очень красивым юношей в белой сутане доминиканца. Джин подошла к ним, чтобы купить билет, и услышала обрывок разговора.

— Это самый древний в городе, — произнес мягкий голос с ирландским акцентом, что сразу объяснило, почему Дейна так увлечена. Тут монах поднял голову, улыбнулся и протянул Джин билет.

Пока она ждала, когда Жаклин заплатит свои сто лир за вход, Джин вдруг заметила фигуру, мелькнувшую в церковном нефе. Впечатление было мимолетным, но неуклюжесть походки показалась ей неприятно знакомой. Альберт сумел выследить, куда они направляются, и без всякого приглашения присоединялся к их компании. Поэтому Джин поспешно спустилась по лестнице на первую площадку, где ее нельзя было увидеть из церкви, и через минуту к ней присоединилась Жаклин. Если она и заметила Альберта, то ничего не сказала, и Джин тоже решила не заговаривать об этом.

Спустившись по длинному пролету лестницы, они очутились в обширном темном помещении, пахнущем сыростью, и современный мир исчез. Джин даже обернулась на ярко освещенные ступени, стараясь избавиться от ощущения, что они внезапно перенеслись в другую эру.

Вдруг рядом с ними из темноты вынырнула какая-то неясная фигура, и послышалось замогильное:

— У-у-у!

Джин подпрыгнула.

— Черт побери, Энди, это совсем не смешно.

— Не смешно, но вполне соответствует обстановке, — сказала Жаклин. Они по-прежнему говорили понизив голос — атмосфера этого места напоминала скорее кладбищенскую, чем церковную, но ведь запреты и на кладбище, и в церкви одинаковы. Казалось, громкие голоса разбудят кого-то, кого лучше не беспокоить. — Я совершенно запуталась, где мы? — добавила Жаклин.