— Избранника?! — прошептал я и физически ощутил, как мои голосовые связки напряглись и сомкнулись.

— Всадников больше не будет, — в голосе Гаптена прозвучал ужас. — То есть что… будет Избранник ?!

— Данила? — Андрей произнес это громко, недоуменно, растерянно качая головой из стороны в сторону, словно бы отказываясь в это верить. — Вы имеете в виду, что…

Как по команде мы вскочили со своих мест и бросились искать Данилу. Он должен был находиться в центральном узле, отслеживать данные. Мы делали это по очереди, и сейчас как раз была его смена.

Но, к нашему ужасу, центральный узел был пуст. Гаптен дал своим сотрудникам задание восстановить картину происшедшего. Уже через десять минут мы знали, что случилось в бункере, пока мы сидели и гадали над текстом Апокалипсиса.

Данила действительно находился в центральном узле. Потом он вышел, прошел по коридорам до зала Двадцати Четырех и скрылся за дверью. Никаких камер, фиксирующих происходящее в этом помещении Центра, нет. Поэтому о том, что там происходило, мы не знаем.

Спустя полчаса Данила снова появился в коридоре, прошел к выходу из бункера, зашел в лифт… Больше никакой информации.

«И когда Он снял пятую печать,

я увидел под жертвенником души

убиенных за слово Божие и за

свидетельство, которое они имели.

И возопили они громким голосом,

говоря: доколе, Владыка святый и

истинный, не судишь и не мнишь

живущим на земле за кровь нашу?

И даны были каждому из них

одежды белые, и сказано им, чтобы

они успокоились еще на малое время,

пока и сотрудники их, и братья их,

которые будут убиты, как и они,

дополнят число».

Откровение святого

Иоанна Богослова,

6:9-11

Почти полвека назад немецкий сказочник Джеймс Крюс поведал миру историю о том, как Тим Талер повстречал Дьявола. Страшного гражданина в клетчатом пиджаке звали барон Треч. Если прочесть это имя задом наперед, то получится — «Черт». Так что сомнений в дьявольском происхождении барона нет никаких.

Но что понадобилось черту от бедного мальчика-сироты?.. Ведь какой-то интерес у него был, потому что темные силы не являются к нам без нужды.

Дьявол позарился на веселый, раскатистый, бесстрашный и счастливый смех маленького Тима. Позарился и начал торг. Но что он мог предложить смеющемуся Тиму? То, в чем Тим испытывал нужду. А Тиму нужна была свобода. Самая малость свободы, крошечная толика.

Мальчик хотел выполнить свое обещание и расплатиться с блошницей, которой задолжала его бестолковая мачеха. Освободиться… А еще он хотел поставить на могилу своего отца гранитную плиту с надписью: «От твоего сына Тима, который тебя никогда не забудет». И это тоже свобода — отдать внутренний долг.

Да, Тиму нужно было совсем немного свободы, совсем чуть-чуть — получить возможность сделать то, что ты считаешь важным.

Тим продал свой смех не задумываясь, в два счета, после первого предложения барона Треча. Продал, не успев понять, что страшный контракт отнимал у Тима именно то, что он искал, — свободу. Потому что смех — это и есть подлинная свобода. Если ты способен смеяться, значит, все еще возможно, значит, жизнь продолжается, значит, ты — человек , а это дорого стоит. Но о том, что именно ты теряешь, узнаешь, только потеряв или… продав. И Тим узнал, но было уже поздно.

Но было у Тима еще одно качество, которое черт и не думал покупать. Не понял, видимо, ценности… Это качество — доброта. Оно-то и спасло Тима. Ведь доброта — сила, которая находит нам друзей. Никаким другим образом друзья у нас появиться не могут, только через доброту.

Доброта нашла друзей неулыбчивому Тиму, а друзья Тима нашли способ вернуть ему смех. Но немногие видят эту истину в сказке Джеймса Крюса, наивно полагая, что речь в ней идет только о смехе и о деньгах.

«Тим Талер взамен проданного смеха сможет выиграть любое пари», — значилось в контракте Тима, который он подписал с бароном Тречем. И еще, по другому пункту этого контракта, Тим должен был хранить тайну договора. В противном случае его смех навсегда бы остался у Треча.

Положение Тима было почти безвыходным, но его друзья сами догадались о содержании контракта и заключили с ним пари. Они поспорили с Тимом, что тот не сможет вернуть себе свой смех, и смех вернулся к мальчику-миллионеру, потому что по контракту Тим выигрывал любое пари.

Хорошая сказка со счастливым концом.

Но давайте представим себе, что черт — барон Треч — знал бы о главном достоянии Тима. Знал бы, что это вовсе не смех, а доброта. Что именно доброта — высшая ценность, которая дороже всего на свете, дороже не только всех богатств мира, но и свободы, и смеха.

И вот Дьявол является на встречу с Тимом, но не как покупатель, а как продавец. Является и предлагает Тиму кое-что купить у него в обмен на его смех…

Да, если бы черт знал о том, что такое доброта, он бы не попался в ловушку, которую приготовили для него друзья Тима. Он мог предложить Тиму купить у него счастье для многих-многих людей, купить много счастья в обмен на одну — его, Тима, — улыбку.

И что бы случилось тогда?.. Разве доброта Тима позволила бы ему отказаться от такой сделки? Нет, не позволила бы. И добрый Тим расстался бы со своим веселым, раскатистым, бесстрашным и счастливым смехом. Расстался бы навсегда…

Данилу приветствовали у парадного входа большого мрачного здания, расположенного на тихой улочке в самом центре города. Все окна наглухо закрыты, никакой вывески, никаких указателей или табличек. Неразговорчивые с серьезными лицами люди в костюмах отработанными движениями одну за другой открывали перед Данилой тяжелые двери. Длинные пустые коридоры. Чисто, аккуратно и холодно.

— Спасибо, что пришли, — сказал мрачный кареглазый человек тридцати с небольшим лет с короткими, черными как смоль кудрями.

На незнакомце был элегантный приталенный костюм в тонкую полоску, яркий дорогой галстук, лежавший поверх белой рубашки с высоким воротом и накрахмаленными, выглядывающими из рукавов пиджака манжетами. Огромные белые камни запонок хищно поблескивали в лучах искусственного, почти мертвецкого света люминесцентных ламп.

— Я все еще не уверен, что это было необходимо, — уклончиво ответил Данила и огляделся.

Это был некий кабинет-гостиная — вытянутый, темный. Окна занавешены тяжелыми бордовыми гардинами с золотыми кистями. Высокие книжные шкафы вдоль стен. Длинный лакированный стол на кривых ножках в центре комнаты. Вычурные барочные кресла. Несколько диванов. Картины, почерневшие от нескольких слоев лака. Гигантский камин с металлическими решетками и изразцами.

— Присаживайтесь, — незнакомец показал на очень красивое старинное кресло, стоявшее у незажженного камина.

Данила остался стоять на месте. Но странный человек в костюме не обратил на это никакого внимания. Легким кошачьим шагом он пересек комнату и занял соседнее кресло перед камином. Данила помедлил еще пару секунд и через силу заставил себя сесть. Потянулась долгая, ничем не объясненная пауза.

— Что вы хотели мне рассказать? — спросил наконец Данила, и его брови, изогнувшись, сошлись у переносицы. — Я готов выслушать ваше предложение.

— Мы уже давно следим за вами, — отозвался незнакомец, пристально глядя в пустой камин. — В вас как-то очень быстро разглядели Избранника… Но не ошиблись. Вы действительно тот, за кого вас приняли.

— И что из этого следует? — Данила непонимающе уставился на своего странного собеседника, но тот опять ничего не ответил. Данила помолчал и, слегка улыбнувшись, иронично добавил: — Знаете, вы так это сказали, что я Избранник , будто бы у вас есть какие-то измерительные приборы, детекторы, которые это показывают.