Редж в норе — жизнь зверя терпят, пока он не начнет досаждать, и тогда собак спускают в земляной тоннель, в подземные садки, и где-то внизу редж бывает порван на куски, на мелкие клочки. Или его выгоняют наружу, где копья и мечи уже жаждут забрать жизнь.

Так или иначе, эта тварь не помнит о дарованной привилегии.

Все уроки Сагандера, словно волки, кружили около понятия слабости и места, уготованного проклятым слабакам. Нет, Аратан не был дурачком. Он все отлично понял.

И однажды он навредит Драконусу, хотя как — этого и вообразить нельзя. «Отец, я — твоя слабость».

А пока он спешил за Обидой, крепко схватившей руку, а вторую руку грыз, поднеся ко рту.

Мастер оружия Айвис утирал пот со лба, ожидая за дверью. Призыв застал его в кузнице, где он отдавал распоряжения мастеру железа насчет должной заточки многослойного клинка. Говорят, те, у кого есть примесь крови Хастов, знают железо так, словно всосали жидкий расплав из материнской груди. Айвис в этом не сомневался. Пусть кузнец — умелый и талантливый изготовитель оружия, но сам Айвис от крови Хастов по линии отца и, хотя считает себя солдатом до мозга костей, способен расслышать порок в лезвии, едва клинок извлекается из ножен.

Мастер железа Гилал принял упрек достаточно смиренно, хотя, разумеется, напрямую ничего не было сказано. Пригнув голову, он бормотал извинения, как и подобает мужу низшего ранга; уходя, Айвис слышал, как тот ревет на подмастерьев — из которых никто никоим образом не был виновен в пороке меча, ибо последние стадии изготовления клинка всецело свершаются рукой мастера. Айвис слышал эти тирады и понимал: со стороны мастера железа проявлений злопамятства ждать не следует.

А теперь он говорил себе, стоя у дверей Палаты Кампаний господина, что жгущий глаза пот — следствие четырех горнов кузницы, воздуха, испорченного жаром и горьким металлом, дымом и копотью.

Работники прилагали неистовые усилия, чтобы выполнить дневное задание. Видит Бездна, это кузница, не фабрика, но за последние два месяца достигнут впечатляющий прирост выпуска продукции, и не один из входящих в Великие Покои новобранцев не остается без оружия и доспехов надолго. Что делает его задачу гораздо легче.

Но сегодня лорд внезапно вернулся, и Айвис изнурял ум, пытаясь понять возможную причину. Драконус — муж размеренной жизни, не склонный к опрометчивым поступкам. У него терпение камня, но всякому известно, что подводить его опасно. Нечто привело его назад в Дом, и тяжелая ночная скачка вряд ли оставила его в добром настроении.

А теперь призыв — только чтобы оказаться у закрытых дверей. Нет, все это ненормально.

Миг спустя он услышал шаги, двери открылись. Айвис понял, что смотрит в лицо домового наставника Сагандера. Казалось, что старик был испуган и еще не справился с последствиями. Встретив взгляд Айвиса, он кивнул. — Капитан, лорд желает видеть вас немедля.

И ничего более. Сагандер посторонился и пошел по коридору так, словно за несколько мгновений потерял полдюжины лет. Айвис подумал так и выбранил себя. Он слишком редко встречает наставника, спящего допоздна, да и отходящего на покой позже всех; нет причин полагать, что Сагандер страдает от чего-то иного, нежели от необычно раннего подъема.

Сделав успокоительный вдох, Айвис шагнул в зал.

Старое название палаты приобрело новый смысл, ибо в прошлые десятилетия военные компании велись против внешних врагов, а ныне врагом стали взаимные амбиции Оплотов и Великих Домов. Прокопченная кузница господина — в эти дни всего лишь разумная предосторожность. К тому же он стал Консортом Матери Тьмы, и нет ничего необычного в желании пополнить число домовых клинков, чтобы они уступали лишь личной страже самой Матери Тьмы. Но, по каким-то причинам, другие дома встречали военное усиление Дома Драконс без всякого добродушия.

Политика мало интересовала Айвиса. Его задачей было тренировать скромную армию.

Доминирующий в центре зала круглый стол был вырублен из ствола трехтысячелетнего Черного дерева. Годовые кольца — полосы красного и черного под густой янтарной патокой полировки. Поместила его сюда пятьсот лет назад сама основательница Дома, чтобы отметить необычайное возвышение из Младших Домов в Великие. После ее внезапной смерти десять лет назад приемный сын Драконус стал править имениями семьи; и если амбиции Срэлы казались впечатляющими, что можно сказать о дерзаниях избранного сына?

На стенах не было портретов, а тяжелые шерстяные драпировки, грубые и некрашеные, служили лишь сохранению тепла, как и толстый ковер под ногами.

Драконус завтракал за столом: хлеб и разбавленное вино. Несколько свитков окружали оловянную тарелку.

Поняв, что Драконус, кажется, не заметил его появления, Айвис сказал: — Владыка.

— Доложи о его успехах, капитан.

Айвис нахмурился, не решаясь утереть лоб. Если подумать, он уже предвидел. Мальчик ведь вошел в возраст. — У него есть природное умение, лорд, как подобает потомку такого отца. Но руки еще слабы — привычка грызть ногти оставляет кончики пальцев мягкими и ранимыми.

— Он усерден?

Драконус так и не взглянул на него, сосредоточившись на еде.

— В упражнениях, лорд? Трудно сказать. Кажется, ему все дается без усилий. Я сам работал с ним и посылал сражаться в песке с обученными рекрутами, но ему все было… легко.

Драконус хмыкнул. — И это тебя сердит, капитан?

— Да, владыка — то, что мне так и не удалось испытать его всерьез. Я проводил с ним не так много времени, как хотелось бы, и понимаю, что нужно еще оттачивать мастерство. Но для молодого мечника он производит впечатление.

Наконец господин поднял глаза. — Да неужели? — Он распрямил спину, отталкивая тарелку с остатками пищи и корками. — Найди ему достойный меч, какую-нибудь легкую кольчугу, перчатки, наручи, поножи. И шлем. Отдай приказание в конюшни подготовить крепкого коня — знаю, его еще не учили править боевым скакуном, так что пусть зверь будет смирного нрава.

Айвис моргнул. — Лорд, любой конь злобится под неопытным седоком.

Словно не слыша, Драконус продолжал: — Думаю, лучше кобылу, молодую, готовую обратить глаз и ухо на Калараса.

«Готовую? Скорее они его боятся».

Может быть, мысли Айвиса были ясны по лицу? Господин улыбнулся. — Думаешь, я не способен удержать своего скакуна? О, и запасного. Из рабочих. Мерина.

«Ага, не для возвращения в Харкенас» . — Лорд, это будет долгое путешествие?

Драконус встал. Только теперь Айвис заметил тени под его глазами. — Да. — И еще прибавил, словно в ответ на неслышимый вопрос: — В этот раз я поеду с сыном.

Обида тянула его в коридор, ведущий к Палате Кампаний. Аратан знал ее только по названию: ни разу он не решился заглянуть в любимый зал отца. Он заупрямился, налегая на руку сестры.

Та обернулась, темнея лицом — и тут же расслабилась, отпустив его ладонь. — Ты как осенний заяц. Думаешь, ему такого хочется увидеть?

— Не знаю, чего он хочет увидеть, — ответил Аратан. — Откуда мне?

— Видел, как уходил Когтелицый Айвис? Он был чуть впереди — там, в проходе к двору. Он рассказал о тебе. Они говорили о тебе. И теперь отец ждет. Чтобы увидеть самому.

— Когтелицый?

— Из-за его шрамов…

— Это не шрамы, — сказал Аратан, — а лишь возраст. Айвис Йертхаст сражался на Форулканской войне. Они голодали при отступлении — все они. Вот откуда эти морщины на лице.

Она смотрела на него как на умалишенного. — Как думаешь, Аратан, что случится?

— Когда?

— Если он не увидит того, чего хочет увидеть.

Аратан пожал плечами. Так близко к отцу — тридцать шагов по широкому коридору и в дверь — а он ничего не чувствует. Воздух все тот же, словно сила стала иллюзией. Мысль заставила его вздрогнуть, но Аратан не желал прослеживать ее. Не сейчас. Не время понимать, куда она ведет…

— Он убьет тебя, — сказала Обида.

Он всмотрелся ей в лицо, уловив отблеск удивления и слабейший намек на насмешку. — Имена не должны быть проклятиями, — сказал он.

Девушка указала на коридор: — Он ждет. Похоже, нам тебя больше не увидать, разве что за кухней — там, куда выбрасывают очищенные кости и кишки. Твои ошметки будут на Вороньем Кургане. Я сохраню клок волос. Завяжу в узелок. И даже кровь не смою.

Она толкнула его и убежала.

«Когтелицый — злое имя. Интересно, как они зовут меня?»

Он устремил взор на далекую дверь и двинулся туда. Шаги отдавались эхом. Отец его убивать не станет. Мог бы сделать так давным-давно, и нет причины делать это сейчас. Слабости Аратана не бросают малейшей тени на его отца. Сагандер говорил так снова и снова. Тень не падает, ибо свет солнца, пусть бледный и дымный, никогда не раскрывает связующих нитей крови, и там, где свет, никто не станет утверждать иначе.

Дойдя до двери, он помялся, вытирая пальцы досуха, и стукнул железной петлей под замком. Слабо слышимый голос пригласил войти. Удивляясь отсутствию страха, Аратан открыл дверь и ступил в палату.

Тяжелый запах ланолина поразил его первым делом, а потом свет, острый и яркий — из восточного окна, на котором открыли ставни. Воздух был еще холодным, но наступивший день быстро согревал его. Остатки завтрака на огромном столе напомнили, что он еще не ел. Найдя наконец взглядом отца, он встретил ответный, пристальный взор темных глаз.

— Возможно, — начал Драконус, — ты думаешь, что был для нее нежеланным. Ты прожил годы, не получая ответов на вопросы — но за это я извиняться не стану. Она знала, что ее выбор тебя ранит. Можно сказать, она и сама была ранена. Надеюсь, однажды ты все поймешь и даже найдешь в сердце силу ее простить.

Аратан не ответил, потому что не мог ничего сообразить. Он смотрел, как отец встает из кресла, и только теперь — так близко — сумел Аратан ощутить исходящую от Драконуса силу. Он был и высоким и грузным, с мышцами воина, но прежде всего впечатляла его величественная грация.