– Скажите мне, каковы новые сведения о вашей прекрасной супруге? Когда я наблюдал за ней в последний раз, она казалась цветущей. Меня как громом поразило сообщение о ее новой болезни. Как ее дела?

– Надеюсь, хорошо, – проскрежетал Филипп, стараясь отыскать в толпе розовое платье.

– Прошу прощенья, Колиньи. Я вижу там мадам д'Ароне, с которой хотел бы немного поболтать.

– Поболтать? – повторил Колиньи озадаченно, пока его друг улыбался издали названной даме. – Полагаю, что ваш разум опустился в штаны, Филипп. Как можно ударять за подобной проституткой, когда ваша очаровательная супруга лежит дома больная?

– Думайте о собственных делах, Луи, а мне предоставьте возможность думать о моих.

В коротком ответе маркиза послышалось предостережение, поэтому Колиньи невольно пожал плечами. Военная дружба, связывавшая обоих, вероятно, не соответствовала больше особенностям придворной жизни. К сожалению.

– Упаковываете багаж? Так вы в самом деле попрощались с королем, желая вернуться в замок?

Филипп стоял перед раскрытыми сундуками и перевязанными узлами, куда было сложено имущество Амори де Брюна. То, что об отъезде тестя он узнал от других, показывало, какая глубокая трещина возникла между двумя мужчинами после бегства Фелины. Он подождал, пока оба лакея покинут комнату.

Слегка смущенно, но тем не менее откровенно де Брюн подтвердил свой отъезд, когда они остались наедине.

– Прошедшие дни укрепили мое мнение, что я вам здесь больше не нужен. Нравы двора стали мне в тягость. Позвольте уехать от вас, чтобы в Нормандии заняться своей подагрой и своей печалью.

Маркиз отлично понял, что скрывалось за осторожным намеком. Придворные болтуны, должно быть, поведали тестю, с какой поспешностью Филипп Вернон снова занял прежнее место среди кавалеров мадам д'Ароне.

– Лучше уезжайте, чем давать себе труд выяснять причины моих поступков. – Филипп почувствовал себя оскорбленным. – Вы способны вдруг осудить человека, с которым знакомы более десятка лет, которого называете сыном. Вы так мало мне доверяете?

Де Брюн молчал. Он сознавал, что каждое его слово вновь вызовет образ нежного существа, о котором оба сейчас думают с грустью.

Хотя он был чрезвычайно расстроен быстрым возвратом Филиппа к прежней возлюбленной, у него не было права осуждать зятя. Каждый выбирает собственный путь преодоления неизбежного.

Его молчание еще больше раздражало маркиза, поскольку тот полагал, что оно является очередным невысказанным упреком.

Поэтому он не стал обсуждать с де Брюном своих планов. Упрямый тесть наверняка бы настоял на выполнении просьбы Фелины, хотя маркиз меньше всего сомневался в принудительном характере написанного.

– Я знаю, что Фелина исчезла не по собственной воле. – В своем нетерпении Филипп отказался от дальнейших вежливых околичностей. – Скорее всего ее похитили! Здесь как-то замешаны Тереза д'Ароне и граф де Сюрвилье! Клянусь, что не отстану от этой женщины, пока не узнаю всей правды. Поэтому я и стараюсь вновь добиться ее расположения. У нее не должно быть никаких оснований для беспокойства до того момента, когда я сумею нанести решающий удар.

Де Брюн быстрым движением потер лоб. Его явное потрясение ослабило гнев Филиппа, который и без того был не слишком сильным.

– У тебя есть доказательства для такого страшного обвинения? – хрипло спросил старик, немного придя в себя. Возврат к доверительному «ты» означал без лишних слов, что он больше не сомневался в правоте Филиппа Вернона.

– Обрывки случайно услышанного разговора и абсолютная уверенность, что никакие причины не заставили бы Фелину уйти от меня добровольно.

Он коротко пересказал тестю услышанное в большом зале.

– Ты полагаешь, что граф мог узнать девушку? – осведомился де Брюн.

На его лице отразился страх за Фелину. Филипп задумчиво покачал головой.

– Нет. Иначе он не стал бы угрожать Терезе дальнейшими расследованиями. Он подозревает, что помогал ей в каком-то сомнительном деле, и пытается ее шантажировать. Вот уж поистине очаровательная парочка!

– Как же ты собираешься добиться правды от подобной персоны? Ведь она таким образом разоблачит себя. А вдруг экипаж судна получил приказ утопить где-нибудь бедную девочку.

– Она жива! – резко возразил Филипп. – В этом я полностью уверен. Я сразу почувствую, если с ней случится беда. Она сейчас, наверное, в каком-то надежном месте. Однако, не зная причины ее исчезновения, я не могу начать поиски или хотя бы предположить, где она от нас прячется.

– А если обратиться к королю?

Еще не закончив фразу, Амори де Брюн понял невозможность такого варианта. Филипп выдавил из себя улыбку, скорее похожую на гримасу.

– Открыть ему правду? Моя супруга для него находится в замке Анделис. Сказать ему, что та женщина вовсе не моя супруга, значит, помимо гнева вызвать у него глупые мысли. Вам известно, как привлекала его Фелина. Только уважение к моей супруге удержало его от того, чтобы свою ненасытную жажду обладания красивыми дамами распространить и на нее. Если он начнет ее искать, мы вполне можем увидеться с ней слишком поздно.

Де Брюн прошептал какое-то проклятье.

– Кажется, действительно, лишь Терезе д'Ароне известны события той проклятой ночи. А почему ты уверен в ее готовности все рассказать именно тебе?

– Она ведь чванлива, самонадеянна и властолюбива.

Маркиз дал краткое описание ее скверного характера.

– Пока она считает меня в своей власти, она способна самодовольно намекнуть на то, что Мов Вернон не больна и не уехала в замок Анделис. Если она поверит в мою слепую страсть и в мою преданность ей, у нее возникнет сильное искушение похвалиться своей исключительной находчивостью, с которой она якобы освободила меня от моей половины.

Амори де Брюн в раздумье потер резной набалдашник палки о свой жилет. Затем его постаревшее за последние дни тело резко выпрямилось.

– Она не твоя жена, забыл?

– Нет, отец, не забыл!

Филипп твердо встретил испытующий взгляд тестя.

– Но я женюсь на ней, как только ее найду, можете в этом не сомневаться. И не говорите мне о происхождении и о предках голубых кровей. Наши праотцы тысячу лет назад тоже были простыми крестьянами или рядовыми воинами. Фелина принадлежит к тем удивительным, редким созданьям, которых природа с рожденья наградила благородством души и разума. Когда я ее разыщу, я больше не позволю ей покидать меня.

Твердость и спокойствие неожиданного заявления делали ненужными дополнительные клятвы.

– Ты любишь ее?

– Да.

Старый дворянин медленно кивнул.

– Она заслужила это. Теперь я могу тебе признаться, я намеревался начать тайные поиски. Как бы я ни уважал ее решение покинуть тебя, мне не давала покоя мысль о ее полном одиночестве, об отсутствии у нее надежной опоры в теперешней жизни, без которой столь красивой и столь духовно богатой девушке придется очень нелегко. Мы вырвали ее из круга, в котором она родилась, но и среди нас она, по-видимому, не нашла своего места. Я надеюсь подыскать для нее способ существования, целиком подходящий ей.

Мужчины молча обменялись долгими взглядами, более красноречивыми, чем слова. Понимание, симпатия и облегчение в связи с устранением недоразумений.

Наконец Амори де Брюн, тяжело вздохнув, нарушил молчание. Он снова овладел собой.

– Что вы собираетесь делать прежде всего, Филипп?

Зять, поджав полные губы и прищурив глаза, ответил:

– Укрепить мадам д'Ароне в ее мнении, что я такой же влюбленный болван, как и все остальные. Чем скорее эта дама поверит в свою якобы окончательную победу, тем раньше я смогу обнаружить следы Фелины.

– Хорошо, я отложу свой отъезд до тех пор, когда ты добудешь более точные сведения.

Обстановка не изменилась, и Филипп Вернон с изумлением спросил себя, как могла ему когда-то нравиться подобная смесь восточного салона с рыночной толкучкой, характерная для спальни Терезы д'Ароне. Большие поленья в камине обеспечивали жару, как в турецкой бане.