И по тропе, по какой разумный человек ездит только шагом, Розиа-Мо помчалась карьером. Она не слышала голосов мужчин, кричавших ей что-то вдогонку, и ни разу не обернулась. В паническом страхе она погоняла коня. И то, что должно было случиться, случилось. На крутом повороте узкой тропы нависшая скала вышибла женщину из седла. Ее раздробленная нога осталась в стремени. Розиа-Мо волочилась головой по камням, пока испуганный конь не остановился; и когда Алим-Шо медленно выехал из-за поворота тропы, он увидел, что Розиа-Мо мертва. Он наклонился над ней, сжав губы и отирая рукавом халата свой потный, блестящий лоб. Дотронулся до ее окровавленного, разбитого тела и пробормотал про себя молитву. А когда подъехали его приятели, они, спешившись, молча постояли над Розиа-Мо, не глядя один на другого.

А затем, совершив все, что полагается в таких случаях совершать правоверным шиитам, сбросили в реку труп Розиа-Мо и, забрав с собою коня, уехали во владение Азиз-хона. А Мир Али, подкупленный ими слуга Азиз-хона, вернулся к своему хозяину, решив, что язык его никогда не разболтает историю, которую в этот вечер видели его глаза.

Через несколько дней старый пастух, возвращаясь в селение, нашел у прибрежных скал изуродованное тело Розиа-Мо - еще недавно сильной и красивой женщины. Бедняки-соседи и Тура-Мо пришли сюда на привычные похороны, но никто не узнал истинной причины смерти Розиа-Мо.

А потом старики собрались и решили, что маленькая Ниссо должна остаться у Тура-Мо. И гневная Тура-Мо вынуждена была согласиться, потому что ни один из ее доводов на стариков не подействовал. "Все бедны, - сказали они, - все не хотят лишнего рта, все в зимние месяцы кормятся только вареными травами, но Розиа-Мо была твоею сестрой, и ты должна взять девочку к себе".

И Ниссо осталась у своей тетки.

2

Будь Зенат-Шо дома, он, вероятно, быстро успокоил бы Тура-Мо, сказав ей: "Если собаке подкинуть чужого щенка, она все-таки станет его кормить; девчонка будет есть то, что мы едим сами! А потом станет нам помогать разве плохо, когда в доме есть лишние руки?"

У Зенат-Шо слишком мягкий характер, он всегда думает о других, а о себе забывает. Ведь не всю жизнь девчонка может бегать по селению голой - ей понадобится рубашка, да мало ли что ей понадобится, пока она будет расти?.. Зенат-Шо нет дома, и неизвестно, когда он вернется. Два года назад он ушел на заработки за пределы Высоких Гор. Кто может знать: жив он или умер?

Тура-Мо вынимает сушеные тутовые ягоды из мешка и швыряет горсть их на плоскую плиту сланца. Кладет ладонь на большой круглый камень, раскачивает его, давит сухие ягоды, толчет их в муку, собирает муку в деревянную чашку, бросает на плоскую плиту новую горсть сухих ягод...

Домотканая рубаха Тура-Мо грязна и изодрана, в прорехах поблескивает ее загорелое тело. Она худа, но руки ее хорошо развиты и сильны, - круглый камень поворачивается ритмически, похрустывая иссушенным прошлогодним тутом. Непослушные черные привязные косы мешают ей, она беспрестанно откидывает их резким движением голого локтя. Такие косы, сплетенные из козьей шерсти, носят все женщины Высоких Гор, подвязывая их к своим волосам. У Тура-Мо они черные, давно уже черные. Многое отдала бы Тура-Мо за право вернуть свои красные косы, какие подвязывала, когда была девушкой. Но это время ушло, - у Тура-Мо уже двое детей, надо думать только о них. Был еще третий ребенок, но он умер от оспы, да, пожалуй, жалеть о нем и не стоит. Птицы, овцы, даже змеи могут много есть, ни о чем не заботиться, делать то, что им хочется, а ей, Тура-Мо, на что ее молодость, если даже самое маленькое желание надо всегда гнать от себя?

Нет, так продолжаться не может. Разве в силах одинокая женщина прокормить своих детей, да еще чужого ребенка? Если Зенат-Шо умер, зачем его ждать? Не пора ли подумать о другом муже? Если жив - сам виноват, что не возвращается до сих пор! Пусть Бондай-Шо, сосед Тура-Мо, - юродивый и зобатый; без богатства где найдешь здорового и свободного мужчину? Он все чаще приходит во двор и спрашивает: "Не забежал ли к тебе, Тура-Мо, мой козленок?" Какой у него козленок, - нет у него ничего, кроме тощего, с облезлой шерстью осла. Но Тура-Мо будто не знает, до сих пор она все отвечает: "Не видела. Наверное, не забегал". А ведь она молода, ее тело налито жизнью, как зрелый посев, и все чаще ей хочется ответить ему: "Посмотри, Бондай-Шо, кажется, что-то мелькнуло, когда я ходила к каналу, может быть, и правда, твой козленок пробрался в мой дом". У Бондай-Шо мускулистая грудь и крепкие руки, он хорошо поет свои странные песни, он ходит по другим селениям и всегда приносит домой баранье сало, сушеное мясо, мешок абрикосовых косточек или тута. Зоб? Что значит зоб, кто здесь обращает на это внимание? Хасоф тоже зобатый, а имеет красивую, молодую жену. Хушвакт-зода, и Махмут, и Худай-Назар - все зобатые, а у всех жены, и жилье, и тутовые деревья, и никто не смотрит на них иначе, чем на других мужчин. Бондай-Шо, как и все, умеет сеять зерно, обрабатывать землю, пасти скот, направлять воду в каналы. Может быть, в Бондай-Шо сидит злой дух? Ведь вот когда Бондай-Шо катается по земле, и кричит, и беснуется, и плюется, наверное, в нем волнуется дэв, стараясь выскочить из него. Но это с Бондай-Шо случается редко, а чаще всего он беспечен и весел, даже веселее других. Он, наверное, скупится на подарки Барад-беку, чтобы получить от него хороший амулет, который избавил бы его от таких беснований. А если он найдет в ее доме своего козленка, она заставит его купить хороший амулет!

Наполнив ягодною мукой деревянную чашку, Тура-Мо несет ее дом. Босые крепкие ноги ее белы от тутовой пыли; войдя в дом, Тура-Мо ставит загорелую ногу на край деревянной чашки, осторожно сгребает с нее в чашку мучную пыль - надо беречь каждую крупинку муки, особенно теперь, когда в доме появился лишний рот. Высыпает муку на платок, возвращается с пустой чашкой к плоскому камню, продолжает помол. Солнце накалило камень, но руки Тура-Мо не боятся ни холода, ни жары, она прилежно работает и думает о Ниссо... Может быть, Ниссо несчастливая? Может быть, от ее присутствия в доме будет сглаз родным детям? Может быть, от Ниссо распространится на них несчастье?.. Девчонке теперь восемь лет, по всем признакам, она как будто здорова... И надо думать, никаких злых дэвов в ней нет. Пожалуй, Тура-Мо нечего опасаться.

3

Летом каждая ступенька, подпертая каменною стеной, станет маленьким, в две-три квадратные сажени, полем: натаскают на носилках земли, рассыплют ее темным и ровным слоем, посеют просо, ячмень, горох.

Но пока еще не ушла зима. Крошечные площадки еще завалены неубранными, прикрытыми снегом камнями. Камни падали всю зиму с той гигантской осыпи, что высится над селением, уходя к остроконечным вершинам горы. Правда, эти камни уже не ворочаются под ногами, они крепко смерзлись, но под снегом не видно их острых ребер, идти по ним босиком очень больно. С площадки на площадку, как по лестнице великанов, цепляясь за выступы грубо сложенных стен, спускается к реке Ниссо. Вся ее забота - не уронить большой глиняный кувшин; она то ставит его себе на голову, то прижимает к груди, обнимая тоненькими руками.

Черные волосы Ниссо слиплись - самой ей некогда их расчесывать, да и нечем: деревянный гребешок есть только у тетки, а тетка не позволяет трогать его. Тетка несправедлива: родным детям, Зайбо и Меджиду, она иной раз расчесывает волосы гребнем, а Ниссо - никогда. Но Ниссо уже привыкла ничего не просить у тетки, - в лучшем случае тетка только накричит на нее. Вот придет лето, вода станет теплее, Ниссо сама вымоет себе волосы.

С гор дует острый, ледяной ветер. На Ниссо рубашка из брезентовой торбы, слишком короткая, - но хорошо, что есть хоть такая. Эту торбу Тура-Мо нашла в доме своей покойной сестры еще в прошлом году - вероятно, ее забыл Мир Али, когда приезжал, чтобы увезти с собой Розиа-Мо. Неоткуда больше было взяться торбе: ведь в Дуобе ни одной лошади нет, а если б и были, то кто в этих местах стал бы тратить такой хороший кусок завезенного издалека брезента на лошадиную торбу? В прошлом году Ниссо бегала по селению голой, но ведь ей уже восемь лет, она уже скоро невеста, и соседи убедили Тура-Мо, что девочке пора быть одетой. Тура-Мо долго упорствовала - ведь для торбы можно найти лучшее применение, - но с мнением соседей все-таки следует считаться! Кляня девчонку, на которую всегда надо тратиться, Тура-Мо, наконец, прорезала торбу, пришила к ней две шерстяные тесемки, со злобой сказала: "Носи!"