Лодку протащили прямо к переправе. Ребята, раскрасневшиеся, веселые, вытирая пот, рассказывали, как они тащили лодку: где мягко - волоком, где каменисто - на плечах. А один раз на подмытом берегу вдруг заскользили да и упали и лодку уронили прямо в реку, но вовремя схватили, а то озорная Катунь ее сразу утащила бы неизвестно куда.
Скоро вся школа была на берегу, у переправы: школьники, учителя, технички. Пришел даже старенький учитель математики Захар Петрович. Алеша Репейников, который, с тех пор как привезли кроликов, только и делал, что сидел перед ними на корточках и разговаривал с ними, кормил, чистил им клетки или, упустив, ловил их, прибежал тоже. Живой и нетерпеливый, он не мог сидеть спокойно: бегал по берегу, влезал на крышу Васильевой будки, чтобы поскорее увидеть машину.
- Идет! Идет! - вдруг крикнул Алеша и кубарем скатился с крыши.
Все вскочили. На шоссе действительно показалась машина, но она не замедлила ход и не остановилась, а прошла дальше своей дорогой. Чужая. Все снова расселись на берегу, и Алеша вновь полез на крышу. И опять сидели, тихо переговаривались и прислушивались, стараясь сквозь плеск реки услышать шум мотора.
На этот раз первой услышала машину Чечек. Она встала и замерла, подняв руку. И тут же закричала:
- Идет! Идет! Идет!
На той стороне снова появилась машина. На этот раз она не промчалась дальше, а остановилась. И снова все вскочили.
Ребята замахали руками, и дружный крик раздался над Катунью:
- Ура-а! Ура-а! Сад приехал!
Коренастый Федя Шумилин тотчас принялся сталкивать на воду лодку. Товарищи помогали ему. Андрей Киргизов и Ваня Петухов взялись за весла, Федя сел к рулю... Лодка завиляла, не слушаясь руля, и Федя напрягал все свои силы, чтобы справиться с нею.
Вдруг с берега раздался сердитый окрик:
- Стойте! Стойте! Разве так управляют? Я сам! - И Григорий Трофимович крупными прыжками сбежал вниз, к воде. - Куда отправились без меня? Почему не позвали? Да вы разве сдержите? С ума сошли!
Он бросился к лодке и, прошлепав прямо по воде в своих желтых ботинках, перевалился через борт и схватился за руль. Лодка сразу выправилась, словно норовистая лошадь, почуявшая руку хозяина, и, качаясь на кипучих волнах, медленно тронулась через реку.
ЭТОТ ДЕНЬ БУДЕТ ПРАЗДНИКОМ!
У подножия Чейнеш-Кая целый день не умолкали голоса:
- Анатолий Яковлевич, а я так сажаю?
- Анатолий Яковлевич, а это какой сорт - "ранетка"?
- Анатолий Яковлевич, а "пепин-шафрановый" - какое яблоко?
- А у моего саженца очень корешки длинные, в ямку не влезают!..
Анатолий Яковлевич, уже успевший загореть под весенним солнцем, с потным лбом и засученными рукавами, носился по всему участку. Показывал, как надо сажать, как расправлять корешки, как привязывать колышки... и тут же объяснял, что "пепин-шафрановый" - яблоко очень красивое, глянцевитое, а что вот эти саженцы - "Ермак - покоритель Сибири" - это яблоко очень хорошее в лежке, а вот эти саженцы - "китайка": она совсем не боится мороза и крепка на ветках.
Вокруг Настеньки, которая раздавала саженцы, толпились ребята:
- Настенька, мне "пурпуровую ранетку" дай, у нее яблочки красные!
- Мне "пепин-шафрановый"!
- А мне "Ермака", "Ермака"!
- А мне разных - и "Ермака", и "ранетку", и "янтарную"!..
Школьники совсем забыли, что такое усталость. Они бережно разбирали яблоньки, разминали руками землю у корней, привязывали к свежим колышкам тоненькие, шаткие деревца.
Кроме яблонек, Анатолий Яковлевич привез из Горно-Алтайска несколько десятков смородиновых кустов и несколько сотен кустиков клубники "виктория". Все это тоже надо было немедленно сажать, пока не засохли корни...
Вместе со школьниками работали и учителя: и Марфа Петровна, и Анна Михайловна, и старенький учитель математики, и Григорий Трофимович...
Говор и смех весь день не умолкали под горой. И никто не замечал, что Чечек, чем-то очень огорченная, молча и без радости сажает свои яблоньки.
Но Костя заметил это:
- Что, бурундук, устала?
- Вот ишо! - сердито ответила Чечек.
- Не "ишо", а "еще"!
- Ишо!
- Вот так - заупрямилась! Устала, так отдохни. А злиться нечего, однако.
Костя ушел. Чечек проводила его мрачным взглядом и принялась расправлять корешки своей четвертой яблоньки: у каждого ученика было их по четыре. Чечек осторожно присыпала корешки землей, пока Мая держала колышек, и потом долго и ласково своими теплыми руками приминала землю вокруг саженца. Но тонкие черные брови ее по-прежнему хмурились и пухлые губы выражали обиду.
Сумерки застали школьников в саду. Огромная задумчивая Чейнеш-Кая со своим мохнатым венком на вершине словно устала целый день глядеть на эту суету: она погасила на себе все краски - лиловые и оранжевые оттенки камней, зелень трав, белизну берез - и накрыла сад своей голубой тенью. Но это не помогло. Долго еще перекликались голоса, гремели ведра - ребята бегали за водой на Катунь и поливали саженцы.
Ведер в школе оказалось мало - на всех не хватало. Чечек, видя, что ей ведра не дождаться, побежала в деревню, к Костиной матери, и попросила у нее бадеечку. Оттуда она сразу прошла на реку, зачерпнула воды; рассеянно поднимаясь по тропочке к саду, шла и плескала воду, шла и плескала, обливая свое пестрое, с красными цветочками платье.
Чечек подошла к своим яблонькам, приподняла бадейку, чтобы полить их. Вдруг какой-то зверек шмыгнул у нее из-под ног в густой куст боярышника.
- Ай! - крикнула Чечек и с размаху поставила на землю бадейку. - Кто это?
В сад с громким криком неожиданно вбежал сынишка Анатолия Яковлевича, маленький Сашка.
- Алеша! Алеша! - закричал он что есть мочи. - Скорей! Твои кролики убежали!
Алеша Репейников бросился из сада.
- Тише! Тише! - кричали на него со всех сторон. - Яблоньки - гляди! Налетишь - сломаешь!
Алеша ничего не слышал. Он ринулся в сарай, где стояли кроличьи клетки. Одна была приоткрыта: кролик перегрыз веревочку на дверце и убежал. А за ним убежали и еще три.
Алеша в отчаянии оглянулся кругом. Одного он увидел сразу - кролик жевал травку у садовой изгороди и пошевеливал длинными ушами. Он был очень доволен, что может побегать в вечерней прохладе по росистой траве. Алеша подкрался к нему и, с размаху упав на землю, схватил кролика, запер в клетку и побежал в сад: