- Это как же так - не решила?

- Я не решила, но я все-таки ее поняла, Захар Петрович. Вот давайте я сейчас ее на доске решу!

- Нет, почему ты все-таки не решила ее дома? Значит, ты считаешь, что домашние уроки делать необязательно?

Чечек знала, что будет неприятный разговор; знала, что Захар Петрович очень обижается, когда не выполняют домашние задания; знала, что ей придется стоять и краснеть перед всем классом под его язвительными речами... Но что же делать?

Чечек старалась держаться спокойно. Что бы ни было сказано обидного это все-таки не то, что сказали ей однажды. "Умел воровать - умей и ответ держать!" - вот что однажды пришлось ей выслушать!.. А теперь - нет! Что угодно, а вот этого ей сказать нынче никто не может!

Захар Петрович еще поворчал, голос у него стал очень жалобный. Вот какие у него ученики есть: считают, что хотят - решают задачи, хотят нет. И еще пожаловался: он, старый человек, из последних своих сил старается научить своих учеников, а они с ним считаться совсем не хотят.

Чечек стояла с опущенными глазами и вертела в руках мел, не замечая, что измазала этим мелом руки и черный фартук и даже на носу оставила белое пятно.

- Ну так, а теперь запиши условие, - сказал наконец Захар Петрович уже другим, своим обычным деловым тоном.

Чечек обрадовалась: кончилось! Теперь только надо как следует решить задачу.

Чечек сосредоточила все свое внимание на том, что диктовал ей Захар Петрович.

И вот стало так: класс, ученики, неясные их шепоты, поскрипывание парт, шелест страниц, пение птиц за окнами - все исчезло. Осталась только большая черная доска - и на ней белые цифры задачи. Чечек с минуту смотрела на эту доску.

- Подумай... подумай... - негромко, предупреждающе повторял Захар Петрович, - не спеши...

- Надо сначала узнать, сколько гектаров было вспахано в первый день...

Захар Петрович весело кивнул головой:

- Так, так. Ну, узнавай!

Чечек решила задачу смело и быстро. После каждого вопроса она взглядывала на учителя и, встретив его приветливые глаза и ободряющий кивок головы, уверенно продолжала дальше. Вот наконец последний вопрос...

И вдруг Чечек сбилась. Нахмурясь, закусив губу, она обежала глазами всю доску и опять почувствовала, как узкая, опасная тропа осыпается у нее под ногами.

Напряженная тишина класса окружала ее. Захар Петрович тоже молчал, лицо его как-то замкнулось. Он ждал.

"Провалилась... Провалилась!.." - в смятении думала Чечек. Это слово без конца повторялось в ее мозгу и мешало хоть что-нибудь сообразить.

- Ну, - негромко сказал Захар Петрович, - в чем же дело? Дописывай!

Чечек почти машинально дописала последний вопрос и поставила последнюю цифру - цифру ответа.

- Правильно! - громко и отчетливо сказал Захар Петрович. - Садись! и, пряча в глазах улыбку удовольствия, склонился над журналом.

Чечек будто только теперь получила возможность дышать. И сразу вернулось все - и класс, и ученики, и их шепот, и движения, и пение птиц за окнами.

Вытерев тряпкой руки, она прошла на свое место. Смуглый румянец горел на ее щеках, черные глаза блестели. Садясь за парту, она улыбнулась Лиде. И Лида шепнула ей:

- Молодец!

СЛОВО, ДАННОЕ НА ВСЮ ЖИЗНЬ

Ночью была большая борьба: боролась весна со злым Хиусом - северным ветром. И Хиус одолел. Он нагнал холодных туч, и первомайское утро проглянуло на землю сквозь мелкую, частую дымку холодного дождя, а над Катунью опять тянулись серые волокна...

И все-таки это был праздник! Уже с утра то в одном конце деревни, то в другом слышались песни. Из домов доносились запахи пирогов и жареного мяса. Маленькие ребятишки, несмотря на дождь, бегали друг к другу, из двора во двор, - каждому нужно было показать свои праздничные обновки: у кого платье, у кого лента, у кого новые сапоги.

Евдокия Ивановна тоже встретила праздник - напекла и пирогов и ватрушек. Она постелила на стол новую скатерть с голубой каймой, начистила мелом самовар, и он блестел, как серебряный, отражая и пеструю посуду на столе, и окна, и белые занавески на окнах...

Костя, хотя и любил пироги с печенкой, а еще больше - сладкие ватрушки с творогом, все-таки недолго усидел за столом. Ему не терпелось: надо бежать в школу, там еще не все готово к сегодняшнему праздничному вечеру.

Наскоро позавтракав и запихнув в рот большущий кусок пирога, он встал из-за стола.

- Куда же ты? - огорчилась мать. - Не поел, не попил!..

- "Не поел"! - усмехнулся Костя. - А три пирога где? А две ватрушки?.. А ну-ка, посчитай!..

- Да уж неужели не можешь за столом как следует посидеть?

- Некогда, мама! - сказал Костя, надевая пиджак. - Некогда мне сегодня!

- В будни некогда, в праздник некогда! Да что это за народ такой растет!

- А ведь и нам с тобой рассиживаться некогда, - возразил отец. Слышишь? Звонят. На собрание зовут!.. Или, может, ты не пойдешь? - Отец незаметно подмигнул Косте.

Мать живо поднялась из-за стола:

- Вот так! Не пойду, как же! Только вам, мужикам, на собрания ходить - ишь ты!.. Ах, батюшки, и правда звонят! А я еще и не одета как следует и не причесана! Все с вашими пирогами да с ватрушками... Уж там небось Анатолий Яковлевич пришел!

Костя забежал к Ване Петухову, который жил дома через два от него, и постучал в окно:

- Петухов, пошли в школу!

- Пошли! - отозвался Ваня.

Петухов выскочил на крыльцо, на ходу надевая курточку.

- Костя, ты подожди-ка - сказал он, - зайди-ка сюда!

- Когда заходить! Там у нас еще гирлянды не все повешены!

- Да на минутку!.. Ты зайди-ка сюда, посоветуй!

Он повел Костю на задворки:

- Видишь участочек? Тут у нас отец табак сажает. А что, если тут яблоньку посадить, как думаешь?

- Яблоньку?..

Костя огляделся, обошел участок кругом:

- Подожди. Где у нас юг и где север?.. Э, нет, Ваня, не очень хорошо - с севера место открытое.

- Может, с этой стороны тополей насажать?

- Можно. Или тополей, или клену. Тоже быстро растет.

- Ладно, посажу, - решил Ваня.

По скользкой от дождя тропочке они выбрались на дорогу.

- Ты молодец, однако, - сказал Костя, - хорошо придумал! Пожалуй, и мне надо около двора местечко подыскать...

Над крышей правления колхоза слабо полоскался красный флаг. На широком резном крыльце и около открытых окон правления толпился народ.