Назовем еще одного собеседника и доброжелателя Баха веймарской поры — скромного, образованного филолога, помощника ректора гимназии Иоганна Матиаса Геонера. Горячо любящий музыку, Геснер часто слушал органную и клавирную игру Себастьяна; с восхищением он любовался молодым виртуозом. Запомним, читатель, это имя: Геснер.

Не раз посещал Веймар и бывал в семье Себастьяна его школьный товарищ Георг Эрдман. Он охотно напевал арии, петые ими когда-то в Ордруфе и Люнебурге. Вспоминались даже похороны почтенных горожан, когда им, мальчикам-хористам, платили гроши. Эрдман хвалил Себастьяна за артистическое владение органом, слушая дома его игру на клавесине. Но сам он выбрал чиновничье поприще. И потому охотно переводил разговор о музыке на рассказ о выгоде службы при дворах других европейских держав. Например, при российском. Император Петр охотно берет на службу полезных и знающих людей. Сам он, Эрдман, почитал бы большой удачей поступить на службу правительству России: жалованье там платят несравненно большее, чем в немецких княжествах... Однокашник Себастьяна достигнет своего, но, увы, память у него окажется короткой, и в тяжкую пору жизни Баха Эрдман не протянет руку помощи своему лицейскому товарищу... В Веймаре же они встречались друзьями, хотя и чужды были Эрдману и малопонятны пылкие поиски Баха в искусстве полифонии. Не сильный в словесных рассуждениях, Бах предпочитал излагать свои сердечные порывы и мысли, обращенные к друзьям, в нотной записи, в звучаниях органа или клавесина. Вальтер и тот прерывал речи, уступая первенство импровизациям своего друга.

Бах — поэт и философ высшей формы многоголосия, фуги. Органные фуги чаще всего предварялись прелюдиями. По ритуалу богослужения они исполнялись порознь.

Прелюдии — пьесы, гомофонной формы, с главенствующим голосом, со свободной, так называемой фигурационной разработкой. Соединенные с фугой, прелюдии создавали драматическую коллизию. Воспринимались они с фугой как единое целое, как единый цикл.

Уважительное отношение к органной музыке передавалось в народной среде от поколения к поколению. Вспомним пушкинские строки из трагедии «Моцарт и Сальери»:

Сызмальства привыкали к многоголосной музыке, с годами появлялась способность оценки игры органистов. Сидевшие в храме спиной к органу прихожане не видели самого музыканта. Они слушали и следили за звучанием импровизированной или заранее сочиненной прелюдии и за голосами, ведомыми в фуге.

Узнавали фугу по мелодическому «бегу» голосов. Один передает другому тему, принявший ее голос «бежит» дальше, слышится и следующий голос, объявляющий эту же тему.

В начале фуги звучал ведущий голос; знали, что он показывает тему в главной тональности, органист вводит второй голос — объявлялась побочная тональность, третий голос снова возвращал к главной тональности. Органист заканчивал первую часть (экспозицию). Во второй части меняется последовательность голосов. Идет искусная разработка темы, автор-музыкант дает волю своей фантазии, подчиненной, однако, строгим законам многоголосия. Развертывается звуковое действо, голоса вступают в различных последовательностях, улавливаются разные тональности. Мелодия иногда трудноузнаваема: она увеличивается в длительности своей или сокращается, звучит в зеркально обращенной форме, приобретает новый звуковой облик.

Тема фуги могла развиваться ровно, иной раз многоголосные построения звучали, как бы перемещаясь: в направлении восходящем или нисходящем. Фуга поражала спокойным и сдержанным изложением мысли или захватывала виртуозно-патетическим складом. Пространные фуги содержали иной раз оба этих, казалось бы, несхожих признака. Поражало умение органиста сочетать самые как будто противоречащие один другому регистры. И достигать красоты звучаний. Музыкант ведет фугу к высшей точке напряжения. Но в тот же момент ощущается начало нового развития движения. И эта фаза многоголосной музыки оказывается еще напряженней, еще более могучей. Но движение переходит в новую форму. Захватывает дух на конечной вершине фуги, в ее коде, то есть завершении.

Игра Баха па органе, как и исполнение воскресных кантат в храмах, обсуждались потом у домашних очагов — в бюргерских семьях и во дворцах, в гимназии и консистории, в беседах, возникавших в почтовых дилижансах и светских гостиных. Имя молодого Баха-виртуоза становилось все более известным. Многие из приезжих считали обязательным для себя посетить службу в придворной церкви п. послушать ого. Сам органист не виден был за инструментом, находившимся на хорах третьего этажа. Только наезжавшие музыканты да знатные гости, быть может, допускались на галерею и вблизи видели веймарского гофорганиста. Изумляла техника игры. «Ногами он исполняет на педалях каждую тему и всякий пассаж так же правильно и точно, как бы руками», — говорится о Бахе в одном старом сборнике сведений о знаменитых музыкантах: «ноги его как будто наделены крыльями, если судить по быстроте, с какой они двигаются по клавишам педали», — свидетельствуется в другой книге. Уверяли, что молодой органист, «не довольствуясь проворностью своих удивительно развитых пальцев, брал в зубы палочку и во время игры, нагибаясь, нажимал ею на добавочные клавиши мануала...».

В похвалах молва, как видим, доходила до анекдотических преувеличений! Самому Баху доводилось опровергать иные слухи. Но ведь и они вырастали из каких-то зерен правды?

Пустили было слух, что «старый Бах» (а отцу нескольких детей едва перевалило тогда за тридцать!) любил в скромной одежде сельского учителя заходить в маленькие церкви сел и городов (Себастьян действительно был прекрасным ходоком!), садился на органную скамью, минуту-другую изучал управление и первыми же пассажами, могучими, неслыханными в скромной церкви, не то восхищал, не то пугал присутствующих при сем... Дивились игре странника, и кого-нибудь осеняла дерзкая мысль: это не кто иной, как сам Бах перед ними, или дьявол творит наваждение немыслимыми звучаниями органа...

Из биографии в биографию переходит не подтвержденный, однако, документами рассказ о встрече органиста с кронпринцем Фридрихом. Не то в 1713, не то в 1714 году веймарский музыкант оказался в городе Кассиле перед бравым боевым генералом-кронпринцем (благодаря женитьбе на сестре шведского короля Карла XII он станет вскоре королем Швеции). Иоганн Себастьян играл на органе. Кронпринц якобы настолько был поражен искусством виртуоза, что тут же снял с пальца перстень с драгоценным камнем и протянул его органисту. Спустя более чем четверть века эту историю, как достоверное воспоминание, опишет в своей книге ученый деятель Константин Беллерман. Он выразит особое удивление игрой Баха на педали: «Ноги органиста, как птицы, метались с одного клавиша педали на другой, и в ушах слушателей раздавались тяжелые, гулкие, как раскаты грома, звуки». И далее добавит с подобострастием к кронпринцу: «И если он (то есть Бах) заслужил такой подарок только за ловкость своих ног, что же пожаловал бы ему принц, если бы он призвал на помощь ногам еще и руки?»

Подобные рассказы — пример всеобщего восхищения невиданной свободой обращения Баха с царственным инструментом. Рассказы рождались в среде канторов и органистов захолустных городков и деревень, возникали в дворцовых кругах. В причудливых созданиях молвы, несомненно, отражена истина о расширявшейся славе веймарского органиста.

К Иоганну Себастьяну обращались за советами о поддержании в порядке или о перестройке органов магистраты и консистории разных городов. Герцогу было лестно держать у себя такого способного мастера. И он давал милостивое согласие на своеобразные гастрольные поездки гофорганиста.

Сохранились документально подтвержденные сведения о нескольких выездах Баха из Веймара.