- А я не приду...

- Правильно, только они ведь не отвяжутся. Жорка все воду мутит... Да ты не бойся. Я обязательно выступлю и расскажу, как было. Ему еще и за клевету всыпят.

- А от тебя они отцепились?

- Понимаешь, отцепились... Я еще в прошлую пятницу, когда меня в местком вызвали, все им выложила. Сказала, что могу доказать, что Жорка врет... Председатель месткома испугался и говорит, что дело не во мне, а в драке, то есть в тебе. И если я буду сидеть тихо, то обо мне разговора не будет... Сказал даже, что на Доску почета меня выдвинут... Но я все равно выступлю и скажу.

- Не надо, - устало возразил Тимофей. - Раз они тебя не трогают, я сам как-нибудь выкручусь. Хорошо, что милиция отцепилась...

- Нет, Тим, ты меня не уговаривай, - перебила Зойка и снова начала, как автоматными очередями, про справку, про Жорку, про чистую воду, про правду, которая должна восторжествовать...

Тимофей слушал ее, а сам думал о том, как завтра получить бюллетень.

* * *

Придя на следующий день к участковому врачу, Тимофей в ответ на обычный вопрос - на что жалуетесь - выпалил:

- Я проспал четверо суток подряд.

Врач, полная пожилая женщина, подняла на него удивленные глаза:

- Ну и что?

- Разве это нормально?

- Не совсем, конечно, но если вы перед тем сильно устали... И, кроме того, вы же не все время спали. Вы просыпались, ели и так далее.

- Ни разу.

- Так ни разу и не поднимали голову от подушки?

- Ни разу с утра в воскресенье до вечера в четверг. И я не на кровати, я у стола сидя спал...

- Вы рассказываете мне странные вещи, - медленно произнесла врач и испытующе посмотрела в глаза Тимофею. - Ну, давайте я вас послушаю.

Тимофей разделся, и она очень внимательно выслушала его, велела лечь на диван, пощупала живот, посчитала пульс и даже измерила кровяное давление.

- Одевайтесь, - сказала она строго. - Я не вижу никаких отклонений. Вы совершенно здоровы, молодой человек. Легкие как кузнечные мехи, а сердце - дай бог каждому.

- А если я опять засну? - спросил Тимофей, одеваясь.

- Вот тогда и приходите.

- А если я... умру во сне?

Врач сурово глянула на Тимофея:

- Вы что же, с понедельника на работе не были?

- Не был.

- И воображаете, что таким способом можете получить бюллетень.

- Я правду говорю, - обиделся Тимофей.

- Единственно, что могу сделать, - сказала врач, быстро записывая что-то в карточке Тимофея, - это послать вас к невропатологу. Но бюллетеня я вам не дам. Хотите направление к невропатологу?

Не получив ответа, она взглянула на Тимофея. Он сидел неподвижно, скрестив руки на груди. Глаза его были закрыты.

- А ну-ка перестаньте дурачиться, молодой человек, - недовольно сказала врач. - Здесь не цирк!

Он никак не реагировал, и она испугалась. Присмотревшись внимательно, она увидела, что он не дышит. Тогда она с криком выбежала из кабинета.

Сквозь опущенные веки Тимофей различал быстрое чередование света и темноты. Вероятно, он находился в какой-то очень светлой комнате, и мигание означало смены дня и ночи. С самого начала он стал считать их и на сотой вспышке подумал:

- Пора... Время, иди нормально!

Сразу после этого он почувствовал свое тело, почувствовал, что лежит на чем-то мягком, и открыл глаза.

Он был один в небольшой комнате с высоким белым потолком. Белые стены, белая постель, на которой он. лежал под простыней совершенно голый, белая ширма; за ней стол, уставленный блестящими приборами. Белая занавеска на окне, а за окном темнеющее вечернее небо и густая зеленая листва на деревьях.

"Сколько же времени прошло?" - подумал Тимофей. Его электронных часов поблизости не было видно. Он медленно поднялся, закутался в простыню и сделал несколько шагов. Все было нормально, только немного кружилась голова. Он заглянул за ширму. Там рядом со столом стоял белый табурет, и Тимофей присел на него. На столе лежал график со множеством ломаных и кривых линий. Все они обрывались на дате 20 мая.

"Однако, - мелькнуло в голове Тимофея, - почти полгода, если, конечно, это тот самый год... Кажется, я просчитался..."

Бесшумно отворилась белая дверь. В дверном проеме возникла женская фигура в белом халате. Увидев, что постель пуста, а Тимофей сидит у стола, фигура взмахнула руками, что-то негромко крикнула, и тотчас возле Тимофея очутились несколько человек в белых халатах. Они осторожно подняли его и понесли на кровать.

- Ни к чему, - пробовал убеждать их Тимофей. - Я - сам и вообще лучше посижу...

- Молчите, молчите, - очень тихо, но строго сказал кто-то. - Вам нельзя разговаривать. И закройте глаза. Вы должны привыкнуть к свету.

"А я и не отвыкал, - хотел возразить Тимофей, но раздумал. - Пусть делают что хотят. Надо еще выяснить обстановку. Может, не тот год?.."

Его осторожно положили на кровать. Подсоединили к нему какие-то провода. Множество проводов. Что-то записывали, тихо переговаривались. А потом он неожиданно для себя уснул.

Проснулся он, по-видимому, только на следующий день, потому что небо в окне теперь было ярко-голубым, а деревья освещены солнцем с другой стороны.

Едва он проснулся, возле него появились врачи в белых халатах. Его опять заставили закрыть глаза, долго ощупывали, прикладывали к телу электроды. Пощелкивали какие-то приборы. Звучали непонятные слова. Потом ему разрешили открыть глаза, и один из врачей восхищенно сказал:

- Необыкновенный, феноменальный случай... Никакой патологии.

Другой не соглашался, и они начали спорить шепотом. Остальные внимательно слушали. Спор неожиданно прекратился, и врачи ушли, дружески покивав Тимофею, а одна из женщин, самая молодая, даже ласково погладила Тимофея по голове. Тотчас же на столике ему прикатили завтрак: полстакана бульона, маленькую чашечку жидкого чая и кучу разноцветных таблеток. Тимофей проглотил все это и почувствовал сильный голод.

- Есть хочу, - сказал он сестре, которая увозила столик.

Она улыбнулась и объяснила, что обед будет в два часа.

Тимофей сел на кровати и почесал голову. Опыт в целом удался, но задержка в больнице не входила в его планы. Можно, конечно, попробовать сбежать... Смущало, правда, отсутствие одежды и неизвестность. Надо срочно выяснить, какой теперь год. Для этого достаточно заполучить обратно его электронные часы... Можно, конечно, и прямо спросить у сестры... Поразмыслив немного, Тимофей от этого намерения отказался. Чересчур прямые вопросы могли вызывать недоумение и подозрительность.