– О, Джулия ничего не знает о Линтоне! Я не понимаю ее – никогда не понимала! Конечно, я надеюсь, что, возможно, вы поймете, но мне всегда казалось, что она из тех, чье сердце с такой же легкостью надрывается из-за воробья, найденного мертвым в канаве, как оно надрывалось из-за Линтона. И не сомневаюсь, что она отойдет достаточно скоро, потому что считаю: она внушила себе, что любит Адама, так же как внушала мне, у меня на глазах, что у нее жар…

Она умолкла, плотно сжав губы, и после короткой паузы сменила тему.

Он не делал никаких попыток вернуть ее к прежней, а весело разговаривал о множестве других досужих предметов до тех пор, пока передвижение по саду не вывело их снова к дому. Они пошли на голоса, к развалинам часовни, где и обнаружили всех остальных. Джулия сидела на фрагменте обрушившейся Каменной кладки под своим легкомысленным зонтиком, чтобы защитить лицо от солнца, не сводя меланхолически-удивленного взгляда с Адама, который стоял в нескольких шагах от нее, беседуя с мистером Килверли. Мисс Килверли бродила по развалинам и время от времени отпускала оценивающие замечания, обнаружив кусочек собачьего зуба или поросшую лишайником надгробную плиту. Мистер Килверли, похоже, стал на удивление красноречив, и, когда Дженни и Рокхилл оказались в пределах слышимости, доносившиеся до них слова, такие, как «десять кумов на акр» , «улучшенный севооборот», дали им понять, что познания мистера Килверли не ограничивались лошадьми и собаками: он был еще и страстный агроном.

– Ах, бедняжка! – негромко воскликнул Рокхилл. – Сознайтесь, леди Линтон, что, видя эту картину, даже каменное сердце сожмется от сострадания!

Услышав приближающиеся шаги, Джулия повернула голову и улыбнулась. Ее улыбка всегда была прелестной, а сейчас она выражала истинное блаженство и совершенно очевидное облегчение. Ее мягкий взгляд был устремлен на лицо Рокхилла, пока он шел к ней, а когда протянул руку, она вложила в нее свою и поднялась, дав ему увести себя чуть в сторону. Когда они медленно прогуливались вокруг развалин и Рокхилл держал Джулию под руку, она, вздохнув, сказала:

– До чего красиво, правда? Эта груда камней навевает такие раздумья! Я однажды видела ее при лунном свете – такая спокойная, такая загадочная, безмолвно хранящая тайны прошлого! Как можно смотреть на эти руины и думать лишь о том, что это всего-навсего прекрасная площадка для игры в прятки?

Его глаза весело заблестели, но он ответил подобающим образом.

После горестной паузы она вздохнула:

– Так о них говорит Шарлотта, но я не ожидала услышать такое от Адама… – Она не закончила фразу и опять вздохнула, сказав вместо этого:

– Полагаю, будучи женатым на Дженни… Она такая прозаичная! Очень добрая и очень хорошая, конечно, но… ах, жаль, что она так изменила Адама! Раньше он никогда так не говорил!

– Возможно, – тактично предположил его светлость, – он просто хотел, чтобы молодой Килверли почувствовал себя непринужденнее.

– Да, возможно… Но называть Орландо Девериля болваном!..

– Это, – согласился его светлость, – было, конечно, очень нехорошо, но нужно помнить, что Линтон – человек военный и способен смотреть на поведение человека, которое нам кажется высшей степенью доблести, совсем другими глазами.

Они медленно шли, пока она обдумывала только что услышанное.

– Рокхилл! – внезапно сказала она. – Что такое кум?

– Полагаю, – ответил он осторожно, – что это какая-то единица измерения, но, прошу вас, не спрашивайте меня, какая именно, поскольку я не имею ни малейшего понятия!

– Думаю, это что-то связанное с пшеницей, – предположила она.

– Я совсем не удивлюсь, если вы окажетесь правы: оно звучит так, как будто имеет какое-то отношение к пшенице.

При этих словах она подняла взгляд на его лицо, глаза ее искрились от смеха.

– Ах, Рокхилл! Вы такой забавный – и мне так уютно с вами! Я уверена, что вы не можете не знать: у вас ведь тоже есть фермы, правда?

– Кажется, есть несколько, но, стыдно признаться, я никогда не утруждал себя управлением ими.

– У вас есть управляющий, как у папы, хотя папа все-таки немного и сам интересуется. Не так, как Адам! Помогать фермерам! Должен ли он так поступать? Это просто ужасно! Я думала, когда он женится на Дженни, у него будет огромное состояние.

Рокхилл улыбнулся тревоге, промелькнувшей на ее лице.

– Но это вовсе не ужасно, прелесть моя! Разве вы не слышали, как леди Линтон говорила: он находит в этом удовольствие? И я в этом не сомневаюсь – это у него в крови. Уверяю вас, на поля его приводит собственный выбор, а не необходимость. Кок из Норфолка делает то же самое, и, насколько я знаю, десятки других тоже.

Я готов держать пари: прежде чем Линтон станет намного старше, он встанет в ряды благородных фермеров – Расселы, Каппели, Рокингемы, Эгремонты. О, не глядите на меня с таким испугом! Это в высшей степени похвально, и к тому же настолько вошло в моду, что те из нас, кто считает это смертельной скукой, скоро обнаружат, что совершенно отстали от жизни.

– Уж я-то точно не считаю это скучным, – сказала Джулия. – Я люблю нашу ферму в Бекенхерсте и часто думаю, что мне нравилось бы быть фермерской женой, возиться с ягнятами, телятами и поросятами. Папа как-то раз подарил мне ягненка, я играла с ним, и это было милейшее создание!

– У вас будет маленькая вилла, – пообещал он.

– О!.. Нет, нет, пожалуйста, не говорите так! Вы же обещали! Кроме того, я знаю, что это бессмыслица: нельзя держать ферму, не имея дела с противными вещами вроде навоза, и урожаев, и балансирных плугов, и турнепса! Ах, Рокхилл, мне не так просто это забыть – направьте же мои мысли, мои привязанности в другое русло!

– Но я только молил об одном: чтобы мне позволили любить вас, прелесть моя.

– Какой вы славный! Нет, нет, это было бы очень дурно с моей стороны – видите ли, мне нечего вам дать.

– Совсем наоборот! Вы можете подарить мне свою красоту. Моему дому нужна хозяйка, а моим дочерям – добрая мать. Я боюсь, – произнес его. – светлость тоном глубокого уныния, – что они несчастливы на попечении своей бабушки. Замечательная женщина, но, пожалуй, слишком уж суровая.

– Ах, милые бедняжки, они просто из головы у меня не идут с тех пор, как вы мне рассказали о них… Но тише! К нам идет Дженни!

Маркиз, вполне удовлетворенный достигнутым прогрессом, послушно умолк и тут же отошел в сторону, чтобы поговорить с хозяйкой. Хотя каждая клеточка его существа сжималась от враждебности, Адам все-таки не мог испытывать неприязни к Рокхиллу. Рокхилл нажил множество врагов, но, когда старался понравиться, никто не мог быть более обаятельным. Перед Джулией он мог прикинуться несведущим в сельском хозяйстве, но с Адамом предпочел обнаружить знания, поразительно обширные для человека, чьи огромные доходы от аренды по большей части поступали из городских районов. Они немного прошлись вместе, обсуждая такие интересные для агронома темы, как хлебные законы, водоотводные каналы и откорм в стойлах; и, как бы скучно ни было Рокхиллу, он восхитительно это скрывал.

Вскоре настало время уезжать. У Джулии не было никакой возможности насладиться разговором с Адамом с глазу на глаз, лишь перед самым отъездом она оказалась наедине с ним на несколько минут и сказала:

– Тебе бы не хотелось, чтобы я приезжала? Ты был бы рад не видеть меня, да?

– Я не могу не радоваться, видясь с тобой. Но это правда – по мне, лучше бы ты не приезжала. Зачем нам встречаться, Джулия? Здесь, где я когда-то думал… – Он заставил себя замолчать. – Ты наверняка знаешь, что я не могу не испытывать боли!

– Я тоже, – сказала она печально.

– Тогда зачем?

– Я хотела видеть тебя, говорить с тобой. Мне так тревожно. Знаешь, я хожу потерянная с того ужасного дня в марте. Ты когда-нибудь оказывался в лабиринте? Ты не можешь найти выход, хотя пробуешь каждую дорожку; и тебя охватывает страх – хочешь позвать на помощь, но не делаешь этого, потону что ты уже взрослая девушка, а кричат только дети!