Самсон. Я постараюсь их не испачкать. Прежде я так много портил одежды, пятнал ее вином, рвал неосторожно… Смотри: теперь я уже лучше хожу. А скажи: я очень некрасив теперь?

Далила (резко). Ты красив. Ты красивее всех мужей филистимских.

Самсон. А очень заметно, что у меня глаза…

Далила. Нет, не очень. Если ты не близко к свету, то совсем незаметно. Ты очень красив.

Самсон. А где самый сильный свет?

Далила. У тебя за спиной.

Самсон. Тогда я буду ходить в эту сторону. Нет, это неправда, ты обманываешь меня, потому что добрая. Я некрасив (хмуро), я очень некрасив! (Ворчит про себя.) Пес израильский, грязный скот…

Ходит быстрее и решительнее. В поступи является понемногу прежняя легкость, свобода человека, выросшего в пустыне. Что-то со стуком роняет Адорам. Самсон быстро поворачивается и с угрожающим видом в два звериных прыжка приближается к стоящим.

Кто здесь? Кто? Далила, здесь кто-то есть!

Наклонившись хищно, делает шаг вперед. Галиал в страхе откинулся назад и полуобнажил меч; на устах его готов крик о помощи. Адорам презрительно улыбается. Ахимелек, покраснев, выступил на шаг вперед.

Далила (громко). Кто здесь, ты говоришь? Это раб, он пришел за приказаниями. Как ты неосторожен, Тэтами! (Делает знаки.)

Самсон. Я слышал звук меча.

Далила (смеется). Что ты, мой возлюбленный! Это раб, Тэтами его зовут. Ты хотел вина, мой возлюбленный? Сейчас будет вино… Скорее же, раб, скорее!

Самсон (всматривается слепыми глазами). Отчего он молчит? А я и не слыхал, когда он вошел.

Далила. Это музыка заглушила его шаги, Самсон, это песни…

Во время их разговора те трое один за другим неслышно выходят.

Скорее же давай вина, Татами! Мой возлюбленный томится жаждой…

Все трое вышли. Последним медленно Ахимелек.

Ах, как я люблю тебя, Самсон! (Обнимает Самсона и головой припадает к его груди. Плачет.) Они измучили меня! (Гневно.) Они так долго терзали мое сердце… Ах, как я люблю тебя, Самсон!

Самсон. Кто? Далила! Кто?

Далила. Те, кто мешал поцеловать тебя, мой возлюбленный. Ты пришел! Ты пожалел меня и вернул мне душу. Как могла я жить без души… лучше бы ты убил меня, Самсон!

Самсон. Ты плачешь? Прежде ты никогда не плакала.

Далила. Я научилась, господин мой.

Самсон. Не надо. Не плачь. Я люблю филистимлянок за то, что они никогда не плачут. Не надо. Мне все так нравится у тебя, ты хорошо живешь.

Далила (вздыхая). Теперь я плохая филистимлянка. Тебе что-нибудь угодно, господин мой?

Самсон (отстранив Далилу). Что они делают? Ах, пляшут… Как хорошо! Я как будто их вижу. Я еще пройду. А вещи мне можно трогать? У тебя так много всего. (Роняет на пол вазу и разбивает.) Что это? О, какое несчастье, я разбил вазу! Прости меня, госпожа моя Далила, я так этого не хотел. Какое несчастье! (Печально стоит над черепками.)

Далила (радостно смеясь). Ах, какой ты! А мне так нравится, что это твоя рука разбила вазу!

Самсон. Что же здесь хорошего? Но я научусь.

Далила. Хочешь, я тоже разобью? Мне так хочется бить… Вот, вот! (Бросает вазу.) Какое счастье!

Самсон. Не надо, что ты! Это стоит так дорого!..

Далила. Пусть, – я хотела бы еще дороже – ах, я себя хотела бы разбить! Пусть это будет жертва моему возлюбленному, который вернулся!

Оба смеются.

Самсон (снисходительно). Какая ты! А я больше не вернусь к жерновам?

Далила. О!..

Самсон. Да, не надо. Теперь я разбил бы голову о камни. Смотри, как я хожу, теперь я все понимаю кругом. Это дверь, там воины. Почему так много воинов, я слышал их шаги? Это против меня? А это… вот здесь… это опочивальня, да? (Смеется.)

Далила (смеясь). Да, мой возлюбленный.

Самсон. Видишь, я узнал. Это здесь меня ослепил Галиал?

Далила. Нет! Нет! Нет!

Самсон. А я думал, что здесь. Правда, я был пьян тогда. О, какой это ужас… нет, я про тюрьму говорю. Ты даже не думаешь, как это страшно. Первое время я горел весь… у меня горели глаза, волосы, у меня как будто дымились пальцы, – так я горел! И я все ждал кого-то, все ждал.

Далила. Меня, Самсон?

Самсон (с удивлением). Тебя? Нет, тебя я не ждал. А потом я крепко заснул и все видел сны, и все видел сны… Что я видел?

Далила. Меня?

Самсон. Тебя? Нет. Разное, не надо говорить. (Смеется.) Пустыню видел. Разное, не надо говорить, я не люблю. Но ты разбудила меня, это правда. Я тебя не ждал, но ты так хорошо пришла, и, знаешь, в тот вечер я напился пьян, как египтянин. (Смеется.) Я чуть не задавил Ягаре-Оргима. Зачем ты пришла?

Далила. Я люблю тебя.

Самсон. Но ты же меня ослепила.

Далила. Нет. Ты мне не веришь? Клянусь Дагоном, я думала, что тебя убьют.

Самсон. Да, это другое. Это лучше. Но не ты, так твой брат. Я не сержусь, нет, это я так спрашиваю. Я и на Галиала не сержусь, хотя он рыжий: я ведь-таки кое-что наделал. (Смеется.) Это золото, что я держу в руке?

Далила. Да.

Самсон. Какие вы богатые, филистимляне! И веселые, у вас так хорошо поют. Я вас очень люблю.

Далила. А о моей любви ты не хочешь слушать?

Самсон. Но я думал, что ты сказала уже. Нет, я хочу. Я и сам люблю тебя. Но я устал, покажи мне, где сесть. Первый раз покажи, а потом я буду сам. Мы скоро будем пить вино? Твой молчаливый раб что-то не приходит. Может быть, он не слыхал?

Далила. Он сейчас придет. Самсон, зачем ты обманул меня?

Самсон. Когда? Я не помню. Ты говоришь пустое. (Почти во все время разговора ощупывает пальцами ткани постилок, свою одежду.)

Далила. Зачем ты скрыл, что ты пророк?

Самсон (повернув голову, резко). Неправда. Ты обезумела, женщина? Я громко говорил, что я пророк.

Далила. Да, ты говорил. Но почему же я не верила? Скажи! Нет, не говори, не надо, я глупая, я безумная. Я тогда не любила твоего бога. Он страшный, да? Но когда ты ушел, и пришли другие… их много приходило на мое ложе, Самсон, и были красивые среди них… или нет? Я забыла.

Самсон (угрюмо). Мне все равно. Я вертел жернова.

Далила. Да, все равно. Я забыла. Одного я отравила и тоже не помню за что. Он мне надоел, собака!

Самсон (ворчит). Собака! Все собаки…

Далила. Все собаки. Но я как будто оглохла тогда. Они говорят, а я не слышу. Они шевелят губами, – а звука нет, и все молчит. Я говорю: «Кричи, собака, клянись!» А он молчит. И вот охолодало мое ложе, и осталась я одна, и тогда простерлись надо мною твои чары, Самсон. Что стража у ворот, что запоры и замки висячие, когда во сне приходит возлюбленный? И как остановить любовь, которая тоньше воздуха и никем не видима, а крепка, как смерть? И говорит Галиал: «Это оттого, что Самсон волхв, – он и меня посещает во сне». А я ответила: «Нет! Он пророк господень! Он вождь! Он лев, а вы все только воющие шакалы». Я плохая филистимлянка, Самсон, я тебя люблю и, любя, плачу. (Плачет.)

Самсон. Девушки иудейские тоже умеют любить.

Далила. Нет!

Самсон. Они имеют одного мужа, а не двадцать.

Далила (гневно). Но они не любят и одного! И если они так хороши, то почему ты любишь филистимлянку? Иди к ним. Я знаю, что не пойдешь.

Самсон. Нет.

Далила приникла к его груди; он пальцами осторожно ласкает ее закрытые глаза.

Нет, я ни к кому не пойду. Я тебя тоже очень люблю. В темноте моей есть одно светлое – это ты. Ты вся из золота и драгоценных камней, ты вся звенишь и поешь, как золотые струны. Я слеп, но тебя я вижу, и мне хочется смеяться от радости. Какой бог тебя создал? Он тоже смеялся от радости, когда создавал тебя. Ты целуешь мою руку, а мне кажется, что я коршун над пустыней и лечу. Куда я лечу, Далила?