– Три дня назад, далеко-далеко отсюда, вон в том направлении, упала звезда. Если кто-нибудь из вас хоть шагнёт в том направлении, я отниму Знаки у всего племени. Понятно?

Тьяса упал на землю от страха, и ничего не смог ответить. Но Господин, похоже, и не ждал ответа. Он толкнул второго, и они сели в божественный летающий дом, оживлённо обсуждая некое происшествие. Чуткие уши Тьясы невольно уловили многое, и хотя зорг ничего не понял, он запомнил все слова…

– Они перерыли всю планету на километры вокруг, и на сотни метров в глубину. Покушение готовил кто-то очень сильный. Ты подумай только! Напасть на корабль, где летела жена Диктатора и его сын!

– О святая Мария, не дай Скаю узнать, что капсула упала… Он просто сотрёт из Вселенной наш сектор!

– Не волнуйся. Спасатели пришли к выводу, что нападавшие сумели захватить драконыша. Их было слишком много, целый флот. Аракити не смогла одновременно уничтожить все их корабли, и защитить свой, поэтому она сбросила принца в спасательной шлюпке, и напала на врагов сама, с целью отвлечь их внимание от планеты. Не вышло…

– Она погибла?!

– Нет, что ты. Она ведь почти Диктатор. О Мария, как подумаю о Скае – дрожать начинаю. Я когда его увидел…

– Ты ВИДЕЛ Диктатора?!

– Да. Он прилетал, и сам осмотрел место крушения. В остатках шлюпки не было катапультируемой капсулы, и он согласился, что нападавшие похитили его сына. Меня до сих пор трясёт, когда вспоминаю его глаза. Без корабля улетел, кстати – просто превратился в луч света, и исчез.

– Страшный он дракон…

– Не говори. Знал бы ты, что он устроил на Слэйере… Вернее, там, где раньше была эта планета…

– А мы тут с этими вонючими ящерицами сидим! – Господин сплюнул, и божественный летающий дом рванулся в небо, оставив зоргов дрожать на ветру, и провожать его тоскливыми взглядами.

– О Крылатые, спасибо, вы дали мне сил выполнить ваш приказ! – прошептал Тьяса, и, повернувшись, тяжело побрёл к пещерам, а следом шагали его друзья. Но ликование царило в душе зоргов, и они трепетали при мысли, что дома их ждёт бог.

***

Четыреста дней спустя Тьяса устало сидел у костра, и гладил Ветра. Крылатый вырос, и уже начинал говорить. Сейчас он учился летать, и всё племя со слезами гордости следило, как их бог завоевывает небо. Первое время Ветер смутно вспоминал своих родителей, но эта память растворилась в вихре новых ощущений, и рассказов старика-зорга. Тьяса больше не ходил за камнями – много дней назад он упал, и с тех пор его левая нога не сгибалась. «Я стар» – думал зорг. «Я очень, очень стар…»

Но он продолжал цепляться за жизнь всеми своими силами, хотя их почти не осталось. Икьян тоже более не выходила из пещеры. Друзья выделяли каждый понемногу камней, и Господа думали, что Тьяса ещё полезен. Этому зорги тоже научились недавно.

Молодая Ньяка дважды рожала другой паре, поскольку Тьяса уже не смог выйти из Периода, а Икьян потеряла интерес ещё раньше. Он прекрасно понимал, что умрёт от силы дней через двести. Но странное дело – Тьяса почти перестал страшится смерти. Ветер ворвался в его душу, принеся холод, но взвихрив застоявшийся воздух. Никогда ещё Тьяса не задумывался над тем, правильно ли устроена жизнь. Но сейчас, покидая её, он видел, что жизнь – это кошмар. В этот кошмар освежающим ветром ворвался Крылатый, он принёс с собой странное чувство. Тьяса давно забыл слово, обозначающее «свободу», но смутно понимал, что с ним происходит нечто странное. Старый зорг целыми днями сидел у входа в пещеру, кутаясь в подарок богов, и смотрел, как по небу бегут бесконечные тучи. Он научился поддерживать костёр, и это давало ему смысл в жизни – ведь он был полезен племени…

«Куда они летят?» – думал Тьяса, поглаживая спящего бога, и наблюдая за тучами.

«Что там, куда они летят? Может, там лучше? Может, там нет Ветра, холода, дьяквов… Может, там нет Господ?..»

– Тьясса… – тихий голос его сына заставил старика повернуть голову. Маленький и стройный центрий подбежал к нему.

– Отец… Как ты?

– Мне хорошо, сынок. Мне очень хорошо… – улыбнулся зорг. Он с болью подумал, что его сын так красив… Так красив, что Господин нипочём не даст ему Знак. Он убьёт его сына, и возьмёт кожу. От боли и тоски Тьяса заплакал, но без слёз. Их не осталось – он был слишком стар.

– Почему ты плачешь, Тьяса? – тонкий голос Ветра заставил старика опустить взгляд.

– О, Крылатый, не беспокойся обо мне. Я просто думаю.

– Но ты же плачешь, Тьяса – настаивал бог.

– Да, Ветер, я плачу.

– Почему?

– Потому что мне жаль моего сына, Крылатый. Бог повернул золотые глаза к молоденькому зоргу, и непонимающе спросил:

– Но ведь с ним всё в порядке?

– Вот именно, Крылатый. С ним совсем всё в порядке.

– Не понимаю… – жалобно сказал Ветер. Тьяса закрыл внешние веки, и долго молчал.

– Ты ещё мал, о Ветер. Ты вырастешь, и вернешься к богам. Они будут тебя ласкать, они будут тебя любить… Как мы. Но боги никогда не спрашивают других, что им делать. А мы не боги, Ветер. Мы только жалкие зорги. Нас никто не спрашивает.

– Всё равно не понимаю! – упрямо заявил Ветер.

– Ну как тебе объяснить, Крылатый… Есть мы, зорги. Есть вы, боги. И ещё есть Господа. Они выше нас, но ниже вас. Вы не спрашиваете никого. Они не спрашивают нас. Мы спрашиваем всех.

– Ну и что?

– Мой сын очень красивый зорг. У него прекрасная, нежная кожа. Господа любят такую кожу. Они убьют его, снимут кожу, и возьмут себе. Поэтому я и плачу.

Ветер подскочил, и расправил крылья на всю ширину. Он уже был почти с Тьясу размером, и старик тихо засмеялся от радости, что видит такое чудо.

– Как это? Они что, на вас охотятся? Как я на мситри?! Тьяса кивнул.

– Да. Они тоже хищники, Ветер, как и ты. Но для них добыча – это мы. А твою добычу я не знаю. Ты ещё мал, Крылатый.

– Но почему?! Вы ведь добрые, ласковые… Говорите, песни поёте! Вы не мситри! Вы зорги!

– А разве у мситри не может быть своего языка, своих песен? – тихо спросил старик, и Ветер ошеломлённо замолчал. Зорг продолжал.

– Так устроена жизнь, Крылытый. Так её сделали вы, боги. Есть те, кто ест – и те, кого едят. Те, кто ест – всегда сильные, красивые, умные. Они вызывают восторг. Те, кого едят – не всегда. Но дело не в этом, Ветер. Ты стоишь на самой вершине скалы. Ты ешь всех, кого захочешь. Тебя не ест никто. На одну ступеньку ниже стоят Господа. Их можешь съесть только ты, а они могут – всех, кроме тебя. Почти совсем внизу стоим мы. Нас едят почти все, а мы – только пауков и червей. Ниже нас стоят мситри, ибо их можем съесть даже мы. Скала простирается до бесконечности вниз, но вершина одна. И там стоишь ты, Крылатый, и ловишь своими крыльями ветры со всего мира. Ты – вершина скалы. Мы – основание. Теперь понимаешь? – Тьяса улыбнулся, посмотрев на ошеломлённого бога.

Ветер надолго замолчал, и зорг видел, что в его ещё детском разуме кипит огромная работа по осмыслению странных слов зорга. Наконец, Крылатый посмотрел в глаза своему учителю, и несмело спросил:

– Так… Так значит, и я могу охотится на вас?

– Можешь. – кивнул Тьяса. – ты можешь охотится на всех, Ветер. Но ты – на вершине. У тебя самый большой выбор среди всех. Ты можешь выбирать, на кого охотится, сам. Ты… – зорг замялся, подыскивая слово. – Я почти забыл это слово… ты свободен, Ветер.

– Что значит – «свободен»? – спросил бог после долгой паузы.

– Это значит, что ты никого не должен спрашивать, что делать.

– Но ведь я спрашиваю тебя, Тьяса?

– Да, но ведь ты можешь и не спросить. Ты сам выбираешь, спросить или нет. Это и значит, что ты свободен.

Крылатый замолчал, и положил голову на колени старого Тьясы. Тот коснулся бога, и из глаз старика показались слёзы.

– Ты свободен, Ветер… Ты свободен. И поэтому ты – бог. Запомни это, Крылатый. Не давай никому взять у тебя свободу…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: