Я смотрел, как Ниобе Гей осыпает ласками пустоту. Видение, воплотившее все прекрасное, все самое желанное на свете, ласкало пустоту, словно живого человека. Я открыл дверь и вышел в коридор. Мистер Филд ждал меня, изучая записи в своем блокноте. Надо полагать, глаз у него был наметанный одного взгляда ему оказалось достаточно; он только пожал плечами и кивнул.
— Что ж, на всякий случай вот моя визитная карточка, — сказал он. Многие, знаете, приходят снова. Хорошенько поразмыслив.
— Не все, — возразил я. — Да, не все. — Он стал серьезным. — Некоторым, видимо свойственна природная сопротивляемость. Быть может, вы из таких. И тогда мне вас жаль. В мире царит полная неразбериха. Винить, конечно, некого. Стараемся выжить, а по-другому не умеем. Вы все-таки подумайте. Быть может, потом… Я спросил:
— Где моя жена? — Вон в той комнате, — показал он. — Извините, я не буду вас ждать. Дел по горло. Лифт вы найдете сами.
Послышались его удаляющиеся шаги. Я прошел вперед, постучал в дверь, подождал. Ответа не было. Я постучал снова, сильнее. Но стук получался слабый, глухой, в комнату видимо, не проникал. Да, в раю неустанно пекутся о клиентах. Тут мне бросилась в глаза металлическая пластинка на двери. Вблизи я легко разобрал надпись:
«Запечатано до 30 июня 1998 г. Оплачено полностью».
Я быстро подсчитал в уме. Да, она уплатила все деньги, все восемьдесят четыре тысячи долларов. Этого ей хватит надолго. Интересно, что она предпримет в следующий раз, подумал я. Стучать я больше не стал.
Я направился в ту же сторону, что и мистер Филд, увидел лифт, поднялся наверх и вышел на улицу.
Ступив на быстроходный тротуар, я покатил по Манхэттену. Рекламы вспыхивали и вопили. Я достал из кармана затычки и сунул их в уши. Шум прекратился. Но объявления по-прежнему вертелись, слепили глаза, бежали по фасадам домов, огибали углы, льнули к толстым стенам.
И, куда ни глянь, всюду маячило лицо Фредди Лестера. Даже когда я закрывал глаза, это лицо горело у меня под сомкнутыми веками.