«Консистория преосвященного Антонина, митрополита белогородского и обоянского», в июне 1744 г. за № 1,006, «разыскивала бежавшего безвестно вдового попа Ивана Карпова, который с женкою Ириною жил прелюбодейно. Ростом высок, лет тридцати». Его предписано «смотреть, поймать, заковать» и прочее по установлению. А сряду за № 1,010 владыка Антонин просит киевского митрополита Рафаила Зборовского «смотреть, заковать» и прочее многих «монастырских утекенцов», а именно, «утек иеродиакон Паисий, лет 30, тонок и скудобрад, иеромонах Евлампий, лица смаглеватого, мови скорой, лет 50, спевает тенора, Златоверхого Михайловского монастыря иеромонах Вениамин, мови громкой; да иеромонах Иосаф, носа незадолго, очей малосерих (sic), а мови тихой; да монах Корнилий Капустинский, роста невеликого, а лица долгого и носа большого, ко рту похилистого, бровь белых, художества малер. Кирилловского монастыря иеромонах Алимпий – рыжеус и мови бойковатой, да иеродиакон Климент, 22 лет, мови покладливой, да монахи; Антоний, волосов рыжих, глазов кривых, малограмотен; да Даниил, лет около семидесяти (!), да монахини девичьих монастырей: Киево-Иорданского монахиня Анна, росту среднего, очей карих, мало насупленных, лица смаглеватого, носа керпатого, на правую ногу хрома, глуповата, лет ей 57» (вообще не красавица). «Другая Анна, 30 лет, бров черных, очей серых, носа керпатого, лица ямоватого, грибоватого, опухлого» (тоже не увлекательна); «да монахиня Фотинья, лица долгого, 54 лет; да иеромонах Исаия, да монах Авсентий, телом толст, ходит сутуловато, горбат, полной природы; да монах Митрофан, росту невысокого, волосов на голове продолговатых, черных, лица черноватого, бороды колковатой (sic)». Всех их смотреть, ковать и проч.
Пускались бродяжить и протопопы, так, в 1747 году бывший карповский протопоп Василий Трипольский «за неотдачу в консисторию бытия своего в городе Карпове и уезде сборной ее императорского величества денежной казны окладных с церквей и неокладных с венечных памятей двести тридцати восьми рублев сорока девяти копеек от священно-служения запрещен и в том обязан подпискою», а потом «безвестно бежал». Лет ему 45.
В 748 году сряду публикуются два побега, из коих один интересен по личности беглеца, а другой – по обдуманности и запасливости бежавших. Во-первых, бежал из ставропигиального Симонова монастыря сам игумен Нефитес (в другом месте документа назван Феофилом), позванный в синод «по некоторому делу», а во-вторых, в «киевской катедре иеромонах Гедеон, подмовивши с собою послушника монастыря Катедровского Василья Борзовского и взявши с собою пару монастырских лошадей с хомутом, полушорком и сани со всею упряжью, тако ж и квитанции, которые надлежали до шафарской конкуленции и городничества позабравши, безвестно бежали». У иеромонаха Гедеона «борода с обширностию», а послушник Василий «на глаза низок». Оба «речи дроботливой».
При побегах бывали и захваты в духе удалого казачества, – так, в 1749 году, «из черниговской епархии, монастыря Николаевского, пустынно-рыхловского бежал постриженец монах Иннокентий Руссиков, носа керпатого, на правую ногу крив, а борода только зачала пробиваться». Бежал он «против 1-го ч. марта ночью, оседлавши в ворце самую добрую монастырскую лошадь и несдавши определенного ему послушания экономического». Последнее замечание интересно по его наивности: игумен и братия надеялися, что задумавший бежать будет иметь заботу сдавать им свое послушание!.. А вслед за тем, как ускакал в марте на добром монастырском коне монах Иннокентий, в апреле из Введенского Гадячского монастыря, с гораздо большею основательностью, уезжает иеромонах, имени которого не названо. «Его, по рассмотрению братии, отправлено, т. е. его послали при возах (подводах) четырех в сечь за солью и за рыбою и при указе за шнуровою книгою для испрошения на монастырь милостины. Тогда, спродавши воз монастырский с парою волов и поделавши оному монастырю немало урону, безвестно от возов бежал». Вероятно остался в сечи.
С посылками иноков по монастырским нуждам, очевидно, случались частые в этом роде истории, по крайней мере, в том же 1749 году, когда не вернулся из сечи отец иеромонах, пропал и другой инок, тоже облеченный доверием своей обители.
21-го мая 749 г. иеромонах Нежинского монастыря Илья Романовский послан был надсматривать у рыболовень монастырских и бежал. Он лица каровидого, продолговат, мови гугнивой, спевает тенора. «Его забить в колодки и прислать».
Это, можно сказать, в своем роде прототипы или предтечи нынешних кассиров, и, вероятно, только одною малоначитанностью гг. адвокатов можно объяснить, что ни один из них, защищая нынешних захватчиков светского чина, не сделал посылки на захваты и утекательство в чине духовном.
«Нежинского монастыря архимандрит Платон доношением представил, что оного Нежинского монастыря иеродиакон Паисий Трапензий, бродя с маткою своею Евдокиею, находячеюся при доме протопопа нежинского Стефана Волховского,[1] по разным корчмам и пианствуя сего 749 года июля 21, неизвестно бежал, который иеродиакон приметами такий: росту среднего, лица белого, круглого, носа умеренного, очей серых, волосов темно-русих, небольших, мови горкавой, лет от роду тридцати». Его «накрепко смотреть и, заковав в колодки, отослать в оный Нежинский монастырь на коште того монастыря».
Игумен Гадячского монастыря Филарет доношением митрополиту Тимофею (Щербацкому) представил, что «749 года против первого числа мая, ночной доби (ночною порою) иеродиакон Дамаскин Гаврилов, который указом его преосвященства определен был в Гадячский монастырь на неисходное житие», изошел оттуда не дверьми, но пролез инуде, – именно, он «продрался чрез ограду монастырскую и бежал безвестно». А приметы этого иеродиакона такие: «росту среднего, волосов черных, коротких, бороды такой, что высыпается (??), глазов черных, лицом смогловат, носа долгого, говорит дроботливо, ходы швидкой, лет 23». Оного «бегляка» смотреть накрепко и проч.
Бегляков, вероятно, иногда ловили, и тогда указы о заковывании их накрепко исполнялись, может быть чересчур сурово, потому что в Москве при сенате, 8-го июня 1749 г., напечатан указ ее императорского величества, чтобы помещики, дворцовых и монашеских вотчин управители беглецов ловили и сдавали властям с расписками, но при этом наблюдали, «дабы таковые беглецы от долговременного содержания и от голоду напрасной гибели також и побегу не имели».
Затем побеги своим чередом продолжаются.
«Золотоношского монастыря табедний (?) Анатолий, росту великого, долгосудого (?), носа умеренного, глазов серых, посуповатый, волосов на голове долгих, рудых, бороды и усов не рудых, речи цикой (sic) литовской, лет сроду четыредесяти, прошлого июня (1749) против 21 дня в ноче без жадной (т. е. без всякой) причины бежал».
«Петропавловского глуховского монастыря архимандрит Никифор доношением представил, что 749 г. июля 8-го дня, во время утренни, иеродиакон Гавриил Васильев, росту среднего, лица тараканковатого (sic), носа горбатого, продолговатого, волосов светло-русых, бородки рудой и небольшой, действует и спевает тенора; ходы спешной, речи пространной, очей серых, лет ему сроду как бы сорок, – с оного Петропавловского глуховского монастыря бежал, и показанного беглеца, иеродиакона Гавриила, накрепко смотреть – не явился ли где, и буде явится, то его, поймав и забив в колоды, отослать в оный Петропавловский монастырь на коште оного монастыря».
«Определенный 748 г. августа 4-го при указе из канцелярии катедровой черниговской епархии в Черниговский же в николаевский макошинский монастырь на безысходное житие иеромонах Феоклий минувшего апреля против 16-го числа, взяв монастырскую челнь, по реке Десне неизвестно бежал. Кой же приметами таков: росту среднего, сутуловат, волосов на голове и бороде темно-русих, коротких (!?), прямых, густих, усов долгих, темно-русих, глаз карих, лицом сухощав и блед, носа продолговатого, говорит тихо, скоро, пространно, употребляет в речь часто „поистине“ и „паки“. Спевает тенора тихо, голосит; языком говорить может (?!), ходит скоро; лет ему до сорока». «Показанного беглеца крепко смотреть, не явился ли где-нибудь, а явился, то его, поймав и забив в колодки, отсылать в черниговскую консисторию».
1
Из этого приплетения к побегу иеродиакона Паисия «матки его» и указания, что сия последняя жила «при доме протопопа нежинского Стефана Волховского», следует заключать, что архимандрит Платон был неравнодушен к протопопу и упомянул о «находячейся при доме его» – не без умысла. (Прим. Лескова.).