В зале висел негромкий гул голосов и смех.

Эл закурил сигару, грустно вздохнул. «Когда я, наконец, смогу вот так, как эти, спокойно сидеть за столиком в ресторане, не ожидая каждую минуту, что сзади подойдет кап и хлопнет по плечу: „Руки вверх, приятель…“»

Под тревожную дробь барабанов клоуны сделали стойку на одном большом пальце.

«Конечно, — продолжал размышлять Эл, — у каждого из сидящих здесь есть свои заботы, но не такие… Впрочем, кто знает об этом?»

Покраснев от прилившей к лицу крови, клоуны продолжали держать стойку на одном пальце. В зале зааплодировали громко, от души.

Франсуаза Жувазье обернулась. Эл проследил за ее взглядом. Раскланиваясь со знакомыми, через зал шел ее антрепренер. Подойдя к столику, он поздоровался с молодыми людьми, с подчеркнутой ласковостью поцеловал руку Франсуазы. Эла кольнула зависть. Он не смог бы так уверенно и небрежно провести себя через весь зал. И не было рядом с ним женщины — такой женщины! — которой он мог бы поцеловать руку. Франсуаза Жувазье была тем идеалом, о котором долгими казарменными и тюремными ночами мечтал Эл: женщиной, которой целуют руки, дарят цветы, автомобили и журнальные фотографии которой висят над койками холостяков и солдат…

На эстраде быстро менялись певцы, жонглеры, фокусники…

— Сэр…

Эл вздрогнул. Перед ним стоял распорядитель.

— Простите, сэр, — повторил он. — Вас хочет видеть один джентльмен. Он ждет у входа в ресторан.

Эл допил бокал шампанского, медленно поднялся.

«Кто это может быть?! — лихорадочно думал он. — Неужели ловушка?!.»

— Внимание! — снова появляясь на эстраде, ликующе воскликнул конферансье. — Сейчас уважаемое жюри…

Но Эл уже не слушал, что говорил конферансье. Он быстро шел к выходу из ресторана.

Рядом с дверью стоял Такэда. У Эла отлегло от сердца.

— Неприятности, капитан. — Такэда отвел его в сторону. — Джо напился.

— Ты где был?!

Такэда развел руками.

— Он сказал, что это не мое японское дело…

— Этот ублюдок выпросит у меня пулю!.. — Эла трясло от бешенства. — Здорово нализался?

— Под завязку, капитан.

— Суньте его под душ, дайте нашатыря или чего там еще, но чтобы через час он был на ногах!

Прежде чем вернуться в зал, Эл зашел в бар и выпил джина. Ему надо было разрядиться. Спиртное подействовало сразу. В голове и ногах появилась легкость. «Пора переходить на два пальца», — подумал Эл. Так когда-то отец называл одну порцию.

Подражая антрепренеру, он прошел через весь ресторан и сел за свой столик. Франсуаза Жувазье увидела его. Помня о дневной встрече, Эл не рискнул поклониться ей и с независимым видом перевел взгляд на эстраду. Там продолжал трепаться все тот же конферансье.

— Я, вероятно, выражу общее мнение, — говорил он, — мнение в основном мужское, — конферансье подмигнул в зал, — если надену эту корону, — он поднял блестящую маленькую корону и сделал эффектную паузу, — на прелестную головку знаменитой танцовщицы Франсуазы Жувазье!..

Вспыхнул яркий свет. Цветной луч небольшого прожектора пробежал по стенам и остановился на столике, за которым сидела Франсуаза Жувазье.

— Браво! — крикнул кто-то.

Франсуаза встала и раскланялась.

Оркестр заиграл туш. Конферансье подал знак. Из-за кулис эстрады появился монументального роста стюард с громадной корзиной желтых роз. Франсуаза Жувазье взяла из корзины охапку цветов и начала бросать их аплодирующим пассажирам. Те ловили цветы и посылали ей в ответ воздушные поцелуи. Антрепренер вел себя так, словно все это предназначалось ему. Он даже кланялся.

«Павиан, — подумал Эл. — Гнусный павиан с дряблым животом!» Он встал и громко захлопал.

Франсуаза повернулась и с улыбкой еле заметно наклонила голову. В белом, оттеняющем загорелое тело платье, с блестящей короной на коротко остриженной головке, она была очаровательна. Выбрав нераспустившуюся розу, она бросила ее Элу. Опрокинув бокал, он поймал ее и вставил в петлицу пиджака. Эл ликовал. Казарменные мечты сбывались. Трое молодых людей и антрепренер посмотрели на Эла.

«Дерьмо!» — Эл сжал челюсти.

Аплодисменты постепенно стихли.

— Танцуем, леди и джентльмены! — объявил конферансье. — Впереди нас ждет большой сюрприз!..

С первыми тактами старинного аргентинского танго зал снова окунулся в приятный полумрак. Эл встал, застегнул пиджак и направился к столику, где сидела Франсуаза — про себя он называл ее уже так. Когда Эл пригласил ее, молодые люди недовольно замолчали. Франсуаза Жувазье, сняла с головы корону и подала ему руку. Эл обнял тонкую гибкую талию и, танцуя, постепенно увел ее дальше от столика.

Некоторое время они танцевали молча. Потом она слегка откинула голову и посмотрела Элу в глаза. Впервые они были так близко.

— Ну, — она улыбнулась, — вы что-то хотели мне сказать?

Эл смешался.

— Так мне казалось целый день.

— Я знаю, кто вы, — только и нашелся Эл.

Франсуаза Жувазье снисходительно кивнула. Она привыкла, что ее узнают.

— А вот вы мне не представились.

— Эл…

— Эл — и все?

— Мэрлоу, — неожиданно для себя назвал Эл свою настоящую фамилию и прикусил губу.

— Американец?.. Что с вами, месье Мэрлоу?..

На танцующие пары посыпались цветные снежинки.

— Мне хорошо с вами, — сказал Эл.

— Банально, — поморщилась Франсуаза Жувазье.

— Правда. Мне очень хорошо с вами, — как можно искренне повторил Эл.

Танец кончился. Он проводил Франсуазу к столику, вернулся на свое место. Приподнятое настроение исчезло. Элом овладела тревога.

Франсуазу пригласил танцевать один из молодых людей. Она танцевала и смотрела на него, но Эла это уже не радовало. Он думал, как выкрутиться из идиотского положения, в которое попал из-за своего длинного языка. «Кретин! — клял себя он. — Сам дал фараонам точный адрес! Все в ресторане видели, как я танцевал с ней, и наверняка стукнут полицейскому комиссару. А Франсуаза подробно опишет и заодно вспомнит фамилию… Забрать бы ее на „Хати-мару“, но как это сделать? Вот если бы выманить к штормтрапу…» Эл взглянул на часы; через двадцать минут пора было уходить.

Извинившись перед антрепренером, он снова пригласил Франсуазу.

— Жаку вы не понравились, — смеясь, сообщила Франсуаза. — Он сказал, что у вас слишком яркий галстук.

— Вы куда сейчас направляетесь, в Англию?

— Да. У меня гастроли в Альберт-холле. А вы?

— Тоже.

— Следовательно, мы увидимся. Приходите на мое выступление.

— Я хочу увидеть вас сегодня, Франсуаза, — крепко прижав ее к себе, шепотом произнес Эл. — В ноль часов тридцать минут.

— Вы делаете мне больно!.. Ноль часов — это армейская привычка называть самое романтическое время для свиданий?

«Нашла время ломаться!» — со злостью подумал Эл.

— Пока бал не закончится, я не смогу уйти. «Мисс Патриции» это не к лицу.

— Пожалуйста, — умоляюще сказал Эл. — Это очень важно для нас обоих!

— Вы нетерпеливы. Не расстраивайтесь. Действительно не могу. Мой антрепренер, или, как говорят у вас в Америке, менеджер, следит за моим режимом дня. Он не разрешит. — Франсуаза ласково потрепала Эла по плечу. — Наберитесь терпения до Англии, месье Мэрлоу.

Эл сжался и что-то пробормотал.

— Видите, я запомнила вашу фамилию, а это хороший знак. Приходится знакомиться с таким количеством людей, а у меня ужасная память на фамилии. Я верю, что мы увидимся. И спасибо за цветы. Они были прекрасны.

«Влетел в историю! — с отчаянием думал Эл. — Кретин! Ах, какой кретин!..»

— Обязательно, — сказал он. — Только Мэрлоу — это не моя фамилия, — попытался Эл замести следы.

Франсуаза Жувазье сделала большие глаза.

— Вы гангстер или принц крови, путешествующий инкогнито?

— Не совсем, — Эл натянуто улыбнулся. — Просто я однофамилец знаменитого регбиста, и всех сразу начинают интересовать подробности из его жизни. Мне это осточертело!

— Понимаю вас. Популярность — это приятно. Но когда изо дня в день чувствуешь себя редким зверьком, на которого, как в зоопарке, приходят поглазеть бездельники, это становится ужасным.