Над садом время от времени пролетают мокрые вороны.

На молодой яблоне поблескивает хрустальными каплями густая листва. Яблоки, румяные и золотистые, настолько красивы, что как-то даже не верится, что они настоящие. Кажется — игрушечные, сняли их с новогодней елки и повесили сюда.

Колено у Федоса уже давным-давно не болит. Да только скучно. Носа за двери не высунешь. А смотреть в окно надоело. Правда, дядя Петрусь говорит, что дождь — это ох как хорошо. Он, наверно, прав: в самом деле дождя давно не было. Но пока приходится сидеть дома одному. Взрослым не скучно: дождь или солнце — они все равно каждый день уходят на работу. Конечно, если разобраться, то Федос в доме не один.

Кот Пыжик тоже не очень-то любит лазить по набрякшему водой песку, по мокрой траве. В такую погоду он отдает предпочтение печке или удобно усаживается в уголке кровати.

О еноте Дутике и говорить нечего: он всегда там, где сухо, уютно и три крыши над головой. Иными словами — под столом. Свернулся косматым пушистым кольцом и дремлет.

— Дутик! Пыжик! Хватит валяться, вставайте!

Пыжик отвечает «мяу!», а Дутик лежит, не шелохнется, словно и не слышал ничего.

Тогда Федос идет на хитрость. Он достает из кухонного шкафа кувшин с молоком и наливает оттуда малость в кошачье блюдечко.

— Кто первый!

Кто? Оба!

Молока чуть-чуть, на самом донышке. Несколько раз лизнули — и нет. Енот сердится: стоило ли тревожить из-за такого пустяка. Кот тоже невесел.

А Федос на енота не обращает внимания. Ему поиграть бы. Привязал нитку к бумажному мячику — и давай таскать по полу.

Пыжик смотрел, смотрел — не выдержал, бросился догонять. Бумажный мячик, ведомый Федосом, переместился к Дутику. Тот попытался отогнать его от себя, но вместо мяча угодил лапой в кошачий нос. Кот зашипел от гнева и бросился на невольного обидчика.

Он вскочил на енота и цапнул его когтями за ухо. Но и енот не лыком шит. Стряхнул с себя полосатого забияку, зубами его за холку, зарычал грозно.

Федос уж и сам не рад, что такое затеял. Еле растащил разбушевавшихся драчунов.

Бросил им яичную скорлупу.

И легкая скорлупка, похожая на белую лодочку, запрыгала по комнате.

Федоса осенило.

— Так гонять бесполезно, — объявил он. — Ворота поставим. С двух сторон.

Дутик и Пыжик против ничего не имели: ворота так ворота, и спокойно смотрели на Федоса, который в одном углу комнаты поставил на пол картонную коробку из-под обуви, а в противоположном — два пустых глиняных кувшина.

— Футбол так футбол, — сказал Федос. — По всем правилам. — И, выпрямившись, как настоящий судья, громко и торжественно провозгласил: — Объявляю начало матча между командами «Острая мордочка» и «Пушистый хвост»!

В следующее мгновение Федос резко и коротко свистнул и покатил скорлупу по полу.

Команда «Пушистый хвост» в лице своего единственного игрока Пыжика молниеносно загнала два гола в ворота противника. Затем три — в свои собственные. Но вот инициативу, то есть скорлупу, перехватила «Острая мордочка» и потащила ее сперва на край поля, иначе говоря — под стол, а оттуда — к печке. Судья Федос вернул мяч в игру, и Дутик сразу взял прицел на ворота. Только с другой стороны, сзади.

Пыжик припал на передние лапы, нетерпеливо пошевелил длинным полосатым хвостом и вопреки элементарным правилам игры бросился силой отбирать мяч.

В ответ енот цапнул кота зубами за хвост.

Строгий судья предупредил:

— Тот, кто еще хоть раз применит силовые приемы, будет немедленно удален с поля. Это вам не хоккей.

Но то ли правило оказалось слишком сложным, то ли игроки просто-напросто вошли в раж, только Федос не успел оглянуться, как увидел Пыжика сидящим верхом на Дутике. Кот трепал противника зубами за холку и одновременно когтями задних лап изо всех сил драл енотовую шубу.

Пришлось вывести безобразника из игры.

Но он, пренебрегая указаниями судьи, рвался обратно.

За такие вещи по головке не гладят. И Федос посадил Пыжика в стоявший у печи чугун. В тот самый, в котором тетя Настя варила картошку для свиней. Сверху он прикрыл чугун фанеркой, на фанерку поставил большую деревянную солонку.

— На три минуты выведен из игры, — объяснил судья наказанному игроку и засек время по ходикам, висевшим на стене.

Нельзя сказать, что такой оборот дела обрадовал енота. Он уселся посреди комнаты и, тревожно озираясь, заскулил.

— Ничего не могу сделать. Пыжик грубо нарушил правила. Проси не проси — три минуты отсидит.

Кот, как почти все провинившиеся, не был согласен с судьей и истошно вопил, а енот никак не мог понять, откуда эти вопли доносятся.

Кот, словно чувствуя, что его жалеют, разошелся еще больше.

Но судья по-прежнему был неумолим.

— Вот, вот, поплачь. В другой раз не будешь вести себя так. Матч — это матч. Это тебе не мышей ловить.

В ответ на эту нотацию из чугуна послышалось злобное ворчание.

— И не угрожай. Отсидишь — выпущу. Минута осталась.

Чугун начал ходить ходуном, а потом даже закачался.

— Напрасно. Ничего не получится.

Теперь Дутик, кажется, догадался, откуда исходят вопли кота. Он подбежал к чугуну и вспрыгнул на край фанерки. И в тот же миг грохнулся на пол вместе с фанеркой и солонкой, из которой посыпалась соль. А из чугуна ракетой вылетел ошалелый кот.

Первым делом он прыгнул прямо на голову своему мучителю. Федос еле успел прикрыть ладонями глаза. Но Пыжик расценил это движение по-своему. Ему, наверно, показалось, что эти руки хотят поймать его, чтобы снова посадить в ужасный чугун. И он с перепугу прошелся когтями по голове и по рукам судьи.

— Ай-я-яй! — закричал Федос.

Кот же с силой мяча, посланного одиннадцатиметровым штрафным ударом, полетел вниз и угодил в один из кувшинов, который совсем еще недавно служил штангой ворот. Стук и звон черепков подняли в душе Пыжика целую бурю. Не помня себя, он бросился на марлевую шторку у печи. Она затрещала. Кот брякнулся об пол, а потом шуганул в закрытое окно. Дзенькнуло и посыпалось стекло. В кухне стало тихо.

В эту минуту хлопнула дверь, и вошла тетя Настя.

Федоса никто не отчитывал. Тетя Настя молча убрала следы баталии: осколки стекла, глиняные черепки, вымела рассыпанную соль. Только Микола вечером, когда стеклил окно, пошутил:

— Кота за такие проделки вообще исключить из команды надо бы, а, судья?

Но у Федоса было тяжко на душе. Он чувствовал себя виноватым. Ему хотелось куда-нибудь уйти.

И поэтому, когда дядя Петрусь снова собрался в лес, он умоляюще заглянул в дядины глаза:

— Возьмите меня, пожалуйста, с собой!

— Что ж, ты у нас человек заслуженный, — сказал дядя Петрусь. — И если тетя Настя не возражает, то я согласен.

Тетя Настя кивнула головой:

— Как же его в лес не пустишь? Он ведь лес спасал… Да и скучно ему.

Посмотрел Федос, а лицо у тети не сердитое, доброе, будто ничего и не случилось.

Дядя Петрусь отправился в кладовку и вернулся оттуда с тремя вещами: зеленым эмалированным бидончиком, сумкой и двустволкой. Двустволка была старая, потертая. И все же холодный металлический блеск ее просто-напросто загипнотизировал Федоса.

А дядя Петрусь положил в карман три желтых латунных патрона с красными глазками капсюлей на шляпках.

Федос даже подпрыгнул в предчувствии чего-то такого удивительного и замечательного, чего не видывал ни разу в жизни.

Они шли по обычной тропинке в самый обыкновенный лес. Но Федосу казалось, что идут они по сказочной дороге в волшебный мир, куда пускают далеко не всех. Еще бы! Ведь на плече, на широком ремне висело у дяди Петруся не что-нибудь, а настоящее охотничье ружье!

Погода выдалась на славу. Небо бледно-голубое, августовское. Ни облачка. На граве и на цветах — куда ни глянь — сотни и тысячи маленьких радуг. И казалось Федосу: нет, это не капельки воды сверкают и переливаются золотистыми и розовыми огоньками, а лучи солнца рассыпались на множество лучиков.