План капитана не отличался оригинальностью: надо поехать в ближайший крупный город и крутиться по вокзалу, выследить женщину-приманку, а дальше действовать по обстоятельствам. Лучше всего - приударить за ней. Особого риска, когда знаешь все наперед, не может быть. Если грабители сейчас именно в этом городе, то женщина-приманка, наверняка, заметит Трева, поскольку он тоже ищет встречи с ней. Как говорят, рыбак рыбака видит издалека.

В ушах закололо, и Трев поспешил освободиться от своих противошумных "доспехов". Сосед по креслу смотрел на Трева с изумлением: наши люди еще не знают такого простенького способа самоизоляции для отдыха в пути. Трев не без труда встал на затекшие ноги, спустился по трапу на аэродромное поле, неторопливо прошел в ту сторону, в которую указывала стрелка "Выход в город", но не стал брать такси и ждать соответствующего автобуса. Он решил пройти к железнодорожному вокзалу через весь город пешком.

На привокзальной площади Трев огляделся, расслабившись, расстегнул "молнию" меховой куртки и направился к зданию вокзала с таким видом, будто каждым своим шагом он делал великое одолжение земле под ногами. Через час такого фланирования к нему стал присматриваться дежурный милиционер, а еще минут через двадцать он вежливо попросил Трева следовать за ним. Вроде все чинно и благородно произошло, но тем не менее десятки пар глаз внимательно следили за этой сценой. А один взгляд Трев почувствовал как-то особо - всей спиной и шеей. Он обернулся и поймал этот взгляд - женский, оценивающий и вместе с тем манящий "в даль светлую". У Трева перехватило дыхание: лицо женщины имело очень много сходства с теми чертами, которые давала официальная ориентировка.

В дежурке Трев предъявил свой паспорт, объяснил, что ждет своего товарища, который должен прибыть с московским поездом, а пришел на вокзал слишком рано потому, что не знал расписания. Вернувшись в зал ожидания, Трев быстро отыскал женщину с цепким взглядом, подмигнул ей и присел рядом. После нескольких банальных фраз, предваряющих знакомство, Трев объяснил свое присутствие здесь так же, как и дежурному милиционеру.

Однако уже после пяти минут пустячной болтовни вокзальная красавица игриво взглянула ему прямо в глаза:

- А ведь вы все врете. Никакой поезд вам не нужен...

У нее был приятный грудной голос, а интонации имели довольно теплые оттенки, и Трев не стал лукавить:

- Командировки тем и тягостны, что не знаешь, как убить время вечером.

- И про командировку неправда! - женщина, кажется, и не собиралась обороняться, а с ходу шла в атаку. - Надолго в наш город-то?

- Пока окончательно не растрачусь, - кинулся головой в омут Трев. Поэтому хватит нам разговоры разговаривать, пойдемте лучше вино пить, с шоколадными конфетками, а?

- И зачем была нужна вся эта околесица про товарища и командировку, скажите на милость? - женщина засмеялась...

Они сидели в ресторане уже второй час, и вокзальная красавица заметно опьянела. Пили сначала шампанское, затем коньяк, съели по хорошему бифштексу, не считая двух или трех фирменных салатов, и фантазия Трева пошла на крутой взлет. Он сыпал новейшими анекдотами, старыми стишками, острил по поводу клиентов за соседними столиками.

Однако уже через два часа женщина была не в состоянии оценить кавалерские способности Трева, так как стала еще пьяней. И когда Трев это понял, он решил покончить с ненужной галантностью и перейти в сексуальную атаку. Нырнув правой рукой под скатерть, он стал откровенно тискать круглые коленки вокзальной красавицы, гладить ей внутренние стороны бедер. Та откликнулась мгновенно, и уже сама направляла ладони Трева в нужные точки своей нижней части тела, издавая при этом протяжные тихие стоны, похожие на скулеж щенка.

Трев ушел в туалет и выпил бутылочку оливкового масла: выпитое вылетело со стонами, но все же он немного опьянел. Он стал кончать веселье, звать ее "куда-нибудь". И вот они идут по вечерней улице, поскрипывая по вечернему снежку. Трев напряжен, собран, как собака, взявшая вдруг след. У какого-то дома женщина зовет его в подъезд и просит сигарету. Трев дает ей прикурить, и в этот момент она расстегивает пальто, прижимается к нему горячей грудью платья из какой-то очень тонкой материи, а ощутимым лобком делает круговые движения, явно зазывая в постель. От нее пахнет легким табаком, марочным коньяком, а губы напоминают какие-то присоски, но довольно приятные, даже волнующие.

Отзываясь на ее поцелуи, Трев всей спиной внимал темноту, готовый откликнуться на любое движение воздуха, возникшее в подъезде. Он ждет вкрадчивых шагов, чтобы тут же резко обернуться и сногсшибательными приемами положить преступников и повязать их. Но в подъезде тихо, и женщина, разочарованная его холодностью, неотзывчивостью, закуривает и ведет его вверх по лестнице. Она спокойно достает ключи, щелкает замком, и Трев, к своему изумлению, оказывается в однокомнатной квартирке, где ни спрятаться, ни укрыться. К тому же у серванта - целая батарея пустых бутылок, незаправленная кровать - мерзость!

"Нет, это не проститутка, не оголодавшая вдова, это б...!" - решает Трев и едва ли не кубарем скатывается с лестницы.

Пока он летел по лестнице, вослед ему неслось:

- Импотент, трус! Кастрат несчастный! Евнух, черт тебя побери!

На улице Трев ошеломленно оживился, покрутил головой и вдруг, неожиданно даже для самого себя, расхохотался. Редкие прохожие с опаской глядели на него...

***

Вялый интеллигент вошел в свою квартиру, равнодушно поцеловал жену, поставил чемодан в угол и достал плоскую бутылку коньяку.

- Постой! - остановил он метнувшуюся на кухню жену, - в чемодане у меня есть сардины, шпроты, печень трески в масле, круг московской колбасы, икра, балык, фрукты...

Все это он выставил на кухонный стол, и привычная затертая клеенка стала выглядеть скатертью-самобранкой - изобильно, дорого и вкусно.

Жена смотрела на него с удивлением, но больше с робостью. Каким-то странным стал он за прошедший месяц отлучки. Сперва уехал ни с того ни с сего, - всполошенный, нервный, - а вот теперь сидит такой высокомерный, недоступный, цедит сквозь зубы банальные слова, но что самое главное - не снял даже пиджака. "Черт, одет с иголочки", - подумала жена, - деликатесов полный чемодан... Откуда же у него деньги?!"

В одно время мелькнула даже мысль: "Выиграл по какой-нибудь лотерее, а потом поехал в Москву деньги получать. Но... Ведь столько уже лет вместе, все беды и горе - пополам, а тут утаил?"

Жена с трудом сдерживала слезы, а он, хлебнув коньяку, отмяк, отошел сердцем, вновь распахнул чемодан, достал оттуда пальто-джерси, красивый свитер, платье, дорогие духи, золотые часы на цепочке с замысловатым брелоком...

А он, не раздеваясь, лег опять на свой диван, достал из кармана пузырек с транквилизаторами, заглотил целую горсть таблеток и отвернулся к стене. И жена опять, глуша обиду, прощающе подумала о том, что так и должно быть: с дороги, устал, - не до секса. А когда убедилась, что он действительно заснул, тщательно обшарила карманы его пиджака.

Денег было не так уж много - четыреста рублей. Она прикинула в уме стоимость покупок, дорогу туда и обратно, мелкие расходы - получилось не так уж много, всего какая-то тысяча. Ее охватила злость, но муж спал сном невинного ребенка, и ей стало жалко его. По-матерински. "Сорвался мужик, попала шлея под хвост или бес в ребро. За всю их скромную жизнь решил разок шикануть - Бог с ним! Ведь почти на все деньги купил ей, дорогие купил вещи, редкие в городе. А себе - ничего! Ну, может, попил там чуть-чуть, по ресторанам пошастал, по Москве... Все одно - деньги-то шальные. Как пришли так и ушли. А что скрытно все - так оно и правильно: зачем же в доме и на улице всем про выигрыш знать?"

И она, млея от счастья, снова стала вертеться у зеркала, вновь и вновь примеряя подарки, радуясь, как ей казалось, возвращающемуся благоденствию в семье.

А он, проснувшись ровно через два часа, тихо лежал в сумраке вечера, не чувствуя совершенно ватности своего тела, но зато голова функционировала довольно ясно. Гудели в мозгах бесчисленные самолеты, шумели железнодорожные вокзалы, всякие рестораны... Лапали его упругие девичьи груди грязные и волосатые пальцы мужиков, а он с остервенением бил их владельцев по голове или по почкам, или по печени... А затем с ежедневно растущей сноровистостью обшаривал их карманы, вынимал деньги и ценности, снимал с рук кольца, перстни... Драгоценностей он почему-то опасался, и после очередного грабежа с сожалением выбрасывал их в урны... Затем в самом темном месте быстро переодевался, выворачивая куртку наизнанку, пряча парик в сумку, а взамен напяливал на голову щегольскую кепку, насаживал на нос темные очки и растворялся в толпе.