Сусанна Михайловна Георгиевская

Солдатский ножик

Солдатский ножик (сборник) pic_1.png
Солдатский ножик (сборник) pic_2.png

ЛЮСЯ И ВАСИЛЕК

Раньше они жили втроём: мама, папа и Люся.

Потом началась война. Папа ушёл на фронт, а мама с Люсей остались вдвоём. Война была тогда близко-близко от Москвы. Часто прилетали немецкие самолёты, и тогда во дворе противно и громко выла сирена, но Люся никогда её не видела и до конца войны не знала, какая она бывает, сирена.

Скоро маме с Люсей пришлось уехать из Москвы - эвакуироваться. Вагон, в который они попали, был без окон и скамеек, с большими раздвижными дверями. Мама и Люся сели в поезд утром, а уехали только вечером, когда стало уже темно. Поезд отошёл без гудка, без свистка - совсем не так, как уходил, когда они ехали на дачу. Его просто дёрнуло, качнуло, ещё раз качнуло и дёрнуло, и он пошёл, тяжело вздрагивая и скрипя колёсами.

В вагоне было много народу, плакали маленькие дети. А Люся не плакала. Мама приготовила ей постель в самом углу вагона, на полу, и села рядом. Люсю скоро укачало, и она крепко уснула, но и во сне держала маму за руку.

А на другой день случилось вот что: Люся в дороге потерялась.

Это было на станции, когда мама пошла куда-то доставать для неё молоко. Мама долго не возвращалась, и Люсе стало страшно, что поезд не дождётся и уйдёт без неё.

Люся спрыгнула на шпалы, ушибла коленку и, хромая, побежала искать маму. Но кругом было много-много народу, все торопились, толкались, шумели, и Люсю несло то в одну сторону, то в другую. Один раз ей показалось, что впереди мелькнуло мамино серое пальто с поясом. Она с трудом пробилась туда, крикнула: «Мама!» - и ухватилась рукой за поясок. Но это была не мама, а незнакомая тётя в очках. Да и пальто у неё было не такое, а в клеточку.

- Что ты, девочка? - сказала незнакомая тётя. - Зачем ты бегаешь одна в толпе? Тебя же затопчут. Ступай в свой вагон.

- А я уже теперь не знаю, где наш вагон, - сказала Люся, - я маму ищу.

- Ну, так стань у кипятильника. Пусть лучше мама тебя ищет, чем ты её!

Люся послушалась и стала у кипятильника. Стояла, стояла, а мама всё её не находила. Уже людей стало меньше, - все разошлись по вагонам. Вот-вот поезд уйдёт.

- Мама! Уходит!.. - крикнула Люся.

Но тут надвинулся новый поезд с паровозом позади и заслонил тот, в котором они с мамой приехали.

Теперь уже всё пропало! Опять стало тесно, шумно, опять забегали люди, всё незнакомые-незнакомые. Только мамы не было! Значит, никогда уже её не увидеть больше, дорогую, родненькую, в сером пальтишке с пояском. И папы нет, а теперь и мамы не будет!

И вдруг Люся услышала, словно кто-то кричит: «Люся, Люся!» Это мама пробилась сквозь толпу, схватила Люсю обеими руками и подняла её, как маленькую. Она не бранила её, а только говорила: «Девочка моя! Девочка моя!»

Не спуская Люсю с рук, мама перебралась через площадку другого поезда, добежала до своего вагона, - и тут они сразу поехали. Опять вместе, рядом. Теперь уже Люся никуда маму не отпустит одну.

И в самом деле, с тех пор мама с Люсей почти никогда не расставались.

Когда война ушла далеко от Москвы, они вместе вернулись домой. Обратно ехали в настоящем поезде, со скамейками, окнами и проводником в красивой форме с блестящими пуговицами.

Дома всё было цело, только пыльно. Они открыли дверь своим ключом; и Люся сразу нашла под диваном свой мячик, который закатился туда во время тревоги.

Вместе с мамой они прибрали комнату, вымыли окна, начистили дверные ручки.

Всё было очень хорошо, только мама была невесёлая какая-то, хоть и вернулась домой. Она разговаривала с Люсей, шутила с ней, но когда отворачивалась, сразу становилась хмурой, будто у неё что-то болит или она сердится. Отчего это было, Люся узнала только через год, когда с войны вернулся сосед.

- Значит, и папа скоро приедет, - сказала Люся.

Мама искоса посмотрела на Люсю, потом молча села в кресло и взяла её на руки.

- А ты помнишь папу, Люсенька? - спросила она.

- Помню.

- Хорошо помнишь?

- Хорошо.

- А что ты помнишь?

- Помню, как он меня на ноге качал…

Мама улыбнулась сквозь слёзы.

- И больше ничего-ничего?

- Нет, я ещё помню, как он сидел вот тут, за столом, со своими книжками, я чернильницу опрокинула, а он даже не рассердился, а только сказал: «Вот так история!» Он, наверное, весёлый, добрый… И он сильный. Правда, мама?

- Правда, - сказала мама. - Он был весёлый, добрый и сильный. И ты старайся быть такой же, каким был он, - сильной и доброй.

Мама вытерла слёзы, достала из ящика большую папину фотографию и повесила её над Люсиной кроваткой.

Так они и стали жить у себя дома, в Москве. Мама очень много работала, но ей не нужно было для этого уходить из дому. Она была художница, рисовала картинки для детских книжек и большие плакаты, которые вешают на улицах.

И Люся тоже рисовала. Не так, конечно, как мама, но всё-таки довольно красиво и похоже. У неё были карандаши, кисточки и бумага.

Как-то вечером, когда она легла спать, мама разложила перед собой картонные квадратики и стала их разрисовывать.

- Ты что это там делаешь? - спросила Люся.

- Завтра увидишь, - сказала мама. - А сегодня уже ночь, спи. - Она подошла, поправила на Люсе одеяло, а Люся закрыла глаза и спросила шопотом:

- Мама, а мама, мне тепло?

- Да, тебе очень-очень тепло, моя маленькая! - ответила мама. - Ну, повернись на бочок, и ты сразу заснёшь.

Засыпая, Люся всё время смотрела на маму. Мама осторожно водила по квадратикам остренькой кисточкой. Луч от электрической лампочки освещал её волосы; они светились, будто горели, и были такие тоненькие на лбу и на затылке.

Утром Люся проснулась и раньше всего спросила:

- Мама, а где же те картиночки, которые ты раскрашивала для меня сегодня ночью?

- Для тебя? - удивилась мама.

- А для кого же? - сказала Люся: - Картинки для книжек ты рисуешь на ватмане, а на картоне всегда для меня.

- А на этот раз для других, - ответила мама. - Для маленьких ребят из детского дома.

Квадратики сохли на подоконнике. На одном был нарисован очень толстый гриб, белый, с коричневой блестящей шляпкой. На другом - две крупные красные ягоды с лапчатым листиком - земляника. На третьем - колодец.

- Мама, а зачем ребятам из детского дома так много квадратиков?

- Совсем не много. Каждому по квадратику. Они прибьют их над вешалками, где пальтишки вешают, и по рисункам научатся узнавать, где чьё пальтишко висит. Ведь они ещё маленькие, читать не умеют.

- А почему ты мне таких квадратиков для пальтишка не рисовала, когда я была неграмотная?

- Потому, что ты у меня одна, а их в детском доме много. Они могут свои пальтишки перепутать.

- Так пусть их мамы находят им пальтишки.

- У них нет мамы.

- Совсем никакой?

- Совсем никакой. Вот поэтому мы с тобой и будем о них заботиться. Хорошо, дочка?

- Хорошо, - сказала Люся и вытянула за колечко нижний ящик от маминого письменного стола. Там было всё Люсино богатство: краски, тетради, куриные пёрышки и тряпочки для куклиных платьев. Все тряпочки Люся собрала в одну кучу.

- Это ещё к чему? - удивилась мама.

- У них, небось, куклы неодетые ходят, - сказала Люся. - Кто же им лоскутки даст, если у них нет мамы?

Мама и Люся оделись. Сложили свои подарки. Мама положила квадратики в портфель, а Люся запихала тряпочки в корзинку, и они пошли в детский дом.

Улица, где стоял этот дом, называлась переулком. Она была тихая, узкая, а двор возле дома был широкий, и небо над ним было широкое, - его не заслоняли ни крыши, ни дома.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: