- Не плохо, правда? - сказал он и, взяв меня за руку, подвел к начинавшемуся от самого пола двустворчатому окну, из которого открывался великолепный вид на парк в английском стиле. За ним на западе виднелись современные очертания "Европа-Хаус" Гропиуса, а на севере четко выделялось южное крыло штаб-квартиры Гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе. Я сразу ее узнал, так как однажды некоторое время сидел там по приказу Гейдриха.

Разница между СД, или Зипо, как иногда называли службу безопасности, и Гестапо была просто неуловимой, даже для некоторых сотрудников этих двух организаций. Примерно такая же, как между "боквурстом" и "франкфуртером"* названия разные, а вид и вкус совершенно одинаковые.

______________

* Немецкие сорта сосисок крупного размера.

Легко можно было догадаться, что, заняв Дворец принца Альбрехта, Гейдрих получил большие преимущества. Может быть, даже большие, чем его мнимый начальник Гиммлер, разместившийся теперь в здании рядом со штаб-квартирой Гестапо, где раньше располагался отель "Принц Альбрехт". Несомненно, что старая гостиница, называемая теперь "СС-Хаус", по размерам куда больше дворца. Но, как и с колбасой, вкус очень редко зависит от размера.

Я услышал, как Небе щелкнул каблуками, и, оглянувшись, увидел, что король террора присоединился к нам у окна.

Высокий, худой как скелет, с длинным бледным лицом без всякого выражения, напоминавшим посмертную маску из алебастра, с пальцами, как у Кощея Бессмертного, сцепленными за спиной, такой прямой, словно он проглотил аршин, Гейдрих несколько мгновений смотрел в окно, не говоря ни слова.

- Пойдемте, господа, - наконец произнес он. - Сегодня замечательный день. Давайте прогуляемся.

Открыв французское окно, он вышел в сад, и я заметил, что ступни его были очень большие, а ноги - кривые, как будто он много ездил верхом. Если судить по серебряному значку "Немецкий всадник" на кармане его кителя, он действительна увлекался верховой ездой.

На свежем воздухе и под действием солнечных лучей он оживился, как будто бы был рептилией.

- Это летний дворец Фридриха Вильгельма I, - сказал он восторженно. - А в недавние времена - во времена Республики - его использовали для приема почетных гостей, таких как король Египта и британский Премьер-министр. Рамсея Макдональда, конечно, а не этого идиота с зонтиком. Я думаю, что это самый красивый из всех старых дворцов. Я часто здесь гуляю. Этот сад соединяет Зипо со штаб-квартирой Гестапо, что для меня очень удобно. И особенно приятно гулять здесь в это время года. У вас есть сад, господин Гюнтер?

- Нет, - ответил я. - У меня всегда очень много работы. И когда я кончаю работать, я именно перестаю работать, а не начинаю копаться в саду.

- Очень плохо. У меня дома в Шлактензее есть прекрасный сад с собственным полем для игры в крокет. Кто-нибудь из вас умеет играть в эту игру?

- Нет, - ответили мы одновременно.

- Это интересная игра, кажется, она очень популярна в Англии. Напоминает мне современную Германию. Законы - это ворота, через которые надо провести людей с различной степенью принуждения. Но никакого движения не может быть без деревянного молотка, крокет - самая подходящая игра для полицейского.

Небе задумчиво кивнул, а Гейдриху, казалось, самому очень понравилось это сравнение. Он разговорился. Вкратце остановился на тех вещах, которые он ненавидел - масонах, католиках, свидетелях Иеговы, гомосексуалистах и адмирале Канарисе, возглавлявшем Абвер, немецкую военную разведку, - и долго распространялся о том, что любит играть на фортепиано и виолончели, фехтовать, рассказал нам о своих любимых ночных клубах и о своей семье.

- Как вы знаете, в новой Германии все направлено на то, чтобы остановить разрушение семьи и создать нацию, единую по крови, - подчеркнул он. - Положение постепенно изменяется. Например, сейчас в Германии осталось двадцать две тысячи семьсот восемьдесят семь бродяг, на пять с половиной тысяч меньше, чем на начало года. Больше заключается браков, больше рождается детей, вполовину стало меньше разводов. Конечно, вы можете спросить меня: почему вопросы семьи так важны для партии? Что ж, я вам отвечу. Все дело в детях. Чем лучше будут наши дети, тем прекраснее окажется будущее Германии. Так что, если что-то угрожает нашим детям, мы должны действовать быстро.

Я достал сигарету и стал прислушиваться к его словам. Кажется, он наконец переходит к делу. Мы остановились у садовой скамейки и сели, причем я оказался между Гейдрихом и Небе, словно куриная печенка на бутерброде с черным хлебом.

- Вы не любите сады... - Гейдрих задумался. - А детей? Вы любите детей?

- Детей я люблю.

- Это хорошо, - похвалил он. - Я выскажу мое собственное, личное мнение: нам необходимо любить их и делать то, что мы делаем, даже те вещи, которые кажутся нам неприятными, иначе мы не сможем выразить нашу человеческую сущность. Вы понимаете, что я имею в виду?

Я был не совсем уверен, что понял его, но тем не менее кивнул.

- Могу я быть откровенным с вами? - спросил он. - Можно вам довериться?

- Конечно.

- По улицам Берлина гуляет маньяк, господин Гюнтер.

Я пожал плечами:

- Наверное, какой-нибудь хулиган.

Гейдрих резко покачал головой.

- Нет, я говорю не о каком-нибудь штурмовике, избившем старого еврея. Я имею в виду настоящего убийцу. За четыре прошедших месяца он изнасиловал, убил и изувечил четырех немецких девушек.

- Однако в газетах об этом ничего не было.

Гейдрих засмеялся.

- Газеты печатают только то, что мы им разрешаем, а на эту историю наложен специальный запрет.

- Из-за Штрейхера и его антисемитской газетенки эти убийства могут приписать евреям, - сказал Небе.

- Именно так, - ответил Гейдрих. - Мне меньше всего хочется, чтобы в этом городе вспыхнул бунт против евреев. Такие вещи оскорбляют мое чувство общественного порядка. Они оскорбляют меня как полицейского. Когда мы захотим очистить нашу страну от евреев, мы это сделаем надлежащим образом, не вмешивая в это дело толпу. Есть также и коммерческие соображения. Недели две назад какие-то идиоты в Нюрнберге решили разрушить синагогу. Та, на которую они напали, была застрахована в Немецкой страховой компании. Пришлось выплатить тысячи марок, чтобы удовлетворить иск. Так что, сами понимаете, расовые беспорядки наносят большой вред бизнесу.