Синклер повернул назад, к двери, и схватил метровый кусок титанового прутка, от которого он отрезал пластины для коммутационного устройства маяка. Он задумчиво взвесил в руках этот пруток, не представляя себе, с помощью чего можно одолеть Незнакомцев, не убивая их. Затем он покрепче сжал пруток и вышел наружу.

Долгое время ничего не происходило. Лишь какие-то дрожащие прерывистые звуки, издаваемые малыми живыми существами, доносились до него из зарослей с поразительной ясностью, да прохладное, влажное дыхание растений окутывало его шею, подобно шарфу, с которого еще не снят хлорвиниловый чехол. Наконец Синклер услышал скрежет на крыше и, прикинув в уме, где и когда Незнакомец может спуститься, приник к стене, держа пруток наготове. Именно там, где он стоял, с крыши что-то свалилось словно камень - и Синклер нанес удар.

Позднее он так и не смог ни разобраться, ни описать, что же произошло. Впечатление было такое, будто он неожиданно ударил не по мягкому податливому телу, а по каменной глыбе. Удар отозвался в пальцах, державших пруток; неожиданной болью, и от этой боли Синклер выронил пруток. Что-то фыркнуло, или блеснуло, или сделало еще что-то отталкивающее и непонятное, и волна тошноты подбросила и скрутила его тело.

И тут Незнакомец замер перед ним. Синклер хотел было преодолеть состояние прострации, но сразу же впал в него опять, как только попытался соотнести то, что он видел, с тем, что считал хоть сколько-нибудь возможным. Потрясающая нелепость того, что запечатлелось перед его умственным взором, ничем не напоминала ни одну из множества картин, которые он был готов увидеть. А к тому времени, как Синклер выбрался из хаоса невозможности, его противник-чужак исчез.

Какое-то время Синклер стоял, собираясь с мыслями, затем огляделся. Ни одного Незнакомца не было видно, но бесформенные тени, мелькавшие в глубине зарослей, говорили о том, что Незнакомцы были недалеко. Вдруг Синклер услышал знакомый скрежет и повернулся, ища свой пруток.

Лишь теперь, потрясенный, он осознал, в какой катавасии он побывал. Титановый пруток оказался сплющенным и согнутым, образовав какую-то непостижимо чуждую и сложную композицию. У Синклера задрожали руки, когда он поднял пруток и увидел сложнейшие замкнутые петли безукоризненной формы, которые потребовали бы многих часов терпеливой работы земного умельца, да и то лишь с помощью сварки электронным пучком. Однако это диво было изготовлено в долю секунды, пока пруток падал из рук Синклера. И оно было совершенно холодное на ощупь.

Это необыкновенное явление с инженерной точки зрения было совершенно бессмысленным. Это было невозможно и в то же время существовало. И именно этот пруток больше, чем что бы то ни было другое на Проклятой, заставил Синклера покрыться холодным потом, недоумевать и внезапно испугаться. Продолжая держать пруток в руке, Синклер повернулся и не спеша последовал за Незнакомцами в заросли.

- Синклер ушел, - объявил Уолд, обнаружив Преллена в штурманской рубке "Максвелла".

- Куда? - сразу насторожился Преллен.

- Не знаю. Думаю - туда, в заросли.

- Черт возьми! - вскричал Преллен. - Значит, он скорее всего поперся туда, чтобы самому взглянуть на Незнакомцев. Как ни опротивел мне Флот, но все же вряд ли стоит возвращать ему его же технический персонал в состоянии шока, а ведь, принимая во внимание косность Синклера, только этим дело и кончится. Так или иначе, Энтони, а лайнер ФТЛ всего в шестнадцати световых часах от нас, и мы обязаны вызволить этого идиота, пока он не свихнулся.

- Нет! - твердо сказал Уолд. - Я понимаю, что должен вызволить этого идиота. Но если он ушел давно - а я думаю, что так оно и было, - то сейчас успел уйти слишком далеко. Слишком далеко даже для вас. Я прихвачу с собой парочку психиатров и тройную дозу мескалина. Если мы не вернемся, не выходите наружу, но постарайтесь разыскать нас.

- А что, действительно в глубинных районах так опасно?

- Хуже некуда, - ответил Уолд. - У вас есть статистика нервных расстройств членов исследовательских групп. Попробуйте соотнести ее с процентом расстройств среди всего персонала.

Преллен криво улыбнулся.

- Я уже сделал это, - сказал он. - Ну что ж, вы ведь доктор. Что еще вам пригодится в дороге?

- Только молитвы да бездна воображения, - невозмутимо заявил Уолд. Кажется, только на это там и можно опереться.

- Тогда желаю удачи, - сказал Преллен. - О, Энтони...

- Ну?

- Я не знаю, почему Синклер пошел туда в одиночку, но если в результате ваших психологических упражнений ему будет причинен вред, вы знаете, как я буду вынужден поступить с вами!

- Ничего другого я и не жду, - ответил Уолд. - Но, капитан, вам бы пришлось проделать адскую работу, чтобы найти улики.

В зарослях не было заметно тропинок, но пружинящие пальчатые стебли позволяли Синклеру почти без отклонений двигаться в любом направлении. Пускаясь в путь, Синклер мысленно отметил положение Солнца, решив следовать к дальнему, низко расположенному участку листвы, в котором ощущалось какое-то движение. Этот участок явно чувствовал приближение Синклера и двигался впереди него, иногда очень быстро, но ни разу не удаляясь настолько, чтобы исчезнуть из поля зрения Синклера.

Синклер не мог узнать, был ли там один Незнакомец или целая группа, но вот почему чужаки проявляют себя только таким образом, Синклер не умел объяснить, хоть и был физиком.

Понять всю эту ситуацию можно было, лишь сочтя действия Незнакомцев приманкой либо приглашением следовать дальше. Поскольку Уолд заверял его, что Незнакомцы не опасны человеку, Синклер не испытывал особой тревоги, следуя за ними, куда бы они его ни привели.

Но честно говоря, в глубине души он вовсе не был так уж спокоен. Короткая стычка с Незнакомцем серьезно поколебала его веру в широту собственного воображения, и он вспомнил наставления Уолда об опасности контактов с чужаками. Но сама по себе возможность разузнать хоть что-то о способе, при помощи которого титановый стержень за несколько миллисекунд без нагрева преобразуется в сложнейшую форму, была неодолимо притягательна для Синклера.

Синклер шел уже час, но внезапно остановился - у него начались галлюцинации. Появилось странное ощущение, будто перед ним и вокруг него на мгновение выросли громадные башни - башни, которые возникли и пропадали настолько быстро, что он воспринял их скорее подсознательно. Однако четкость изображения была такова, что оно запечатлелось в сознании как несомненная реальность. Все еще в оцепенении Синклер осматривался вокруг, пытаясь понять, что же могло так подстегнуть его фантазию. Но заросли по-прежнему спокойно шевелились.

Внезапно Синклера поглотил ад. Он провалился в центр какой-то темной вращающейся громадины, которая вполне могла бы оказаться одной из машин в оружейных мастерских преисподней. Или частью грохочущего, ошеломляющего сверхгигантского города, настолько же превышающего понимание и выносливость Синклера, насколько наши города были бы непонятны и невыносимы для кроманьонца или неандертальца. Мозг Синклера буквально разрывало от нестерпимой дикости впечатлений, полных грохота, грязи, буйства и непреодолимой силы.

И это видение исчезло так же быстро, как и появилось. Лишь ощущение беспокойства, оставшееся в разгоряченном мозгу Синклера, да грохот, все еще звучавший в его ушах, продолжали напоминать о перенесенном шоке. Чувство ужаса росло, росло, и Синклер, словно зачарованный, со страхом ожидал того, что еще предстояло ему.

По-прежнему ничего не понимая, Синклер пытался уследить за вереницей миражей - за различными сценами и символами, проплывавшими перед ним. Он не мог отличить иллюзии от реальных фактов, и ему приходилось не истолковывать, а лишь фиксировать то, что он видел. Но даже это вызывало спазмы в его желудке и головокружение. Тем временем в окружающей обстановке произошли ошеломляющие, явно неправдоподобные изменения. Мрачные тени чудовищного сатанинского комплекса уступили место добела раскаленному кусочку пустыни, затем ледяной тьме, которая местами расцвечивалась беспорядочными мерцаниями, столь невообразимо далекими, что глазам было больно. Вновь и вновь изображения незаметно переходили из одного в другое, и затуманивались, и снова прояснялись; становясь реальностью и приобретая чужой, непостижимый смысл, они воздействовали на неизвестные, не свойственные человеку семантические переключатели и изнуряли Синклера; на такие эмоции не был рассчитан его организм.