Каждое пернатое племя занимало отдельную часть острова. Тупики, или морские попугаи, как их называют матросы за их большой крючковатый клюв, заселили песчаный откос. Там они устраивали свои гнезда в глубоких норах, защищённых от нападения хищных поморников и полярных чаек. Чистики захватили один из скалистых углов острова и сидели прямо, тесными рядами, как крохотные пингвины. Каждая пара их, уединившись от другой, занималась своим единственным драгоценным яйцом. Неподалёку от них расположились шумными стаями крупные, хищные, с чёрными спинами, морские чайки. Их вопли и дикие крики сливались в оглушительный концерт. А поморники, или, как их называют, ванны, не столь многочисленные, как другие обитатели острова, занимали более низкие уступы и трещины скал под колонией тупиков. Это место им нравилось больше всего. Они не хотели и не умели рыть нор, подобно маленьким смешным тупикам, и слишком ценили свои драгоценные яйца, чтобы нести их на узких открытых выступах утёса, где не хватало места для устройства настоящих гнёзд. Словом, они поселились там, где им хотелось. Полярные чайки, чистики и тупики — все они также были уверены, что занимают лучшую часть острова, и чувствовали себя вполне довольными.

Самыми слабыми в этом многочисленном царстве пернатых были тупики. Но у них были другие качества, заменявшие недостаток роста и силы. Они умели рыть для своих гнёзд глубокие норы, где их яйца и птенцы были в полной безопасности от нападений поморников и морских чаек. Каждый клочок песчаного берега был изрыт их жилищами. На дне каждой норы находилось или одно большое яйцо, или довольно странный птенец с огромной головой, громадным клювом и ненасытным аппетитом. К концу июня большинство из них уже вылезло из яиц. У входа каждой норы сидел на страже один из родителей, тогда как другой ловил рыбу, чтобы наполнять ненасытную утробу своего птенца. Эти серьёзные и странные птицы сидели прямо, неподвижно, бесконечными рядами, охраняя свои дома. Их спокойный, деловой вид был так непохож на шумное поведение остальных птиц.

Слева от страны тупиков, где скалы сразу обрывались, находилась наполненная землёй расселина, в которой можно было устроить только одно гнездо.

Поселившаяся здесь семья тупиков была отделена от других, так как её жилье находилось в восьми или десяти футах от гнезда её сородичей. Из большого единственного яйца благополучно вылупился птенец с почти постоянно открытым клювом. Несмотря на заботы своих родителей, он был всегда голоден. Как водится, его отец сидел на страже у входа в нору, а мать отправилась ловить рыбу за белой полосой прибоя.

Тупик — странная и занятная птица. Туловище у него белое снизу, черновато-бурое сверху с грязновато-серой полосой на шее. Ноги перепончатые, как у утки, крепкий, как у пингвина, хвост, очень небольшие, но сильные крылья и круглая голова. Зато клюв страшно смешной: изогнутый, как у попугая, длинный и высокий, он кажется тяжелее и больше головы. Кроме того он снабжён, неизвестно для какой цели, роговыми пластинками. Над каждым глазом тупика торчит небольшой рог, похожий на бородавку. А в каждом углу клюва, в том месте, где он соединяется с колеёй головы, виден ярко-красный, сморщенный и мясистый придаток, похожий на крохотную розу. Клюв этот, конечно, пригоден для рытья земли и рыбной ловли, но странные наросты совершенно бесполезны и только уродуют его.

Над уступами утёса, над белой пеной прибоя, над свинцово-серыми волнами громко хлопали бесчисленные крылья больших морских чаек и поморников. Туники старались летать как можно меньше. Быстро и прямо неслись они от своих гнёзд к морю, хватали рыбу и с добычей возвращались домой. На всём пространстве их небольшой колонии, на изрытой норами южной части острова, всё было тихо. Слышны были только хлопанья крыльев трёх или четырёх морских хищников, смотревших, кого бы ограбить.

Этих-то разбойников и боялся больше всего тупик, сидевший у входа в своё гнездо, на краю колонии.

Он был стар и опытен. Он знал, что легкокрылые поморники, хотя они и вдвое меньше полярных морских чаек, были гораздо опаснее их, так как очень храбры. В гнезде послышалось нетерпеливое карканье голодного птенца. Тупик повернулся, сунул свой большой клюв в нору и что-то тихо проворчал, как бы успокаивая своё дитя. Когда он вытянул голову обратно и взглянул вверх, перья на его шее взъерошились, и он сердито щёлкнул клювом. Огромный поморник ржавого цвета с черными крапинками, длиннохвостый, с крыльями, как у коршуна, кружился прямо над ним и смотрел на него злыми глазами.

Минуты за две перед этим жена тупика, отправившаяся на охоту в море, заметила жирную селёдку на глубине одного фута под поверхностью прозрачной, зеркальной волны. Расплескав во все стороны воду, она нырнула и пустилась преследовать рыбу, которая плыла с поразительной быстротой. Чтобы догнать её, тупичихе пришлось пустить в ход не только свои сильные перепончатые ноги, но и короткие крепкие крылья. Так мчалась она под водой, похожая сверху на странное существо, на какую-то фантастическую смесь птицы и рыбы. Наконец она поймала селёдку и крепко стиснула её своим сильным клювом. Затем, отчаянно хлопая крыльями и разбрызгивая воду, она выбралась из моря, поднялась на воздух и, как пуля, понеслась прямо к дому с добычей во рту, прорезая высокую пену прибоя.

Тупик поднял глаза и увидел свою летящую подругу. Поморник, следивший за его взглядом, также заметил тупичиху и жирную селёдку, которую она несла. Без малейшего усилия, одним только великолепным взмахом, распустил он свои длинные крылья и пустился ей наперерез.

Тупичиха, несмотря на свой огромный клюв и на тяжесть селёдки, понеслась стрелою над утёсами, когда увидела спускавшегося к ней хищника. Она метнулась в сторону и удачно избежала удара. Но в то же мгновение она почувствовала над собой взмахи крыльев, едва не сбившие её на землю. Длинный, прямой и крючковатый, как у коршуна, клюв громко щёлкнул у самой её головы, пытаясь схватить рыбу, которую она несла. Но птица, несмотря на свой испуг, всё же не растерялась. Стараясь крепко держать свою добычу, она уравновесила крылья и снова полетела к своей норе. Тут и муж заметил грозившую ей опасность. После короткого колебания он бросился вниз по откосу, спеша на помощь жене. Как бомба, он налетел на хищника, который готовился ко второму нападению. Взбешённый тупик набросился на разбойника сзади и едва не перевернул его вверх ногами. Целую минуту поморник отчаянно хлопал крыльями, чтобы удержаться на воздухе и не разбиться о скалы. Когда он наконец пришёл в себя, его противник был уже на море и с наслаждением плавал в волнах. Тупичиха, продолжавшая держать рыбу в своём уродливом клюве, успела тем временем скользнуть в гнездо и принялась кормить своего прожорливого птенца.

Поморник был вне себя от своей неудачи. Будь он коршуном или соколом, на которых он до некоторой степени был похож, и будь у него такие же, как у них, смертоносные когти, нападение на самку тупика окончилось бы совсем иначе. Но его красивые черные ноги не были вооружены ничем, кроме перепонок для плавания. Единственным его оружием были крючковатый клюв и длинные, сильные крылья. Но при его смелости и это оружие почти всегда обеспечивало ему победу. И потому поражение, которое ему только что нанесли две маленькие серьёзные птички, необычайно его рассердило. Со злобным криком понёсся он вдоль стерёгших свои норы тупиков, преследовавших его негодующим щёлканьем своих клювов. Щёлканье это, несмотря на громкий рёв прибоя и на пронзительные вопли морских птиц, отчётливо разносилось по всему острову. Время от времени поморник спускался ниже и наносил удар крылом какому-нибудь из этих бесстрашных часовых. Часовой сразу поднимался, ерошил свои перья и затем с оскорблённым видом снова занимал свой прежний сторожевой пост.

Но не из одной только жажды мести летел поморник над владениями тупиков. Он хотел есть — всё равно что: рыбу, яйца или птенцов. Прекрасный рыболов — хотя он не мог сравниться с тупиками, потому что не умел плавать под водой, как они,— он предпочитал однако, чтобы другие охотились для него, и любил отнимать силою добытую честным трудом добычу. Смелый и бесстрашный разбойник, он любил грабёж ради грабежа, И когда он летел над норами тупиков, несколько кружившихся в воздухе морских чаек поспешно спустились ниже, желая посмотреть, чем всё это кончится. Они надеялись, что в суматохе и им удастся, может быть, чем-нибудь поживиться.