Поистине офицеры и матросы, бывшие на службе у торгового дома Уильяма Эндру, составляли как бы одну семью, постепенно увеличивавшуюся по мере преуспевания дел хозяина.

Все эти обстоятельства вызывали подъем энтузиазма в команде «Франклина», отправлявшейся в новое продолжительное плавание без всяких тревог и опасений. Собрались отцы, матери, родственники попрощаться с ними, но все были веселы и спокойны, как бывает при проводах людей, которые не замедлят возвратиться обратно в скором времени. Раздавались пожелания:

— Счастливого пути и скорого возвращения!

И действительно, речь шла только о шестимесячном плавании, совершенно обыкновенном, в благоприятное время года — переходе из Сан-Диего в Калькутту и обратно, а вовсе не о какой-нибудь дальней экспедиции, на несколько лет. Все отъезжавшие уже участвовали во многих, гораздо более опасных плаваниях, и семьи не раз присутствовали при их отплытии.

Все приготовления к тому, чтобы сняться с якоря, подходили к концу. «Франклин» — на одном пока еще якоре — постепенно вытянулся из ряда судов, стоявших на рейде. С места своей стоянки трехмачтовое судно могло спокойно выбраться из пролива без помощи буксира. Достаточно было поднять якорь, поставить паруса, и легкий ветер с моря должен был вывести судно из бухты в открытое море, даже без перемены галса.

Капитан Джон Брэникен не мог пожелать более благоприятной погоды и попутного ветра, чтобы пуститься в открытое море, поверхность которого ярко сверкала от солнечных лучей. К десяти часам утра весь экипаж находился уже на судне. Ни один из матросов не мог отлучиться на берег, и путешествие как бы уже началось. С правой стороны судна, у сходней, находилось еще несколько портовых шлюпок, поджидавших тех, кто пожелал попрощаться с родственниками или друзьями на судне перед самым его отплытием. Хотя приливы и отливы вообще слабы в бассейне Тихого океана, тем не менее предпочтительнее было сняться с якоря во время отлива, который должен был вскоре наступить.

В числе присутствующих на первом плане были Уильям Эндру и миссис Брэникен с кормилицей, державшей на руках маленького Уайта. Их сопровождали Лен Боркер с женой, Джейн Боркер, двоюродной сестрой Долли Брэникен. Помощника капитана Гарри Фельтона, как человека неженатого, не провожал никто. Несомненно, что Уильям Эндру не поскупился на добрые пожелания и ему.

Гарри Фельтон находился в то время на баке, наблюдая за подъемом якоря. Слышен был уже металлический лязг цепи. «Франклин» постепенно выпрямился, и цепь все туже натягивалась. На грот-мачте развевался вымпел с инициалами торгового дома Эндру, тогда как национальный флаг на контр-бизани развернул по ветру свое полосатое полотнище, усеянное звездами, по числу штатов Союза. Раскрепленные паруса были уже приготовлены к установке, как только судно разовьет некоторую скорость.

На самом краю капитанского мостика, следя за всеми действиями команды, стоял Джон Брэникен, выслушивая последние наставления Уильяма Эндру. Затем судовладелец передал коносамент молодому капитану, говоря:

— Если бы вам пришлось почему-либо изменить первоначальный маршрут, поступайте, Джон, как признаете наиболее соответствующим нашим интересам, оповестив нас с первого же пункта, где вы бросите якорь. Быть может, «Франклин» войдет в один из портов на Филиппинских островах, так как вы ведь не предполагаете проходить по проливу Торреса.

— Нет, мистер Эндру, — отвечал на это капитан Джон, — я не намерен подвергать «Франклин» опасностям плавания по морям, омывающим северные берега Австралии. Путь мой лежит через Гавайи, Марианские острова, затем Филиппинские, Целебес, Макасарский пролив, а оттуда в Сингапур, через Яванское море. Из Сингапура же в Калькутту путь прямой. Я не предвижу каких-либо изменений в этом маршруте. На случай же, если будет необходимость передать мне что-либо экстренно, адресуйте либо в Минданао, куда, вероятно, я зайду, либо в Сингапур, где я обязательно брошу якорь.

— Хорошо, Джон. Вы же со своей стороны постарайтесь по возможности безотлагательно осведомиться насчет цен на товары в Калькутте. Возможно, тамошние цены вызовут изменения в первоначальных моих предположениях относительно товаров для обратного пути.

— Не премину сделать это, мистер Эндру, — отвечал Джон Брэникен.

В это время подошел Гарри Фельтон и сказал:

— У нас все готово, капитан.

— Начинается ли отлив?

— Да!

— Прекрасно, будьте готовы!

И, обращаясь к Уильяму Эндру, капитан Джон повторил:

— Еще раз благодарю вас, мистер Эндру, за предоставленную возможность командовать «Франклином». Надеюсь, сумею оправдать ваше доверие!

— Нисколько не сомневаюсь в этом, Джон, — ответил Уильям Эндру, — я уверен, что не мог бы отдать в более надежные руки интересы моего дома.

Крепко пожав руку молодого капитана, судовладелец с капитанского мостика направился к сходням. Тогда к мужу подошли миссис Брэникен в сопровождении кормилицы с ребенком, а также супруги Боркер. Момент разлуки приближался. Капитану Джону Брэ-никену оставалось лишь попрощаться с женой и родственниками.

Известно уже, что Долли была всего только второй год замужем и ребенку их едва минуло девять месяцев. Хотя предстоящая разлука с мужем была для нее и тяжела, тем не менее Долли усилием воли поборола свою печаль. Двоюродная сестра ее Джейн, более слабая, не могла скрыть своего волнения. Она была искренно привязана к Долли, которая не один раз поддерживала и утешала ее в горестях жизни с мужем крутого и невоздержанного характера. Для Джейн не было тайной, что, хотя Долли и не высказывала своих тревог, она тем не менее испытывала их. Конечно, капитан Джон должен был вернуться обратно через шесть месяцев, но им предстояла во всяком случае разлука — первая со дня их свадьбы. Что же касается Лена Боркера, то он, будучи человеком незнакомым с душевными волнениями, ходил взад и вперед по мостику совершенно равнодушный, заложив руки в карманы.

Привлекая к себе жену, капитан Джон обратился к ней со словами:

— Дорогая Долли, разлука наша будет непродолжительной… Мы увидимся через несколько месяцев… Не бойся за меня! Нам нечего опасаться на таком судне и с таким экипажем! Будь мужественной, как и подобает жене моряка. К моему возвращению маленькому Уайту будет пятнадцать месяцев. Он уже будет большим мальчиком. Будет уже говорить, и первое слово, которое я услышу от него по возвращении…

— …будет твое имя, Джон! — отвечала Долли. — Оно будет первым словом, которое я научу его выговаривать! Мы будем постоянно говорить с ним о тебе! Джон, пиши мне при всякой возможности! С каким нетерпением я буду ожидать твоих писем. Пиши мне обо всем. Дай мне уверенность в том, что воспоминания обо мне всегда одинаково живы в твоем сердце и мыслях.

— Да, я буду писать тебе, дорогая Долли… Я буду сообщать тебе последовательно о нашем путешествии. Письма мои будут отчетом о плавании.

— Ах, Джон, я ревную тебя к этому морю, которое увлекает тебя так далеко от меня… Как завидую я тем, которые любят друг друга и могут не разлучаться! Впрочем, напрасно я об этом думаю.

— Дорогая моя, помни лишь одно: эта разлука вызвана только желанием дать тебе и ребенку довольство и счастье! Настанет время, когда мы будем обеспечены, и тогда уже не будет надобности нам разлучаться!

И, крепко поцеловав жену, он обратился к подошедшим к ним в это время Лену Боркеру и Джейн:

— Дорогой Лен, я оставляю на вас жену и сына! Я поручаю их вам, единственным нашим родственникам в Сан-Диего!

— Положитесь на нас, Джон, — отвечал на это Лен Боркер, пытаясь смягчить резкость своего голоса. — Долли не почувствует особой тягости разлуки.

— Мы постараемся ее утешить, — прибавила к этому миссис Боркер. — Ты сама знаешь, дорогая Долли, как я нежно люблю тебя. Я ежедневно буду проводить с тобой по несколько часов…

Разговор этот был прерван Гарри Фельтоном.

— Пора, капитан, сниматься!

— Хорошо, Гарри, — отвечал Джон Брэникен, — распорядитесь поднять кливера и контр-бизань.