- Вытягнем ли?

- Вытянем... - спокойно ответил Зенькович. - Не сразу, конечно, но вытянем. Ни Москва, ни Ленин, ни Сталин без помощи нас не оставят. Никогда русские люди в кабале не жили и не будут!..

Пролетка закачалась по ухабам раскисшей от дождя дороги. Зенькович сидел, привалившись к спинке пролетки, словно отдыхая. Глаза его были полузакрыты "Спит", - подумал Потылихин, но в ту же минуту Зенькович открыл глаза и заговорил с ним. Они стали вспоминать фамилии коммунистов, оставшихся на лесопильных заводах Маймаксы.

- Хороший народ, - повторял Зенькович, - очень хороший, крепкий народ.

Видно было, что он старается представить себе будущее, намечает план сопротивления, подсчитывает кадры, на которые можно будет опереться в тяжелой подпольной борьбе.

У домика с двумя окошками и несколькими вытянувшимися вдоль фасада чахлыми подсолнухами Потылихин остановил кучера.

Па крылечке показался хозяин.

- Кто там? - тревожным голосом спросил он.

Это я с военкомом, - ответил ему Потылихин. - Ты один?

- Нет, у меня ребята с завода и еще доктор Маринкин. Обсуждаем, где завтра выставить наш отряд.

- Вот и хорошо. Мы, Греков, к тебе как раз по этому поводу.

Потылихин и военком зашли в сени вслед за хозяином. В темноте завозились и закудахтали куры.

В кухне сидели на лавке двое рабочих. Третий гость, доктор Маринкин, заслоняя широкой спиной маленькое окошечко, сидел на табуретке.

- А ты зачем здесь? - спросил его Зенькович. Доктор Маринкин выпрямился и, разгладив пальцами пышные усы, спокойно проговорил:

- Зачем я, товарищ комиссар?.. Завтра сочту своим долгом явиться в рабочий отряд. Как же иначе?

Зенькович кивнул головой, как бы подтверждая, что другого ответа он от Маринкина и не ожидал. Затем военком взглянул на двух молодых рабочих, сидевших на лавке. Один из них, узкоплечий, с решительными и горячими глазами, заговорил первым:

- Лучше умереть, товарищ Зенькович, а не сдаваться...

- Надо не умирать, а побеждать! - остановил его военком. - Умереть легко, победить трудней. Твоя жизнь нужна родине...

В одном из двухэтажных особняков старинного архангельского квартала, в бывшей Немецкой слободе, собрался штаб готовящегося контрреволюционного восстания. Окна особняка были затянуты плотными шторами. Внизу, на первом этаже, толпились молодые люди, в которых, несмотря на их разношерстную одежду, нетрудно было узнать бывших офицеров царской армии. Они держались с гвардейским шиком, кстати и некстати вставляли в разговор французские слова. Многие из этих людей были завербованы в Петрограде тайной контрреволюционной организацией и прибыли сюда на деньги, выданные из американского и английского посольств. Одним- из главных вербовщиков был русский капитан Чаплин, несколько месяцев назад превратившийся в англичанина Томпсона. Чаплин проживал по английскому паспорту и работал в английском посольстве. В Архангельске Чаплин-Томпсон появился весной и по поручению британской контрразведки в течение всего лета тайно собирал контрреволюционные элементы.

Посольства Америки, Англии и Франции, зимой покинувшие Питер, в июле переселились в Вологду.

Дальнейшие планы интервенции на Севере были уже хорошо известны высшим чинам посольского корпуса - американскому послу Френсису и поверенному в делах Англии Линдлею. Затем, переехав из Вологды в Архангельск, Френсис и Линдлей укрепили свои старые связи с партией эсеров, кадетами и Чайковским, старым эсером, который был направлен в Архангельск белогвардейским "Союзом возрождения". Все было подготовлено для контрреволюционного переворота. Однако за день до него Френсису и многим другим представителям дипломатического корпуса пришлось по требованию советского правительства покинуть Архангельск. Они уехали в Кандалакшу. Чаплин же все-таки сумел остаться в городе. Он выполнил все инструкции Френсиса и Линдлея.

...В комнатах было шумно, накурено. Каждого уходившего поражал богато убранный стол, накрытый для ужина. Возле массивного дубового буфета на чайном столике кипел блестящий самовар. Около него на расписанном яркими цветами огромном подносе стояли стаканы и тарелка с лимонными ломтиками.

Все говорили свободно, громко, без всякой конспирации. Большинство собравшихся было уверено в успехе затеянного дела.

Особенно горячился молодой, очень странно одетый человек, бывший офицер царской армии Ларский. Он скрывался в Архангельске и под чужой фамилией работал конторщиком на станции Исакогорка. Вместо обычной гимнастерки на Ларском был клетчатый длиннополый пиджак, небрежно повязанный галстук и старые казачьи штаны с лампасами, заправленные в латаные сапоги.

- Прежде всего, господа, надо очистить тюрьму! - кричал он. - Набьем ее большевиками!

- Ты идеалист, Ларский, - отвечал ему высокий, мрачного вида офицер. Большевиков надо просто стрелять! Или топить в Двине!

В кабинете с оттоманкой, письменным столом и двумя книжными шкафами было тише, чем в других комнатах. У стола, развалясь в кресле, сидел Чаплин, бритый, с седыми висками, в морской английской форме капитана второго ранга. Перед ним стоял начальник Беломорского конного отряда Берс, бывший ротмистр, некогда служившим в "дикой дивизии".

- Правительство уже создано, - говорил Чаплин. - Во главе его станет народный социалист Чайковский. Министрами будут Маслов, Гуковский. Все эсеры. И кадеты есть... - он стал называть имена. - Все это будет называться Верховным управлением Северной области.

- Георгий Ермолаич, - сказал Берс, - этих недоносков я выгнал бы отсюда!

- Но ты их не выгонишь, - улыбнулся Чаплин. - Ты будешь им подчиняться.

Заметив злобу в глазах кавалериста, он быстро добавил:

- Это же просто ширма... Англичане высадятся завтра днем. Местное правительство создается по инициативе американцев. Им это нужно для формы: они не сами приходят, а их зовут на помощь. Понял?

Чаплин отчеканивал каждую фразу, отделяя одну от другой короткими паузами.

- В четыре утра выступать! У тебя все готово?

- Все.

- Прапорщика Ларского с отрядом поручика Кипарисова ты вышлешь на левый берег Двины!.. Они займут пристань и станцию Исакогорку. Понял? В средствах не стесняйся! Зеньковича поймай во что бы то ни стало, где хочешь, и кончи на месте. Из оставшихся это, по-моему, самый опасный большевик.

- О, я без церемоний!

Берс громко рассмеялся и вышел. Чаплин разложил на столе план Архангельска.

- Прошу вас, господа... - обратился он к находившимся в комнате морским офицерам. - Переворот мы начнем с занятия штаба... Потом телеграф, банк, железная дорога, флотские казармы... События развернутся с необыкновенной быстротой и в той последовательности, которая уже намечена англо-американским штабом.

- Но мне известно, что большевики хотят сопротивляться, - сказал Чаплину офицер средних лет в матросском бушлате. Это был флаг-секретарь адмирала Викорста. - Я выполняю распоряжение своего непосредственного начальника. Адмирал не желает действовать вслепую. Имеются сведения, что Зенькович сколачивает какие-то рабочие отряды...

- Передайте адмиралу, что они будут уничтожены! - раздраженно закричал Чаплин. - Понятно?

Посольская яхта стояла на двух якорях в заливе Кандалакшской губы. В горле ее, вытянувшись цепочкой по направлению к заросшим лесочками островам, слегка покачивались от утренней зыби военные суда интервентов.

Генерал Пуль, командующий экспедиционным корпусом, приехавший сюда из Мурманска на свидание с послами, отбыл ночью в Архангельск. Послы Антанты пока еще задерживались здесь, ожидая дальнейшего развития событий.

Был ранний час. На баке, неподалеку от носового флагштока, возле машины с тросовым валом для спуска якорей, в двух расставленных друг перед другом шезлонгах сидели в ожидании первого утреннего завтрака сэр Дэвид Роланд Френрис, американский посол, и мистер Линдлей, британский поверенный.

По настоянию Френсиса эти утренние полчаса неизменно посвящались обсуждению тех вопросов, которые предстояло решить днем. Семидесятилетний Френсис, старейшина дипломатического корпуса, находившегося в России, требовал пунктуальности не только от вечно рассеянного французского посла, но и от своего английского коллеги.