– Я размышлял, – сказал мистер Пиквик, – о странной превратности человеческой судьбы.

– О! Понимаю! Сегодня входишь во дворец через дверь, завтра вылетаешь в окно. Сэр – философ?

– Наблюдатель человеческой природы, сэр, – ответил мистер Пикник.

– Ну? Я – тоже. Как и большинство людей, у которых мало дела и еще меньше дохода. Сэр – поэт?

– У моего друга мистера Снодграсса большая склонность к поэзии, – ответил мистер Пиквик.

– Как и у меня, – сказал незнакомец. – Эпическая поэма – десять тысяч строк – июльская революция – сочинил на месте происшествия – Марс Днем, Аполлон ночью – грохот орудий, бряцание лиры...

– Вы были свидетелем этого замечательного события, сэр? – спросил мистер Снодграсс.

– Свидетелем? Еще бы[18] – заряжаю мушкет – заряжаюсь идеей – бросился в винный погребок – записал – назад – бац! бац! – новая идея – слова в погребок – перо и чернила – снова назад – режь, руби – славное время, сэр.

Он неожиданно повернулся к мистеру Уинклю:

– Спортсмен, сэр?

– Немного, сэр, – ответил этот джентльмен.

– Прекрасное занятие, сэр, – превосходное занятие – собаки, сэр?

– Сейчас нет.

– Что вы! Займитесь собаками – прекрасные животные – умные твари – был у меня пес – пойнтер – удивительное чутье – однажды вышли на охоту – огороженное место – свистнул – собака ни с места – снова свистнул – Понто! – ни с места: как вкопанная – зову – Понто! Понто! – не двигается – собака приросла к месту – уставилась на забор – взглянул и я – вижу объявление: «Сторожу приказано убивать собак, проникших за эту ограду», – не пошла – изумительный пес, редкий был пес – весьма!

– Факт исключительный! – заметил мистер Пиквик. – Позвольте записать.

– Пожалуйста, сэр, сколько угодно. Сотни рассказов об этой собачке. Хорошенькая девочка, сэр? (Сие относилось к мистеру Треси Тапмену, расточавшему отнюдь не пиквикистские взгляды юной леди, стоявшей у дороги.)

– Очень! – согласился мистер Тапмен.

– Ну, англичанки не так хороши, как испанки, – прелестные создания – волосы – черные как смоль – глаза черные – стройные фигуры – чудные создания – красавицы!

– Вы были в Испании, сэр? – спросил мистер Тапмен.

– Жил там целую вечность.

– Много одержали побед, сэр? – допытывался мистер Тапмен.

– Побед? Тысячи! – Дон Болеро Фицгиг-Гранд – единственная дочь – донна Христина – прелестное создание – любила меня до безумия – ревнивый отец – великодушная дочь – красивый англичанин – донна Христина в отчаянии – синильная кислота – у меня в чемодане желудочный зонд – сделали промывание – старик Болеро Фицгиг в восторге – соглашается на наш союз – руки соединены и море слез – и романтическая история – весьма!

– Эта леди теперь в Англии, сэр? – полюбопытствовал мистер Тапмен, на которого описание ее прелестей произвело сильнейшее впечатление.

– Умерла, сэр, умерла, – сказал незнакомец, прикладывая к глазу остаток древнего батистового платочка, – не могла оправиться после промывания – слабый организм – пала жертвой.

– А отец? – задал вопрос поэтический мистер Снодграсс.

– Угрызения совести и отчаяние – внезапное исчезновение – город только об этом и говорит – ищут повсюду – безуспешно – вдруг перестал бить фонтан на главной площади – недели идут – засорился – рабочие начинают чистить – вода выкачана – нашли тестя – застрял головой вперед в трубе – полная исповедь в правом сапоге – вытащили, и фонтан забил по-прежнему.

– Вы позволите мне записать эту романтическую историю, сэр? – спросил потрясенный мистер Снодграсс.

– Сколько угодно, сэр, сколько угодно, еще пятьдесят таких, если они вам по вкусу, – необыкновенная у меня жизнь – любопытная биография – ничего исключительного, но все же необычно.

В таком духе, – а в виде вводных предложений пропуская по стаканчику эля, когда меняли лошадей, – разглагольствовал незнакомец, пока они не достигли Рочестерского моста, и за это время записные книжки мистера Пиквика и мистера Снодграсса вместили немало его приключений.

– Величественные развалины! – воскликнул мистер Огастес Снодграсс с отличавшим его поэтическим пылом, когда перед ними открылся вид красивого старого замка.

– Какая находка для любителя древности! – вырвалось из уст мистера Пиквика, когда он приставил к глазу подзорную трубу.

– Прекрасное место, – сказал незнакомец, – славная руина – хмурые стены – шаткие своды – темные закоулки – лестницы вот-вот рухнут – древний собор – затхлый запах – древние ступени стерты ногами пилигримов – маленькие саксонские двери[19] – исповедальни, словно будки театральных кассиров – чудной народ эти монахи – папы и лорды – казначеи и всякого рода старцы с толстыми, красными физиономиями и сломанными носами – колеты буйволовой кожи – кремневые ружья – саркофаг – прекрасное место – древние легенды – странные истории – чудесно!

И незнакомец продолжал монолог, пока они не подъехали к гостинице «Бык» на Хай-стрит, куда подкатила карета.

– Вы остановитесь здесь, сэр? – спросил мистер Уинкль.

– Здесь? – Нет – вам советую – хорошее заведение – прекрасные постели – рядом гостиница Райта, дорого – очень дорого – только посмотришь на слугу, приписывается полкроны к счету – обедаете у друзей, насчитывают еще больше, чем если б вы обедали в гостинице, – странные типы – весьма!

Мистер Уинкль прошептал несколько слов мистеру Пиквику; шепот перешел от мистера Пиквика к мистеру Снодграссу, от мистера Снодграсса к мистеру Тапмену, и они обменялись знаками согласия. Мистер Пиквик обратился к незнакомцу:

– Сегодня утром, сэр, вы оказали нам важную услугу. Разрешите хоть как-нибудь вас отблагодарить. Мы просим оказать нам честь отобедать с нами.

– С большим удовольствием – не смею распоряжаться, но жареная курица с грибами – превосходная вещь! В котором часу?

– Позвольте, – вытаскивая часы, ответил мистер Пиквик. – Сейчас около трех. Назначим на пять?

– Очень удобно, – сказал незнакомец, – ровно в пять – а пока всего хорошего.

И, приподняв на несколько дюймов помятую шляпу и небрежно надев се набекрень, незнакомец, с торчащим из кармана пакетом в оберточной бумаге, быстро прошел по двору и свернул на Хай-стрит.

– Очевидно, он изъездил много стран и пристально наблюдал людей и события, – сказал мистер Пиквик.

– Мне бы хотелось взглянуть на его поэму, – сказал мистер Снодграсс.

– А мне бы очень хотелось видеть эту собаку, – сказал мистер Уинкль.

Мистер Тапмен не сказал ничего. По думал он о донне Христине, о зонде для промывания желудка и о фонтане. Слезы навернулись у него на глазах.

Заняв отдельную гостиную, осмотрев спальни, заказав обед, они все вместе отправились обозревать город и ближайшие окрестности.

Внимательно читая заметки мистера Пикника о четырех городах – Страуде, Рочестере, Четеме и Бромтоне, мы не нашли, чтобы его впечатления существенно отличались от впечатлений других путешественников, побывавших в тех же городах. Мы слегка сокращаем его описание.

«Главное, что водится в этих городах, – пишет мистер Пиквик, – это, по-видимому, солдаты, матросы, евреи, мел, креветки, офицеры и портовые чиновники. На более людных улицах выставлены на продажу: разная рухлядь, леденцы, яблоки, камбала и устрицы. Улицы имеют оживленный вид, чему главным образом способствует веселый нрав военных. Для ума, вдохновленного любовью к человечеству, является истинным наслаждением созерцать этих храбрецов, бродящих по улицам и пошатывающихся от избытка жизненных сил и горячительных напитков, особенно если мы вспомним, что следовать за ними и обмениваться с ними шутками доставляет дешевое и невинное развлечение подрастающего поколения. Ничто (добавляет мистер Пиквик) не может нарушить их добродушия. За день до моего приезда один из них был оскорблен самым грубым образом в трактире. Буфетчица наотрез отказалась отпустить ему новую порцию напитков, в ответ на что он (разумеется, шутя) извлек свой штык и ранил ее в плечо. И все же славный малый сам пришел на следующее утро в трактир и выразил готовность не придавать значения этому делу и позабыть то, что произошло.