Пекин большой город, но далеко не такой красивый как, скажем, Чанъань,[12] Лоян или Гуанчоу, но Парк Огненных Лошадей по настоящему великолепен, особенно после дождя, когда воздух наполнен запахом сосен, тополей, ив и робиний. Мастер Ли приказал мне идти к Глазу Спокойствия, это не самое мое любимое место. Маленькое круглое озеро в углу, облюбованное старыми грешниками, которые в последний момент решили раскаяться — место не слишком располагающее к разговору. По какой-то причине все эти чудаковатые старикашки считают, что дряхлость и святость — это одно и то же. Все их разговоры состоят из «гу-гу-гу», слюна течет из беззубых ртов, время от времени они с показной скромностью бросают взгляды на Небеса. Я думаю, что они пытаются доказать, насколько они безгрешны. И к тому же они все следуют примеру святого Чиан Тай Куна и сидят на скамейках с удочками в руках, тщательно поддерживая крючки на высоте трех чи над уровнем воды. (Чиан Тай Кун любил рыбачить, но отказывался забирать жизнь, и обычно говорил, что если рыба хочет выпрыгнуть и закончить жизнь самоубийством, это ее личное дело.) Продавцы бойко торговали червями. Старые негодяи покупали полные корзины и кидали взгляд на небо, когда напоказ освобождали их. Откровенно говоря у меня всегда мурашки бежали по коже, когда я оказывался здесь.

Мастер Ли заставил меня обойти вокруг озера, пока не нашел того, кого искал. Потом он слез с моей спины и подошел к начинающему святому, который сильно напоминал жабу. На каждом ухе у него было по кожаной затычке, удерживавшихся на месте головной повязкой, и Мастер Ли не долго думая снял ее. Я взял одну из этих затычек, приложил к своему уху и какое-то время слушал замечательное линн-линн-линн, звук Золотых Колокольчиков, маленьких насекомых из Суцхоу, которые поют так сладко, что вдовы хранят их в маленьких клетках за своими подушками: пенье успокаивает и навевает серебряные сны.

Говорят, что Золотые Колокольчики внушают чистые мысли, и по лицу жабы можно было подумать, что это правда. Я вежливо поднял и передвинул парочку старикашек, так что Мастер Ли и я сели по бокам от старого гада.

— Гу—гу—гу? — спросил старикашка.

— Гу—гу—гу, — ответил я.

Выпученные глаза гада медленно перешли на Мастера Ли.

— Я этого не делал, — сказал он.

— Десять свидетелей, — отозвался Мастер Ли.

— Лжецы. Все. Вы не сможете ничего доказать.

И гад опять перевел взгляд на висящий в воздухе крючок. Его рот был так упрямо сжат, что я решил, что даже Мастер Ли не сможет добыть из него ни единого слова.

— Ксянг, я завидую вам, — печально сказал Мастер Ли. — Вы смотрите на все неземным взором, можете повернуться спиной к жизни и отказаться от такого обычного человеческого удовольствия, как процветание своей семьи. Например ваш племянник. Как его зовут? Чен? Чоу Чен из Чао-чи'инг, многообещающий молодой человек. Я слышал, что он поднялся к самой вершине Чао-чи'инг, и подмял под себя продажу Дьявольского Зонтика и Шаровой Молнии.

Гад, не шевелясь, продолжал глядеть вперед.

— Я также слышал, что на вырученные деньги он купил себе кресло в совете Пурпурных Цветов. Такой молодой, и такой предусмотрительный! — В голосе Мастера Ли послышалось восхищение. — Я предсказываю, что парень далеко пойдет, и не в последнюю очередь потому, что он знает, как поступать со своими доходами. Последней ночью, к примеру, я встретил одного восхитительного юношу с полной трубкой Дьявольского Зонтика, пальцы которого были в странных металлических пятнах, которые получаются от чеканки монет, и я видел, как он постоянно толчется около Денежной Биржи Менга. Такой юноша должен знать множество ценных секретов — например, что это за здание — и вы знаете, что мы увидели, когда шли сюда? Банда Пурпурных Цветов собиралась взломать дверь Биржи, и я очень сомневаюсь, что они хотят что-нибудь украсть. Скорее они собираются привлечь внимание властей к некоторым странным вещам внутри.

Удочка в руках старого гада задрожала.

— Все знают, что Денежная Биржа Менга — только вывеска, за которой занимаются незаконными делами, — задумчиво продолжал Мастер Ли. — Говорят, что ее возглавляет Второй Помощник Министра Финансов, и можете ли вы представить, что мы сегодня видели у Одноглазого Вонга? Блестящий молодой человек, имеющий возможность доставать линь-чин, дал небольшую дозу Шаровой Молнии Госпоже Хоу, и прошептал несколько слов в ее изящное ушко — ну, вы же знаете Госпожу Хоу. А теперь угадайте, на кого она накинулась со своим маленьким кинжалом? На Второго Помощника Министра Финансов, который, как я подозреваю, в настоящее время является кем-то вроде императора контрабандистов. Я не очень удивлюсь, если у вашего юного племянника и его друзей будут большие неприятности, в том случае, конечно, если кто-нибудь другой еще раньше не отрубит им головы.

Гад уронил удочку в воду. — Ли Као, вы же конечно не сделаете этого, — жалобно сказал он. — Он еще совсем мальчик.

— И совершенно замечательный, как я вам говорил, — тепло заметил Мастер Ли.

— Немного невоспитанный, но кто из нас в молодости не был таким, — сказал гад. — Вы должны извинить его за ребяческие амбиции.

— Юность надо воспитывать, — учительским тоном сказал Мастер Ли. — Иногда даже набив рот трюфелями, обрызганными соевым творожным соусом.

— Ли Као, если вы работаете на Секретную Службу, я могу вам дать парочку полезных советов, — с надеждой сказал гад.

— Нет необходимости, — ответил Мастер Ли. — Мне нужны не отговорки, а мнение эксперта. — Он вынул фрагмент манускрипта и передал его старику. — Вы знаете кого-нибудь, кто мог сделать это?

Гад смотрел на клочок не больше пяти секунд, потом его глаза полезли на лоб, а челюсть отвисла.

— Великий Будда! — выдохнул он. — Знаю ли я кого-нибудь, кто может это сделать? Никто, кроме самих богов!

Он поднял фрагмент к свету, забыв обо всем остальном, и Мастер Ли воспользовался случаем, чтобы продолжить мое обучение.

— Бык, за всю историю было не больше десяти великих каллиграфов, чьи творения настолько ценны, что короли и императоры начинали войны только для того, чтобы получить их рукопись, — сказал он. — Невозможно ошибиться, увидев начертанные ими иероглифы, и знаток не может посмотреть на этот фрагмент без крика "Сыма Цянь![13]" Ты конечно изучал его произведения в школе?

Конечно изучал, и я не собирался ударить в грязь лицом перед Мастером Ли. В школе я особенно любил историю. И мог прочитать наизусть: "Когда император вошел в Зал Благоухающей Добродетели, из темного угла налетел жестокий ветер, и выползла огромная змея, которая обвилась вокруг трона. Император потерял сознание, и в ту же ночь землетрясение сотрясло Лоян, волны хлынули на берег, а в болотах жалобно закричали цапли. На пятый день шестой луны длинная полоса черного тумана вплыла в Зал Наложниц, горячее и холодное стали неразличимы, курицы превратились в петухов, женщины в мужчин, и кровавые куски плоти упали с неба." Да, великолепный текст, как раз такой, который надо давать подрастающим мальчикам, и мы были достаточно взрослыми, чтобы читать самого великого из всех историков. И вот то, что Сыма Цянь сказал о том же самом предмете: "Династия Чжоу почти исчезла." Невероятно!

— Ничего не может быть труднее, чем подделать настоящего каллиграфа, а подделать великих просто невозможно, — объяснил Мастер Ли. — Личность автора сквозит в каждом взмахе кисти, и фальсификатор должен стать тем, кого он подделывает. Кто-то совершил невозможное, подделав Сыма Цяня, но самое непонятное то, что он даже не стал скрывать, что это подделка.

— Господин? — не понял я.

— Ты бы написал имя своего отца, если бы не ссылался на него?

— Конечно нет, — ответил я, повергнутый в ужас самой мыслью о подобном святотатстве. — Это в высшей степени невежливо, и может даже навлечь на его дух нападение демонов.

вернуться

12

Чанъань- столица Китая во времена династии Тан.

вернуться

13

Сыма Цянь(около 145 или 135 — около 86 до н. э.), древнекитайский историк, автор первой сводной истории Китая "Ши цзи" ("Исторические записки"). Сын главного историографа ханьского двора Сыма Таня, Сыма Цянь в 108 наследовал должность отца и собранные им материалы, много и упорно работал и, несмотря на опалу, в 90-х гг. 1 в. до н. э. завершил свой грандиозный труд, послуживший образцом для последующих династийных историй. В 99 до н. э. Сыма Цянь оказался замешан в деле Ли Лина и Ли Гуанли, двух полководцев, обвинявшихся в провале кампании против хунну. В качестве обвинителя выступил сам государь, а Сыма Цянь, единственный во всём чиновничьем корпусе, осмелился подать голос в защиту обвиняемых. Император приговорил Сыма к смертной казни. В качестве альтернативы, согласно законам того времени, приговорённому предлагались откуп или кастрация. За неимением денег, мучась позором и связанный долгом перед отцом, Сыма Цянь выбрал последнее.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: