Она была права. Конечно. Но как?

Они дали нам одеяла, Стуан помог Кирину соорудить для нас палатку в стороне от остальных, видимо, из-за меня. Огонь погасили, первые стражи заняли свое место, Кирин вызвался присоединиться к ним. Я свернулась рядом с Нией, потерла ее плечо. Она похлопала меня по спине, но ничего не сказала. Хоуп лежала за мной, и я слышала храп и сопение из лагеря. Мне нужно было, чтобы они пошли за мной, чтобы уважали меня. Но не как Хелевису, не из страха. Я не была такой и не хотела становиться или даже притворяться такой. И я хотела, чтобы они перестали избегать меня, я хотела их верности. Чтобы они полюбили меня.

И я попробовала. На следующий день я задержалась за завтраком, наблюдая, чтобы понять, как работает лагерь, кто главный. Это напомнило немного жизнь во дворце, где я пыталась разгадать иерархию. Вчерашние мужчины, включая Стуана, ушли в лес, как только доели, как и еще одна группа, три женщины и мужчина с луками. Они были важными, охотниками и защитниками лагеря. Двое мужчин с хаганским акцентом общались у костра, затачивая ножи и мечи. Оставшиеся люди, включая леди Шасту, начали собирать вещи для стирки, и я воспользовалась шансом.

- Позвольте помочь, - сказала я. – Я хочу быть полезной здесь.

Они переглянулись, и мы все повернулись к поварихе, смотревшей на меня. Она была главной. Ее нужно было склонить на свою сторону.

- Там достаточно людей, - сказала она.

- Может, я тогда помогу с едой? – попыталась я снова.

- Мне не нужна помощь, девчушка.

- Я хочу что-нибудь сделать.

- Нужно опустошить горшки, - сказала женщина позади меня, но я, обернувшись, не смогла понять, какая именно.

Я взглянула на их главу, та пожала плечами, и я увидела в этом вызов. Она думала, что я откажусь. Она этого хотела.

- Хорошо. Где они?

Она уставилась на меня и пожала плечами.

- Там за деревьями. Их нужно опустошить в яму в лесу. Придется выкопать новую. Не у реки и не возле лагеря. А потом горшки нужно вымыть и вернуть.

- Я так и сделаю.

Опустошать чей-то ночной горшок было неприятно, а чистить три общих горшка, которыми пользовались пятьдесят людей, было кошмарно. Пахло отвратительно, но я делала это, полчаса тащила их от лагеря по одному на расстоянии вытянутой руки, постоянно представляя, как я спотыкаюсь и выливаю содержимое на себя. Я выкопала чертову яму и вылила содержимое туда, кривясь от плеска. Потом я набрала воды в реке и ополаскивала их снова и снова, пока не осталось и следа, после чего я отнесла их обратно. Когда я закончила, вернулись охотники, готовилась еда. Никто ничего не сказал мне, и я приняла миску супа в тишине и подошла к Ние, хотя голодной не была. Если бы я делала так по пути сюда, то никогда не жаловалась бы на нехватку еды.

Ниа была бледной и встревоженной, но когда я села рядом, она сморщила нос и немного отодвинулась.

- Без обид, но ты воняешь.

Я не обиделась. Она была права. И я ее поняла, когда она легла спать в другом конце палатки. Но мне нужно было продолжать. Нужно было завоевать их.

Я чистила горшки и на следующий день. И потом. И потом. Со мной все еще никто не говорила, я словно вернулась в прошлое, я снова была якобы важной, но в стороне. Презираемая. Лишняя. Ничто не изменилось. Хоуп следила, но ничего не предлагала.

«Дай им привыкнуть к тебе».

На следующий день я вычистила горшки так быстро, что, когда вернулась в лагерь, мне предложили помочь приготовить еду, если я хорошенько вымою руки. Я посчитала это прогрессом, пока мне не выдали тушки трех зайцев.

- С них нужно снять шкуру и вытащить внутренности, - только и сказали мне.

Я давно так не делала, но помнила, как это делать, так что приступила к работе. Их внутренности забивались мне под ногти, пока я их вытаскивала и бросала в огонь. Как только я закончила, мясо забрала Эма, их лидер и повар, которой больше не нужна была моя помощь. Мне стало интересно, откажутся ли люди от еды, если узнают, что я трогала мясо, но этого не случилось.

У меня не было аппетита, и я пошла в палатку, где только я и спала до заката. Завтра я снова встану и буду чистить их горшки. И послезавтра. И, видимо, дальше тоже. А они все равно не полюбят меня. Все было как в Лормере. Я тратила время, с каждой секундой Аурек становился опаснее, но я не знала, что еще делать. Я не знала, как нравиться людям, я никогда этого не умела. Я не была Эррин или Нией с их пылающими сердцами. Я не умела играть, как Лиф. Я не была такой хитрой, как Сестра Надежда, всегда знающая, что нужно сказать. Я была застенчивой, тихой и слишком серьезной. Таких не любят.

Я сжалась на одеялах, дыша ртом из-за своего запаха, когда ощутила кого-то неподалеку. Я повернулась на бок и увидела силуэт Хоуп в лунном свете.

- Что ты делаешь? – спросила она.

- Сплю.

Она щелкнула зубами.

- Нет, Твайла. Вся эта суета с мытьем горшков и чисткой зайцев. Чего ты добиваешься?

- Делаю, как вы и предложили. Даю им привыкнуть ко мне, полюбить меня.

- Я не говорила тебе добиваться их симпатии. Тебе нужно, чтобы они шли за тобой.

- А есть разница?

- Лидерство, - сказала она. – Чтобы управлять, тебе нужно уважение. Доверие. Никто не будет слушать приказы той, что чистит их горшки и воняет.

- Я не знаю, как заставить их слушать меня, - мой голос звучал жалобно, и я ненавидела себя за это. – Я думала… что это будет как в Конклаве. Думала, что они послушают меня.

- Почему?

От вопроса я опешила.

- Я… потому что вы все послушали. Эррин в Скарроне тоже. И в Конклаве согласились сражаться на моей стороне.

- Мы все знали, что ты – лучший вариант для сражения с ним. Мы все знали, кто ты, на что способна. Они не знают. Они знают лишь, что из обычной девушки сделали отравительницу, а теперь у тебя и этого нет.

- И что мне делать? – смятение делало меня раздраженной. – Какой мне стать, чтобы заслужить их внимания?

- Пойми сама. И скорее. У нас нет времени. И, ради богов, помойся, если не придумаешь ничего лучше, - она бросила мне что-то, и вещь прилетела мне в лицо, я убрала ее, и Хоуп уже не было, а я держала чистое платье, красно-коричневое и шерстяное, и сухую простыню.

Я услышала смех из лагеря и хотя знала, что это не связано со мной, он все равно жалил.

Она была права. Никто не пойдет за такой мной. Храброй я была с Эррин рядом со мной. Вот бы она была рядом.

«Но ее тут нет, - рявкнула я, злясь на себя. – Так что перестань. Дело не в Эррин. Или Мереке. Или Мэрил. Дело в тебе. Хоть раз в своей жалкой жизни перестань жить ради других, живи для себя».

Наполнившись желанием двигаться, выплеснуть гнев, я взяла грубое мыло и пошла к ручью, разделась на берегу. Я бросилась в ледяную воду, и она выбила из меня дыхание, очистила меня. Когда я нырнула с головой, чтобы вымыть волосы, все мое тело охватил огонь, но холодный и ясный, полный решимости. Огонь, способный поднимать. Я терла, пока не увидела снова свои рыжие волосы. А потом я вынырнула из воды, мне уже не было холодно, я надела новое платье через голову и ощутила себя перерожденной. И голодной.

В лагере многие уже ушли спать, и я положила себе оставшееся в котле и проглотила, сидя у дымящихся углей. Я посмотрела на небо над собой, и закат был красным. Завтра будет ясно. Красное небо на ночь – отрада Донен, говорили люди.

Донен песней пробудила отца, чтобы он забрал небеса у Нэхт.

И тут я поняла, что мне нужно было делать. Что нужно было сделать с самого начала. Конечно, ничего не менялось. Я должна была это изменить. Это было моей проблемой. Если я хотела, чтобы во мне видели лидера, я должна была управлять ими.

Утром до рассвета я разбудила Нию, Хоуп и Кирина, тряся на плечи, пока они не стали ворчать на меня. А потом я разбудила весь лагерь, ударяя по котлу деревянной ложкой как можно сильнее. Вскоре поляну заполнили очень злые лормерианцы.

- За мной, - сказала я как можно властнее, в стиле Твайлы. – Все вы. Живо.