- Молитесь, православные! С нами сила небесная.

Вот и этот шандал, оставленный ночью на земле.

- Копайте здесь, - указала Каховская.

Глубоко копать не пришлось. Людским взорам открылся полуистлевший скелет, козловые башмаки с бронзовыми застежками, нитка бус, обвивавшая ребра, уцелела нетленная русая коса.

- Груня! - раздался вопль из толпы.

Это узнала свою дочь старуха Мешкова - узнала по косе и по бусам, и тут все разом заговорили, что Груня-то Мешкова не бежала от актерской неволи, как не раз утверждал их барин, горюя, а вот же она. вот, вот, перед нами!

Каховская не выдержала - разрыдалась.

- Отец, - сказала она священнику, - вели собрать эти кости да погреби их по христианскому обряду, чтобы Груня более не блуждала по ночам, людей пугая, а я. я более не могу!

Отдохнувшие за ночь лошади уже были впряжены в карету, кучер еще раз подтянул упряжь, расправил в руках вожжи.

- Ну, барыня, так в Базяково едем? - спросил он.

- Нет, - отвечала Каховская, кладя слева от себя французский роман, а справа заряженный пистолет. - Мой братец обождет. Разворачивай лошадей обратно. мы едем в Казань!

Казанский дом П. В. Есипова располагался на углу Покровской улицы и Театральной площади (не знаю, как они сейчас называются). Лошади громко всхрапнули у подъезда, но никто из дома не выбежал, встречая, никто даже из окон не выглянул. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где находились покои Есипова, Каховская - лицом к лицу - столкнулась со священником, который спускался вниз, неся "святые дары".

- Вы к нему? - многозначительно вопросил он женщину. - Так поспешите. Уже кончается.

- Как? - обомлела Каховская.

- А так. на все воля господня.

Александра Федоровна одним махом миновала последние ступени и, отодвинув врача, который не пускал ее далее, заявила:

- Не мешайте мне. Он еще не все сказал.

- Все сказал, все! - разом загалдели домашние лакеи. - Исповедь-то была, все сказал и уже отходит.

- Прочь от дверей. я сама его исповедую!

И, войдя, она двери за собой плотно затворила. Есипов лежал на смертном одре, но, кажется, нисколько не удивился появлению Каховской, вопрос его прозвучал вполне разумно и внятно:

- Чему обязан вашим визитом, сударыня?

Каховская решила не щадить умирающего.

- Петр Василич, - сказала она, - ты сейчас предстанешь перед судией вышним, а потому говори правду. едино лишь правду желаю от тебя слышать. Скажи: ЗАЧЕМ ТЫ УБИЛ ГРУНЮ МЕШКОВУ?

Глаза Есипова, уже померкшие, глядевшие чуть ли не с того света, вдруг яростно блеснули, и казалось, вылезут из орбит.

- Кто, кто, кто сказал? Откуда сие стало известно? - захрипел он, силясь подняться с подушек на локтях.

- Мне об этом сказала. о н а.

- Кто?

- Сама Груня.

Старый театрал рухнул на подушки, и казалось, что умер.

Но затем все тело Есипова содрогнулось в рыданиях.

- Я думал унести свой грех в могилу, но ты. вы и Груня. Ладно! Пусть так. Скажу все. мне уже ничего не страшно!

Есипов вдруг горячо заговорил о своей мучительной страсти к театру, разорившему его, он сознался, что Груня Мешкова, самая талантливая актриса на свете, была его последней усладой, он даже помышлял на старости лет жениться на ней.

- Это был драгоценный перл моей сцены и адамант души моей. Ничего не жалел для нее! - выхрипывал из себя умирающий. - Я сапожки ей добрые справил, я бусами ее одарил, а она.

Навзрыд плачущий Есипов вдруг стал метаться, речь делалась бессвязной, но Каховская все же понимала его. Оказывается, кто-то из лакеев наушничал барину, что Груня неверна ему, собираясь бежать в Москву с одним из крепостных же актеров. В один из вечеров Есипову нашептали, что убедиться в измене он сам может - ночью у нее свидание с любовником в самом конце липовой, аллеи. Есипов не стерпел, что крепостная актриса предпочла ему, дворянину, крепостного же актера, и действительно он в самом конце аллеи застал Груню Мешкову.

- Я так любил ее, я так не хотел этого.

- Разве она была не одна? - спросила Каховская.

- Одна, - сознался Есипов.

- Так что же?

- Но я уже не мог слышать никаких ее оправданий. А потом.

Умирающий замолк с открытыми глазами. Каховская напомнила:

- Так что же потом?

- Потом я своими же руками и закопал ее под клумбой в конце той же аллеи. Вот теперь знаете все. Прощайте.

"Затем с ним началась предсмертная агония. Каховская вскричала людей, и Есипов на ее же руках и скончался."

А далее что-то непонятное случилось с самой Александрой Федоровной. Всегда энергичная и бодрая женщина, экспансивная в разговорах и поступках, она разом поникла, быстро состарилась, неожиданно ее разбил паралич. Глаза, прежде столь ясные и выразительные, потускнели. Именно такой застал ее Н. И. Мамаев, навещавший Каховскую с матушкой, и рассказ о встрече Каховской с ночным привидением он слышал из ее же уст.

- Как все странно! - не переставала удивляться Александра Федоровна. Ехала я к братцу, ни о чем ином не думая, но гроза вынудила меня изменить путь. Порою кажется, само провидение заставило меня ночевать в пустом доме, всеми заброшенном и проклятом, а тень Груни Мешковой выбрала не кого-нибудь, а именно меня, женщину с мужским характером, которая не побоялась следовать в сад за этой же тенью. Наконец, что-то, для меня так и необъяснимое, увлекло меня прямо к Есипову, которого смерть на миг отпустила из своих объятий, дабы я услышала его откровенную исповедь. Все это вряд ли случайно, - заключила Каховская. - Во всем, что со мною случилось, я вижу какое-то преднамеренное сцепление странных и загадочных обстоятельств.

Прощаясь с Мамаевыми, она тихо заплакала:

- Что ж, отныне очередь за мной. Увижу ль я вас? Одного никак не пойму - чем я провинилась в этой жизни?..

Александра Федоровна долго еще страдала, прикованная к постели, и скончалась только в 1829 году.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На старости лет, пребывая в почетной, но бедной отставке, Николай Иванович Мамаев писал свои мемуары, временами ликуя иль плача от нахлынувших воспоминаний. Касаясь судьбы театрала Есипова и Каховской с тенью крепостной актрисы Груни Мешковой, мемуарист пришел к очень разумному выводу:

"Явление это, по своему свойству выдающееся из ряда обыкновенных и, по-видимому, находящееся в ясном противоречии с общеизвестными законами природы, заслуживает самого серьезного изучения, и, вероятно, при дальнейшем старательном анализе подобных фактов и рядом опытов будет объяснено следующими за нами поколениями, и тогда из области сверхъестественного и чудесного перейдет в сферу научных исследований. В НАСТОЯЩЕЕ ЖЕ ВРЕМЯ ТАКИЕ СЛУЧАИ ОСТАЮТСЯ ДЛЯ НАС ПОКА ЧТО ЗАГАДКОЙ."

Мне думается, что это мнение образованного человека прошлого столетия никак не расходится с авторитетным мнением ученых и философов нашего неспокойного и даже сумбурного времени.

Возле нас - необъяснимое, пугающее, волнующее.