— Сейчас… Очищая себя постом, ты ведь не позволяешь себе вкушать пищи столько, сколько хочется?

— Да, конечно же.

— Выходит, ты сам себя, свою плоть убиваешь, желания своей плоти уничтожаешь, так же, как иудеи на алтаре уничтожали быков?

— Так и есть, - подумав, согласился Реймос. Его глаза блестели, видно было, что заинтересован человек беседой. Да и то - часто ли встретишь в этой глуши образованного латинянина?

— Выходит, и сам ты приносишь жертву, только без крови? Жертву Богу?

— Да какую жертву… - Реймос задумался, - скорее, это я сам себя, свое тело упражняю… Хотя… В ответ на мои усилия Всевышний и сам помогает мне к Нему приблизиться.

— Ну а значит, все-таки жертва твоя, отказ от пищи - шаг навстречу Богу, дабы грех первородный преодолен был… А быки, они не бессмысленны. Вот ты, я вижу, человек образованный…

— Что ж, да.

— А посмотри на аламаннов - люди они хорошие, однако ведь совсем дикие. Поди-ка объясни им про внутреннюю жертву, про работу над собой. Поймут ли?

— Пожалуй, что нет.

— Нет. А вот быка заколоть, мясо, которое для своей плоти растил, для еды, для семьи - отдать Богу - это для них понятная жертва. Такими были иудеи древние. А те, кто образованнее - те понимали, как писал святой псалмопевец: жертва Богу - дух сокрушенный. К каждому Бог на его языке обращается.

— Хорошо, - сказал Реймос, сделав паузу, - я понял, почему иудеи эти жертвы приносили, и не бессмысленно это было. Но скажи мне, почему же нужно было для искупления грехов такую жертву принести, как принес Сын Божий по-вашему? Ведь то наши грехи - а то Божественная плоть.

— Наши грехи нельзя искупить. Вопиют они к небу… страшны наши грехи… вот посмотри на меня - ты думаешь, я святой человек? А я до того, как к Христу обратился по милости Его, будучи молодым, убивал, и радовался, когда с моего меча горячая кровь стекала, и не всегда лишь в бою убивал, по приказу - а случалось, и по горячности, и от нечего делать даже. И с блудницами невесть что вытворял. Что ж ты хочешь, воином я был - так ведь и мирные люди иной раз не лучше… - Квиринус опустил глаза, - как ты говоришь, работа над собой, духовный рост, приближение к Богу, но только… может, у вас там, на острове, все люди благообразны и тихи…

— Да нет, святой господин, я понимаю, о чем ты. Все мы таковы, и я был воином, и хоть начальники меня сдерживали, не всегда вел себя так, как подобает.

— Так вот, а у нас здесь все таковы - и по справедливости, по суду нам только одно положено - смерть. Так же, как раньше Бог истребил Потопом семя человеческое с земли… Так и нынче Он по справедливости должен был поступить. Ибо таких, как мы, нельзя в рай пускать - тут же пожжем деревья райские, а друг друга перебьем и перекалечим. Согласен?

— В общем, да… Но ведь, - Реймос вскинулся. - есть люди святые, достигшие внутреннего покоя и мира, живущие в гармонии, праведники, что не грешили, либо давно праведной жизнью свои грехи искупили…

— Сколько тех праведников? Вспомни-ка историю Содома? Сколько, скажи? Один на сто?

Реймос помолчал. Кивнул.

— И одного на десять тысяч не будет, - сказал он, - ведь и из тех, кто на священном пути подвизаются, хорошо если один из десятка достигает. А что обо всех говорить?

— О том Господь и сказал поначалу: потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их*. Ох, немногие, Реймос, а прочие - прочие в погибель идут. *(мф. 7,14)

— Но что же делать тогда? - поинтересовался чужеземец. Квиринус блеснул темными зрачками.

— Мы, люди, ничего с этим поделать не можем. Только Господь сам сделал шаг нам навстречу. Потому и сказал позже: Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется. Вместо того, чтобы нас уничтожить по справедливости, Господь на смерть отдал Себя. Ведь не глумятся над телом казненного - пройдя смерть, он за все грехи свои заплатил. Только человек не в силах умереть и продолжить жить, а Господь вот умер - и вновь воскрес. Прошел за нас вратами смерти. Теперь мы чисты от греха. И каждый, кто уверовал в это, может спастись - Христос стал широкой дверью, дверью для всех, а не только для избранных праведников.

Реймос покачал головой.

— Понял ли ты меня, или непонятно я разъясняю?

— Понял я тебя. Ох, как это все необычно… только что-то ведь не так, Квиринус - ведь христиане продолжают грешить, сам же знаешь. Что же, за них опять надо жертву приносить, и так до бесконечности?

Квиринус испытующе взглянул на него - умен, образован, а вот это - поймет ли? Но надо попробовать.

— Для Бога нет вчера, сегодня, завтра. Нет времени. Бог бесконечен. Вне времени Он существует. Вне времени Христова жертва. Нет такого, чтобы Он искупил лишь грехи, совершенные за день до Его казни, а те, что на следующий день - не искупил. Потому все то, что делаем мы, недостойные овцы стада Христова, тоже подлежит искуплению, и говорим мы, что за нас, за меня лично Христос пострадал и страдает в вечности… и совершая грех, надо знать, что бичом жжешь невинное тело Христа или гвозди вбиваешь в Его плоть. Мы это делаем по недомыслию и неверию, однако можем, по великому милосердию Божьему, покаяться и спастись. Иначе же и надежды бы не было…

Квиринус умолк, видя, что глаза собеседника все больше расширяются - и смотрит он очень странно.

— Поразительно, - Реймос покачал головой, - Гераклит… Сократ… да, это все у вас есть, но… чтобы столь сложное учение завладело столькими умами! Поразительно! Впрочем, прости, святой господин, я поражен твоими словами о вечности и бесконечности, и не знаю, как может так умно рассуждать человек, не посвятивший свою жизнь… размышлениям о Вселенной. Для которого и сама Вселенная-то… впрочем, неважно. Ты хорошо разъяснил мне суть вашего учения. Я понял.

— Что ж, я рад, - сдержанно ответил Квиринус. Он не был доволен - собеседнику лишь казалось, что он понял. А понял он лишь умом.

— Потому и сказано учеником Божьим Иоанном, - добавил он, - Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.

Квиринус старался говорить медленнее, чтобы слова отпечатались в памяти собеседника. Реймос кивнул - видно было, что беседа произвела на него впечатление.

— Благодарю, твое преподобие, очень поучительно было слушать тебя. Ты открыл мне новый мир, которого я не понимал. Пребывание мое… на вашей земле… скоро заканчивается, мне пора в обратный путь, и я считал, что узнал о вас все - однако же ни разу не случалось мне говорить с человеком, которые объяснил бы мне суть христианского учения столь доходчиво. Теперь я знаю, во что вы верите, и благодарен тебе.

Реймос вежливо попрощался и вышел. Епископ еще какое-то время глядел ему вслед. Зерно посеяно - взойдет ли? Может быть - не сразу, может, потребуется еще полить его, чтобы оно проломило плотную корку души и потянулось к Солнцу. Так часто необразованные и невежественные люди легче и быстрее воспринимают слово Божье, нежели ученые книжники, люди духовные и праведные. Однако, подумал Квиринус, теперь уже не мое это дело, теперь - Твое, Господи, я мог лишь рассказать ему о Тебе, а Ты не оставь этого чужестранца Твоей милостью.

Марка букинобантов была построена следующим образом - состояла из множества отдельных бревенчатых домов, окруженных землянками (наподобие той, в которой жила мать Аморика), и за землянками - наделы, где варвары растили овощи, горох и бобы, а кое-где - овес, рожь и ячмень, хотя основные поля тянулись за пределы жилой общины. От каждого такого хуторка до другого путь был не близкий. В центре же марки высился самый большой дом, обмазанный цветной глиной, окруженный домиками поменьше, и проживал в нем сам Рандо - ныне на хозяйстве отсутствующий. За маркой шумела священная роща, где приносились жертвы языческим богам. У этой рощи и хотел Квиринус встретиться с братьями.

Но пошел через общину кратким путем. Во-первых, хотел он еще заглянуть к вдове Кунигунде, богатая она, и у нее Квиринус хотел выменять кое-что из еды - на отрез шелка из Трира, который лежал у него в суме.